Корсиканцы добывали асбест и перерабатывали его в негоримые ткани. Позднее, в восемнадцатом веке, жители некоторых селений в Пиренеях тоже занялись добычей асбеста, плели из него пояса, ткали салфетки и ленты.

Но вот в 1720 году прошел слух, что где-то в России, на далеких Уральских горах, открыты большие залежи волокнистого камня и будто сделал это открытие крепостной крестьянин Сафон Согра.

Вот что известно об этом удачливом и зорком следопыте.

Жил он в Невьянском заводе, который, как и многие другие уральские заводы, принадлежал Никите Демидову.

Однажды, поднимаясь вверх по горе, Сафон Согра нашел несколько невиданных дотоле камешков. Они состояли из плотно прилегающих друг к другу шелковистых волоконец. Долго забавлялся Сафон, растрепывая каменные нити, и, наконец, решил показать свою находку хозяину.

Демидов тотчас оценил огромное значение открытия. Это был человек практичный, он хорошо знал, что асбест может иметь успех на мировом рынке.

Гору, где Сафон Согра нашел волокнистые камешки, назвали Шелковой. Демидов быстро организовал здесь добычу асбеста, и вскоре демидовские крепостные девушки вязали из асбестовых нитей тончайшие перчатки, чулки, причудливые кружева и нарядные дамские сумочки.

Далеко за пределами России прославились изделия уральских мастериц. Самые знатные щеголихи Парижа, Лондона, Мадрида стремились украсить свои туалеты невьянскими каменными кружевами. А на знаменитых ассамблеях Петра Первого моднейшим дамским украшением была негоримая сумочка из асбестового волокна.

Но надо сказать, что невьянское производство каменных кружев просуществовало недолго. Да и неудивительно. Потребители безделушек, изготовленных из негоримых волокон, были немногочисленны. А иного применения асбесту еще не находили.

Потребовалось целое столетие после открытия Сафона Согры, чтоб асбест был оценен как вещество не только красивое, но и очень полезное.

Оценили его строители паровозов, создатели тепловых и силовых установок.

Во всех странах начались энергичные поиски асбеста. Итальянцы нашли у себя два новых месторождения: в долине Суза и в долине Аоста. Талантливая женщина по имени Елена Перпенти научилась изготовлять бумагу из асбеста и открыла в Пьемонте небольшое предприятие.

Но слава всех прежде известных месторождений померкла в 1876 году. Мир был потрясен известиями о богатейших залежах волокнистого камня в Канаде, в провинции Квебек.

Асбест из Квебека начали вывозить во все страны мира. Рудники Квебека были оборудованы самыми совершенными механизмами. Здесь лучше всех других мест на земном шаре умели обрабатывать асбест.

Казалось, v Квебека нет и не может быть конкурентов. И все же такой нашелся.

Берега уральской реки Большой Рефт и все ее притоки издавна славились россыпным золотом. Эти золотоносные берега привлекали к себе многих. В одиночку копались здесь в поисках горняцкого «фарта» крестьяне-старатели. Большие участки для поисков золота имели уральские золотопромышленники.

Летом 1886 года Екатеринбургское горное управление прислало сюда партию землемеров во главе с Алексеем Павловичем Ладыженским. Предстояло отвести участок земли для екатеринбургской купчихи Кремлевой, которая тоже собиралась испытать свое счастье. И вот, когда работа была уже закончена и оставалось только огородить выделенный участок столбами, Ладыженский заглянул в одну из ям, вырытых для столбов.

«Что же это там, на дне?» — подумал он, заметив куски зеленоватого камня.

По просьбе Ладыженского камень был извлечен. В нем, словно в слоеном пироге, находились прожилки другого камня, серебристого по цвету и жирного на ощупь.

— Так вот это что! — воскликнул Ладыженский. Он понял, что перед ним — змеевиковая порода с включенным в нее ценнейшим минералом — асбестом.

Ладыженский был достаточно осведомленным человеком, чтобы оценить значение своего открытия. Он знал: промышленности нужен асбест. Не сомневался он и в том, что разработка открытого им месторождения могла бы принести большое богатство. Но Ладыженский был на государственной службе и, по законам того времени, не имел права приобретать на свое имя участки для разработки земных недр.

