Вдруг Гед встал во весь рост и громко что-то сказал. Магический ветер стих и потерявшую скорость «Ясноглазку» начало бросать на волнах, словно щепку. Хотя обычный ветер и продолжал дуть с востока, парус безжизненно обвис. Лодка остановилась.

Гед скомандовал:

– Спусти парус. – И Ветч быстро выполнил приказ, а Гед в это время достал весла, вставил их в уключины и принялся грести изо всех сил.

Ветч, видя вокруг только водяные горы, не понял сначала, зачем понадобились весла, но потом заметил, что слабеет даже обычный ветер, а море успокаивается. Через некоторое время лодка под мощными ударами весел Геда вошла как будто в тихую бухту, в полосу совершенно спокойной воды. Гед греб, сидя лицом к корме, и между ударами весел оглядывался через плечо, стараясь заглянуть вперед. Хотя Ветч и не видел того, что Гед – темных склонов под неподвижными звездами – опытным глазом волшебника он начал различать на лениво плещущейся воде сгустки мрака. Вода вокруг лодки начала превращаться в песок.

Если это и было иллюзией, то необычайно мощной – Открытое Море, казалось, обратилось в сушу. Собрав остатки храбрости, Ветч начал медленно произносить заклинание Откровения, после каждого слова поглядывая, не заколеблется, не исчезнет ли песчаная отмель посреди безбрежного океана. Но она не исчезла. Возможно, это заклинание, хотя оно и воздействовало только на его собственное зрение, а не на окружающую действительность, не имело здесь силы. Но вдруг это не иллюзия и они действительно добрались до Края Мира?

Гед греб все медленнее, часто оглядываясь через плечо и тщательно выбирая путь, осторожно направляя лодку в одному ему видимые каналы и протоки. Время от времени киль «Ясноглазки» задевал дно, и она вздрагивала, хотя под днищем лежала бездонная пучина моря. Гед поднял весла, они заскрежетали в уключинах, и звук этот был ужасен в царившей здесь гробовой тишине. Все остальные звуки – вой ветра, скрип дерева, хлопанье паруса – поглотила абсолютная тишина, которую, казалось, ничто не могло нарушить. Лодка замерла. Не чувствовалось даже малейшего дуновения ветерка. Море превратилось в черный песок. Ничто не двигалось ни в темном небе, ни на призрачной суше, простиравшейся во все стороны на сколько хватало глаз, постепенно теряясь в сгущающемся мраке.

Гед встал, взял посох и легко перешагнул через борт. Ветч был уверен, что его друг сейчас упадет и утонет в море, которое, несомненно, прячется за этой призрачной пеленой, скрывавшей воду, небо и свет. Но моря больше не было и Гед пошел прочь от лодки по скрипящему под ногами черному песку, на котором четко отпечатывались его следы.

Посох Геда вспыхнул ясным белым светом, который вскоре стал настолько ярок, что крепко сжимавшие светящееся дерево пальцы мага приобрели багрово-красный оттенок.

Он зашагал вперед, удаляясь от лодки, но там, где они находились, отсутствовало чувство направления: не было ни севера, ни юга, ни востока, ни запада. Только «навстречу» и «от».

Мрак все сгущался. Свет в руке Геда казался Ветчу странствующей во тьме звездой. Это заметил и Гед, но он по-прежнему продолжал смотреть только вперед. И наконец на границе света и тьмы Гед увидел Тень, которая плыла над песком ему навстречу.

Поначалу Тень не имела формы, но, очутившись ближе, она приняла облик человека. Это был старик, седой и угрюмый, и в тот момент, когда Гед узнал в нем своего отца, он увидел, что перед ним уже не старик, а юноша. Джаспер… его надменное красивое лицо, серый плащ с серебряной застежкой, его манера держаться. С ненавистью смотрел он на Геда сквозь окружающую их тьму. Гед не остановился, но замедлил шаг и поднял повыше посох. Испускаемый им свет стал ярче, и в его лучах приближающаяся фигура превратилась в Печварри, но лицо плотника было раздуто и бледно, как у утопленника. Он вытянул руки и поманил Геда. Расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, но Гед продолжал идти вперед. Внезапно Тень вновь изменила обличье – она распростерлась, будто раскрыв гигантские тончайшие крылья, затем съежилась снова. На мгновение Гед увидел в сгустке мрака белое лицо Скиорха и его затуманенные глаза, а потом – ужасную морду, ни звериную, ни человеческую, с дергающимися губами и бездонными ямами глазниц, сквозь которые глядела на него черная пустота.

