-- Понятно! - пискнула Елена.

   -- Тогда быстро пошла работать! Тебя дома клиент... Тьфу! Я с тобой уже заговариваться начала! Муж дожидается!

   Елена больше не посмела спорить и, всхлипывая, одной рукой вытирая слёзы, а другой прикрывая распухшее ухо, поспешно удалилась.

   Между тем Агамемнон громко объявил победу Менелая. Несмотря на исчезновение Париса, эта победа была настолько очевидна, что никто не посмел её оспаривать.

Измена!

   "Вот и всё", - сказал Зевс и выключил ясновизор.

   Собравшиеся перед экраном боги подавленно молчали. Они были одеты празднично и пестро. Многие пришли с разноцветными флагами и повязали яркие ленты поверх одежды. В руках у всех были полные кубки нектара, которые никто даже не пригубил. Наряды богов совершенно не соответствовали их мрачному виду. Настроение у всех было отвратительное, насколько может быть отвратительным настроение богов, которые собрались посмотреть битву двух величайших армий в истории человечества, а вместо неё им показали секундную драку, один из участников которой исчез после первого же удара. Вместо величественного, эпического по своим масштабам и драматизму зрелища они увидели убогую комедию с обделавшимся героем.

   В собрание богов бесшумно, низко опустив голову, вошла Афина. Судя по виду, она собиралась разрыдаться, и было от чего: восемь лет она подбирала доспехи и заказала эгиду, с какой не стыдно появиться на величайшем сражении древности, она соткала лучший в своей жизни плащ, который собиралась подарить самому могучему герою, и теперь всё это шло псу под хвост.

   Громовержец не без иронии оглядел богов. Ход событий не устраивал и его, но он уже придумал, как вписать этот оборот в свой сложный многоходовой план. Пожалуй, это недоразумение могло даже сыграть ему на руку.

   -- Что ты опечалилась, дорогая? - ехидно спросил он у Геры. - Или ты всё ещё думаешь, что я помогаю троянцам? Тебе не угодить. Ты же сама хотела, чтобы победили греки. Вот они и победили, а ты, кажется, опять не довольна.

   -- А чему радоваться? Этот мерзавец Парис остался безнаказанным и может дальше похищать чужих жён, Троя, этот рассадник разврата, стоит как ни в чём не бывало. Сколько лет потрачено впустую! Делай что хочешь - твоя воля, но учти, не все тут с тобой согласны.

   -- Какая ты, оказывается, кровожадная! Была б твоя воля, ты, я вижу, троянцев живьём бы съела. Что же в них плохого? Они мне регулярно приносят хорошие жертвы.

   -- Приносят! Мальчиками для забав!

   Гера резко указала пальцем на Ганимеда. Громовержец вздохнул.

   -- Ах, вот оно что! Так ты из-за этого просишь меня уничтожить целый город?

   -- Конечно, кто я такая, чтобы тебя о чём-то просить! Я не Фетида, не царевна какая-нибудь длинноногая. Я всего лишь твоя жена! Я ведь не прошу Балканы передвинуть или море осушить. Я прошу уничтожить один единственный город. Ты можешь это сделать просто потому, что я об этом прошу?

   Гера не догадывалась, что разговор развивался в точности так, как хотел Зевс. Всем, кто наблюдал за их беседой, казалось, что Гера вот-вот заставит Зевса переменить решение, но на самом деле Зевс уже всё решил и уверенно вёл жену к заранее подготовленным ловушкам.

   -- Ты всего лишь просишь, чтобы я позволил разрушить мой любимый город. А если бы я захотел разрушить твой любимый город, что бы ты сказала?

   Гера нервно рассмеялась.

   -- Можно подумать, тебе на это нужно моё разрешение! Какой город ты имеешь в виду? Микены? Спарту? Аргос? Да пожалуйста! Разрушай, если охота!

   -- Как насчёт Карфагена?

   Гера бросила на Зевса быстрый злобный взгляд. Зевс усмехнулся.

   -- Это я так спросил, для примера. Не будем опять ссориться - дело того не стоит.

   Он оглядел собрание и добавил:

   -- Афродиты, я вижу, тут нет, так что скажу, пока она не слышит: она молодец. Хотела спасти Париса и спасла. Вы бы на её месте стали меня просить и канючить, будто я тут единственный бог. А она просто взяла и сделала.

