-- Я смотрела на бой с башни, - сказала Андромаха. - Не увидела тебя и думала, что тебя уже нет в живых. Если ты себя не жалеешь, то хоть обо мне подумай. Ты же один у меня остался. Нет у меня больше ни отца, ни братьев - все убиты Ахиллом. И мама этого не пережила. Куда ты теперь идёшь? Останься. Разве там некому больше воевать?
-- Я должен туда идти, - ответил Гектор. - Как бы я людям потом в глаза смотрел, если бы сейчас остался в городе? Конечно, я думаю о тебе. Я думаю о том, что будет с тобой после нашего поражения. Когда ты станешь невольницей какого-нибудь грека, и люди скажут: "Это жена того самого Гектора". К счастью, я этого никогда не увижу.
Гектор потянулся к сыну, чтобы взять его на руки, но ребёнок заплакал, испугавшись конской гривы, свисавшей с гребня отцовского шлема. Гектор улыбнулся, снял шлем, положил его на землю и взял сына на руки.
-- Не волнуйся за меня, - сказал он Андромахе. - Если не судьба мне погибнуть, то никто меня к Аиду не сможет спровадить. А если судьба, то против неё всё равно ничего не сделать. Не об этом я сейчас думаю. Сегодня я умру, завтра или лет через тридцать - что от меня останется? Только он - Астинакс. Он превзойдёт меня во всём - будет сильнее, умнее, станет великим царём. Люди забудут всё, что я сделал, но будут помнить как об отце Астинакса. Пройдут века, и люди забудут и Гектора, и Астинакса, но будут жить наши потомки, которые, возможно, совершат подвиги, которые мы сейчас и представить себе не можем. Эти герои появятся на свет благодаря мне, а значит я прожил жизнь не напрасно. Ради этого стоит жить, и за это стоит умирать. Пусть я погибну, но через тысячу лет великий герой будущего, перечисляя своих предков, назовёт в их числе и меня. Сейчас я иду в бой для того, чтобы жил Астинакс, и если для этого надо, чтобы я погиб - это не такая уж высокая цена.
Он отдал сына жене, надел шлем и, не оборачиваясь, пошёл к воротам.
Андромаха смотрела ему вслед, не надеясь когда-нибудь снова увидеть.
Гектор не рассчитывал встретить у ворот Париса, но тот уже его ждал. Отдых помог или увещевания Елены подействовали, но он снова выглядел так же браво и воинственно как утром.
-- Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать! - весело крикнул он. - Не такой уж я трус, как видишь.
Глядя на своего легкомысленного брата, Гектор невольно улыбнулся.
-- Ну что ты! - сказал он. - Конечно, ты не трус. Я никому не позволю так о тебе говорить. Ты просто раздолбай.
Парис засиял, радуясь похвале Гектора.
В это время Гекуба собрала лучшие платья из запасов Елены и возложила их на алтарь Афины. Богиня сморщила мраморный носик и презрительно бросила: "Не нуждаюсь!"
Гектор и Аякс
Приблизившись к полю боя, Гектор и Парис увидели бегущих троянцев. Оставшись без предводителя, они совсем утратили боевой дух.
"Стойте! - закричал Гектор. - Что испугались? Смотрите: даже Парис в бой идёт, а вы труса празднуете!"
"Гектор!" - пронеслось по рядам защитников города. Их ряды снова сомкнулись и двинулись вперёд. Конечно, не появление Париса, а возвращение Гектора их воодушевило. Но радость, охватившая войско, была такова, что даже Аполлон, всё это время равнодушно наблюдавший за происходящим с крыши своего храма, не выдержал и сиганул на помощь троянцам.
Воинственные крики слышала на Олимпе и Афина. Она сидела в своей комнате и дулась на отца. Спать она совсем не хотела. Увидев, как поворачивается ход боя, она не выдержала. Полагая, что за дверью следят, она вылезла в окно и ринулась туда, где с новой силой разгоралось сражение.
Главный бой шёл на поляне у одиноко стоящего дуба.
Страшный удар раздался над сражающимися, воюющие бросились в стороны, и с неба на землю посыпались люди. Один из них тут же вскочил на ноги и оказался Аполлоном. Прижимая ладонь ко лбу, он заорал громоподобным голосом: "Глаза дома забыл?! Смотри, куда летишь, придурок!" и, тут же успокоившись, сказал своим нормальным равнодушным тоном: "А, это ты, Афина. Повоевать прилетела?"