Гед еще выше поднял посох и сияние его стало нестерпимым. В этом безжалостном свете, рассеявшем даже первозданную тьму, все человеческие формы спали с Тени, словно шелуха. Она сжалась в комок, почернела и на четырех коротких когтистых лапах двинулась вперед, вытянув к Геду бесформенное рыло, на котором уже не было ни губ, ни глаз, ни ушей. Когда они сблизились, Тень, став черной, как ночь, в ослепительном сиянии посоха, поднялась во весь рост. В полной тишине человек и тень сошлись лицом к лицу и остановились.

Громко и ясно, разбив на куски древнее безмолвие, Гед произнес Имя Тени и одновременно с ним, не имея ни губ, ни языка, Тень произнесла то же самое слово, то же самое Имя:

– Гед!!! – и голоса их слились.

Гед бросил посох, вытянул руки и схватил свою Тень, свое черное «Я». Свет и тьма встретились, соединились и стали одним целым.

Ветчу, который в ужасе следил за ними издалека, показалось, что Гед побежден – он увидел, как померкло ослепительное сияние. В отчаянии и ярости выпрыгнул Ветч из лодки, дабы помочь другу или умереть вместе с ним, и что было сил помчался в сторону слабого проблеска света посреди кромешной тьмы пустыни. Но суша начала растворяться у него под ногами, превращаясь в зыбучий песок… внезапно его оглушил рев ветра и волн, ослепил дневной свет, он почувствовал жгучий холод и горечь соли на языке – мир вернулся к нему, Ветч погрузился в настоящее живое море.

Неподалеку от него качалась на волнах одинокая «Ясноглазка», но больше ничего не было видно – вода заливала глаза. Ветч плавал плохо, но все же сумел добраться до лодки и тяжело перевалиться через борт. Кашляя и тряся мокрыми волосами, он стал осматриваться, точно не зная, в какую сторону глядеть. Наконец далеко-далеко он заметил среди волн какой-то темный предмет. Взявшись за весла, Ветч начал грести изо всех сил. Хоть и не скоро, но он все же доплыл до Геда, поймал его за руку и втащил в лодку.

Хотя Гед находился в полубессознательном состоянии и смотрел на Ветча отсутствующим взглядом, с виду он был цел и невредим. Гед крепко сжимал в руке потухший тисовый посох. Обессиливший и промокший до нитки, юноша молча лежал около мачты, ни разу не взглянув на Ветча, который поднял парус и развернул лодку, чтобы поймать северо-восточный ветер. Гед не обращал никакого внимания на окружающий мир, пока прямо по курсу на потемневшем небе в разрыве облаков не появилась, словно круг из китовой кости, новорожденная луна, и отраженный ею солнечный свет слегка рассеял океан тьмы.

Тогда Гед поднял голову и долго-долго вглядывался в светлое пятно на западе.

Насмотревшись вдоволь, он встал во весь рост, держа посох обеими руками, словно воин – длинный меч, и посмотрел на небо, на море, на парус над своей головой и в глаза своему другу.

– Гляди-ка, Эстарриол, я ведь сделал это! Наконец-то все кончено. – Он рассмеялся. – Рана затянулась, и я теперь такой же, как и прежде. Я свободен… – Он сел и, пряча в ладони лицо, заплакал как ребенок.

До этого момента Ветч с беспокойством следил за Гедом, ибо не был полностью уверен в благополучном исходе схватки во тьме. Он не знал, кто находится с ним в лодке и в любую секунду готов был, пробив дно, затопить «Ясноглазку» посреди моря, только бы не привести в гавани Архипелага порождение мрака, которое могло принять облик Геда. Но теперь, когда Ветч увидел глаза друга и услышал его голос, последние сомнения исчезли. Гед не одержал победу, но и не проиграл. Назвав Тень своей смерти своим собственным Именем, он стал цельной личностью, человеком, до конца познавшим себя, человеком, в душе которого не осталось места для ненависти, мрака и боли. В самой древней балладе, «Сотворение Эа», поется: