– Не нравится, как я пою? – воинственно спросил он. – Заткни уши и не слушай!

– Пожалей птиц и зверей – им-то за какие грехи эта кара? Они-то не могут заткнуть уши, – насмешливо ответил парнишка. Говорил он, кстати, по-городскому, несмотря на одежду и ловкое поведение в лесу.

– Пожалей лучше себя, – посоветовал Олег. – Тут неподалеку ярмарка, а ты ночуешь в лесу – поневоле поинтересуешься, от кого ты прячешься и за кем следишь?

– А, вот оно что! То-то всю ночь мне мешали уснуть какой-то вой и визг! Теперь понял. – Парень облегченно шлепнул себя по лбу. – Горцы подпевали рожкам и волынкам. Угадал?

– Скажи лучше – ты струсил и не смог заснуть от страха, потому и влез на дерево, – предположил Олег.

– Для горца ты недурно остришь по-городскому.

– Для мужчины ты слишком молод, поэтому я еще разговариваю с тобой.

Это была чистейшей воды наглость – как уже заметил Олег, парень был постарше его. Но тот не отреагировал на оскорбительное замечание, а продолжал прикалываться:

– Лучше уж разговаривай со мной – так ты, по крайней мере, не отравляешь своим пением жизнь Миру.

– Ты можешь петь лучше? – осведомился Олег.

– Господи, да я еще в сопливом возрасте пел лучше! – С этими словами незнакомец воткнул палку в землю, ловко перебросил в руки чехол, извлек небольшие гусли и, умело аккомпанируя, весело запел чистым, звонким голосом:

Ничего худшего гусельщик сейчас и выбрать не мог. Тоска, заглушенная спокойствием леса, ожила в Олеге, и он буркнул:

– Песня под стать хозяину – охи и вздохи, вопли и сопли.

– Ты чего-то хочешь? – обиделся наконец незнакомец – не за себя, а за песню.

– А ты что-то можешь? – ехидно осведомился Олег.

– Могу поучить тебя и пению, и хорошему поведению. И еще многим вещам, недоступным горцу.

– Мне кажется, нам на этой тропинке не разойтись даже боком, – задумчиво сказал Олег.

– Нагнись, и я через тебя перепрыгну, – предложил незнакомец, убирая гусли.

– Ты усугубляешь свое положение. Скажи мне, как тебя зовут, чтобы я знал, кому выразить соболезнования по поводу твоей долгой нетрудоспособности. Убивать тебя я не стану.

– Меня зовут Чужой, – любезно представился гусельщик. – Твоего имени я не спрашиваю – не думаю, что кто-то будет сожалеть о человеке с таким голосом.

– Видит бог, я этого не хотел, – вздохнул Олег, пошевелив пальцами забинтованной руки – боли почти не было. – Погоди, я отыщу подходящую дубинку.

– Дубина, вооруженная дубинкой – здорово!

– Куда ни пойдешь – везде натыкаешься на нахалов, прямо рвущихся к тому, чтобы их проучили, – философски заметил Олег, вырубая камасом подходящую палку и прикидывая ее в руках.

– Готов? – вежливо спросил Чужой (то ли по имени, то ли по сути, то ли от балды). Он по-прежнему просто опирался на свою дубинку. Олег, ловко перекрутив выбранное оружие в правой руке, сообщил:

– Я сегодня уже одного очень умного отметелил. Поздоровей тебя. Готов!

– Атакую, – предупредил Чужой – и палка в его руке исчезла. Растворилась в воздухе, как тень в сумрачный день, только мгновенно.

Вот когда спасло Олега чутье земного фехтовальщика, привыкшего реагировать на молниеносные движения противника! Именно этим чутьем Олег УГАДАЛ направление удара – сверху по голове! – и чисто по-фехтовальному взял пятую защиту, отбросил палку Чужого и, продолжая движение, сильно ударил его по левому боку. Но тот ответил мощным батманом – и, прежде чем Олег успел опомниться, палка жестко толкнула его в грудь, крутнулась, подсекла под колени…

Он лежал на спине, а Чужой стоял над ним, глядя с веселым удивлением. Грудь болела – ее сверху треснул автомат.