Афина тоже поднялась с земли. Шлем и доспехи спасли её от серьёзных травм, но лёгкую контузию она всё же, видимо, получила. С секунду богиня стояла, слегка покачиваясь, и бестолково хлопала своими большими круглыми глазами, а потом рассеяно ответила: "Да, повоевать" и, вдруг собравшись, запальчиво добавила: "А что, скажешь, только мужчинам можно, а девушкам нельзя?!"
"Отчего же? - всё тем же равнодушным голосом ответил Аполлон. - Девушкам тоже можно".
Афина, уже приготовив множество аргументов и примеров, собралась возражать, но неожиданный ответ Аполлона обескуражил её, и она так и застыла с полуоткрытым ртом, покрасневшая от смущения. Афина всегда краснела и смущалась, когда видела Аполлона.
Бой прекратился. Троянцы и греки разошлись по обе стороны поляны, оставив на ней лежать нескольких убитых и раненых, и наблюдали за потерпевшими аварию богами. Те огляделись и, сообразив, что мешают, вспорхнули на ветку дуба, откуда, болтая ногами, стали наблюдать за развитием событий.
А события не развивались. Отдышавшись и придя в себя после горячки боя, воины почувствовали накопившуюся за весь день усталость. Никто снова воевать не рвался.
-- Надо бы как-то закончить сегодня, - рассеяно произнёс Аполлон.
-- Ага, - устало подтвердила Афина. - А как?
Гектор, словно услышав их разговор, вышел на середину поляны и закричал: "Греки! Кто хочет выйти со мной на поединок?!"
Молчание было ему ответом.
Прошло несколько секунд, когда из греческой фаланги вышел Менелай и, обернувшись, крикнул: "Бабы трусливые! Гречанки вы, а не греки!"
От волнения он даже не заметил, что цитирует Терсита - демагога, которого сегодня утром Одиссей побил за такие разговоры. Менелай пошёл навстречу Гектору, но успел сделать всего два шага, как его догнал Агамемнон, схватил за локоть и грубо затащил обратно в строй. "Совсем обезумел?! - закричал он на брата. - Это тебе не Парис, это Гектор - с ним даже Ахилл биться опасался. Жить тебе надоело?!"
Он вышел перед строем и, грозно спросил, обращаясь ко всем, но глядя на стоявших рядом и о чём-то переговаривавшихся Одиссея и большого Аякса: "Что, перетрусили все? Гектора испугались?!"
-- Не испугались, - ответил Одиссей. - Сразиться-то можно, только не хотелось бы стрелу в спину словить, как это уже сегодня было с Менелаем. Не очень-то я верю в порядочность троянцев с некоторых пор.
-- Ну что ты, Одиссей! - донеслось с ветки дуба. - Тут же мы с Аполлоном. Мы проследим, чтобы всё было честно.
На поляну вышел большой Аякс и заявил:
-- Кому тут точно нельзя верить, так это вот этой вот дамочке! - он показал пальцем на Афину. - Я сам сегодня видел, как она разговаривала с ликийцами, а сразу после этого один из них выстрелил в Менелая.
-- Ну, ты! - гневно крикнула Афина, мысленно наложив на уже подписанный смертный приговор Аяксу резолюцию: "С муками и с унижением".
Из греческих рядов послышался старческий кашель. Нестор вышел перед строем и, обращаясь то ли к присутствовавшим богам, то ли к греческому войску, заговорил:
-- О боги! Страшные времена настают. Доблесть в людях иссякла, бескорыстие, честность, доброта пропали. Но не это самое плохое. Хуже всего то, что доверия в людях не стало. Всякое мне поведать довелось. Давно я живу. Застал и ту пору, про которую теперь и вспоминать не хочется. Бедно мы тогда жили, тяжело, но богам мы тогда верили. Себе, жёнам своим так не верили, как богам. От того и жизнь наша лучше после этого сделалась. А нынешняя молодёжь в золотых доспехах ходит, ни в чём отказа не знает, и нет чтоб богов за это благодарить - они в них пальцем тычут и слова такие говорят, какие и жене своей говорить не пристало. И к чему это нас приведёт? От недоверия все беды. Войны от недоверия, смуты от недоверия. От недоверия и в долг не дадут, и в гости не позовут. И Прокрида от недоверия погибла.