Пришлось ему передать этот богатейший кусок купчихе Кремлевой. И вместо золота она начала добывать здесь асбест.

Но ни у Кремлевой, ни у ее помощников не было никакого опыта в этой новой, неизвестной в России отрасли горного дела.

Опыт невьянских «добытчиков» асбеста давно был забыт. Работы на участках велись очень примитивно. Добытую руду дробили бегунами, которые приводились в движение лошадьми. Чтоб распушить асбест, его били вручную цепями, наподобие того, как раньше молотили хлеб на гумне. Механизации никакой не было. Всюду применялась только сила человека и лошади.

Дело, начатое Кремлевой, не могло успешно развиваться. К тому же участки, открытые землемером Ладыженским, оказались бедными, сорта асбеста здесь были самыми плохими. Кремлева начала сожалеть о том, что взяла на себя тяжелую и невыгодную обузу.

Вот почему, когда подвернулся покупатель (ревельский барон Жиардо де Сукантон), она со вздохом облегчения уступила ему весь свой прииск.

Хитрая купчиха в душе посмеивалась над незадачливым бароном, которого не остановили ее неудачи. Но у барона оказался энергичный и предприимчивый управляющий — инженер Малявинский. Он провел разведку на всей территории, принадлежащей хозяину, и открыл богатые залежи асбеста.

С того времени, когда на этой земле работал Малявинский, прошло почти семьдесят лет, а запасы, открытые им, все еще не исчерпаны, хотя немало асбеста за эти десятилетия было добыто из недр.

Слава о новом месторождении быстро распространилась по Уралу, а затем и по всей России. Многие вспомнили слышанные в детстве рассказы о волокнистом камне, о негоримой скатерти, изготовленной невьянскими мастерицами из горного льна и подаренной Демидовым царю Петру, и о многих других необычайных вещах из загадочной каменной кудельки.

Сюда, в глухую тайгу, двинулись предприниматели. Неисчислимые запасы уральской кудельки и ее превосходные сорта создали новому месторождению мировую славу.

Точно так же, как раньше, отводились участки для разработки золота, «отводы» производились под добычу асбеста.

Рядом с участками ревельского барона начал работать польский подданный Поклевский-Козелл. Итальянцы организовали русско-итальянское общество «Уралит» и тоже купили участок нового прославленного месторождения.

Но техника добычи оставалась очень низкой. Породу по-прежнему отбивали кайлом, бурили вручную. Коротковолокнистый асбест бросали в отвалы вместе с пустой породой, добывая только лучшие сорта, наиболее дорогие.

А рабочая сила была почти даровой. В летние месяцы к новым рудникам приезжали тысячи людей. Это были бедняки из окрестных деревень, бродившие целыми семьями в поисках работы. Нередко задерживались здесь и беглые каторжники.

«Сезонники» (так звали временных рабочих) располагались обширными таборами. Среди вековых елей пестрели их шалаши, бегали малые ребятишки, пылали вечерами костры и раздавалась песня, то горькая, тоскливая, то разухабисто-веселая, словно стремившаяся затопить всю боль и несправедливость рабочей судьбы.

В рудниках работали не только мужчины, но и женщины и даже дети. Самой высокой оплатой было пятьдесят копеек в день. Эту оплату получал «специалист»-забойщик. Женщине же платили двадцать пять — тридцать копеек, а ребятишкам по пятнадцати копеек за двенадцатичасовой рабочий день.

С наступлением осени «сезонники» разъезжались. Ближний к рудникам лес затихал. Но и в это время хозяева не испытывали недостатка в дешевой рабочей силе. Немало по России бродило бездомных несчастных людей. Они готовы были выполнять любую работу, за любую, самую ничтожную оплату, лишь бы нашлось пристанище, лишь бы спрятаться от лютых зимних морозов.

Таких рабочих называли «зимогорами». Они ютились в земляных бараках. Спали вповалку на нарах по сто — сто пятьдесят человек вместе, а питались теми продуктами, которые хозяева выдавали им в счет заработков. И получалось так, что должником всегда оказывался рабочий. Его обсчитывали, обмеривали, обвешивали, и ему же постоянно угрожали высылкой из рудничного поселка, из той собачьей конуры, которую он получал от «милостивых» хозяев.