   -- И ты ей разрешил? - быстро спросила Афина.

   -- Не припомню, чтобы она спрашивала разрешения, - рассеяно ответил Зевс и, хлопнув ладонями по коленям, встал. - Пойду отдохну. Больше меня попрошу сегодня не беспокоить.

   Он повернулся к собранию спиной и вышел, опираясь на плечо Ганимеда.

   Гера бросила стремительный взгляд на Афину. "Афина! Быстро!" - прошипела она, но та и сама уже всё сообразила, вскочила и опрометью бросилась к Трое.

   А там вовсю праздновали заключение мира. Греки и троянцы братались, пили на брудершафт, обменивались оружием и адресами. Приносились жертвы, готовился праздничный обед.

   Грохот металла на мгновение заглушил шум пира. Это Афина так спешила, что зацепилась с разгону за брошенный кем-то щит и, загремев доспехами, растянулась у всех на глазах так, что искры полетели. Но она быстро вскочила и смешалась с толпой веселящихся, и воины в большинстве своём её не заметили, продолжая праздновать, так и не поняв, что это был за шум.

   -- Прибежала папенькина дочка, - проворчал какой-то грек. - Явилась - не запылилась. Сейчас опять начнёт всех за войну агитировать.

   -- Да нет, - возразил ему какой-то троянец. - Это её, наверное, отец послал, чтобы мир между нами утвердить.

   -- Ну, дай то Зевс!

   Афина между тем присоединилась к группе ликийцев - троянских союзников и, усевшись в их кругу, небрежно бросила: "А что, парни, Парис-то каков!" Ликийцы громко расхохотались, приняв слова богини за остроумную шутку. Люди они были простые, и любую небрежным тоном сказанную фразу, смысл и назначение которой были непонятны, считали шуткой.

   "Я думаю, он много дал бы за то, чтобы увидеть сегодня похороны Менелая", - продолжила Афина тем же тоном. Ликийцы снова расхохотались.

   Афина поморщилась, что, впрочем, под шлемом было не заметно, и уже серьёзным тоном повторила свои слова, обращаясь к Пандару - лучшему стрелку среди троянцев:

   -- Я думаю, Парис много дал бы тому, кто убьёт Менелая.

   Знаменитый стрелок был человек жадный и умом недалёкий.

   -- Много? - переспросил он. - Сколько много?

   -- Я думаю, он отдал бы за это всё: золото, серебро, изделия из меди.

   -- Изделия из меди? Кубки и треножники?

   "На что мне приходится идти!" - с тоской подумала Афина. Больше всего на свете она терпеть не могла тупых мужчин, и общение с Пандаром было ей невыносимо, но ради святого дела она готова была стерпеть и это.

   -- Кубки и треножники, - медленно, стараясь не раздражаться, ответила она. - А ещё подставку для сандалий, инкрустированную слоновой костью.

   -- Совершенно бесполезная вещь, - задумчиво сказал Пандар. - Хотя, слоновой костью, говоришь, инкрустированная?

   -- Слоновой костью с золотом! И ножки точёные! - закричала Афина и, не в силах больше выдерживать этот разговор, вскочила и покинула ликийцев.

   Посеянные ей семена упали в основательно унавоженную, хоть и не очень плодородную почву. Немного поразмыслив, Пандар еле слышно проговорил: "Ножки точёные!" и вслух сказал своим товарищам: "Мужики, прикройте меня". Ликийцы встали, закрыв его щитами, чтобы греки не могли увидеть, что он делает. А Пандар достал лук, натянул тетиву, вложил стрелу, прицелился в Менелая, беседовавшего неподалёку с Агамемноном, и в коротких словах попросив помощи у Аполлона, выстрелил.

   Афина, стоя в стороне, наблюдала за этим, довольная, что её слова не пропали даром. Но, готовя покушение на Менелая, она вовсе не хотела его смерти. "Менелай, берегись!" - закричала она. Менелай обернулся, стрела, летевшая в него, скользнула по поясу и, пробив доспехи, воткнулась не глубоко, но вызвала сильное кровотечение.

   "Измена!" - закричали греки.

   "Врача!" - закричал Агамемнон, бросаясь к брату.

   "Менелай! Только не умирай! - кричал он, хватая его за плечи. - Как я домой вернусь?! Надо мной же все смеяться будут!"