– Очень неплохо, – оценил Чужой. – Но там, где ты учился, я преподавал. Сам встанешь?

– Встану. – Олег, сцепив зубы, поднялся прыжком.

Чужой одобрительно кивнул, сказал:

– Заметь, имени все еще не спрашиваю.

– Вольг Марыч, – представился Олег. Никакой злости он не испытывал – парень казался интересным.

– Городской беженец? – понимающе кивнул Чужой.

– Ага, – не стал его разочаровывать Олег. Ногой поддел палку, перебросил ее в ладонь и зашвырнул в кусты.

– Будь другом, покажи на ярмарке, где Рыси остановились, – попросил Чужой. – Дело у меня к ним.

– Пошли, – сказал Олег ровным голосом, – их я знаю… А поешь ты хорошо, соврал я. Просто песня не под настроение.

– Это у меня наследственное, – скромно признался Чужой. – Еще как мой дед гусли в руки брал, так вся веска собиралась – и в лес. Но дед все тропинки в лесу знал, поэтому музыка все-таки находила своего благодарного слушателя… Хороший человек был дед, но всего до ста двадцати прожил – безвременно скончался.

Олег искренне засмеялся, а про себя подумал, что дальше с этим странным посетителем пусть разбирается Йерикка…

…Йерикка и был первым, кого Олег увидел, когда они с Чужим выбрались из леса. Рыжий горец почти бежал навстречу со злым лицом – и с ходу заорал на Олега, не обращая внимания на поотставшего Чужого:

– Ты где ходишь?! Смотрю – тебя нет! Думал, ты с Бранкой, а она спит…

– Почему я с Бранкой? – смутился и ощетинился Олег.

Но Йерикка даже не заметил этого:

– Я невесть что подумал! Давай беги к нашим, скажи, что нашелся, а то тебя там человек двадцать ищут, с ног сбились!

– Я по лесу гулял, – независимо ответил Олег. – Вот, встретил – Рысей ищет. – Он кивнул на Чужого, равнодушно стоявшего шагах в десяти и, понизив голос, добавил: – В лесу ночевал.

– Разберусь, – пообещал Йерикка. – А ты иди, иди, волнуются же…

– Может, помочь чем? – уточнил Олег.

– Иди. – Йерикка подтолкнул его в спину. – Нужен будешь – заору.

– Ладно. – И Олег, не оглядываясь, зашагал к лагерю.

Неспешным шагом Йерикка подошел к Чужому. Несколько секунд смотрел ему в лицо. Потом оглянулся – Олега уже не было видно, пропал среди повозок. Тогда Йерикка обнял пришельца со словами:

– Здравствуй, Ярослав. Здравствуй…

– Не зови меня Ярославом. Чужой я и есть Чужой.

Йерикка подкинул в руке сухую веточку, искоса посмотрел на старого друга. Согласился:

– Не буду, – и запустил веточку между деревьев.

Мальчишки шли в шаге друг от друга. Под ногами пружинил мягкий белый мох.

– А где же Сновид? – спросил Йерикка, касаясь ладонью ствола дуба, мимо которого они проходили.

Чужой повел рукой:

– На юге. Далеко… Я приехал за него.

Снова долгое молчание, становившееся с каждым мигом все тягостнее – Йерикка ощущал его, словно за плечами все тяжелел и тяжелел груз… Ожидание стало невыносимым, и он спросил почти умоляюще:

– Что? Говори, пожалуйста…

– Не обманешь, – печально улыбнулся Чужой. – Зря ты не захотел с нами.

– Не тяни, – покачал головой Йерикка.

– Готовят поход, – словно в огонь шагнул Чужой.

Йерикка остановился. Глянул помертвевшими глазами в лицо друга. Повел вокруг странным взглядом – словно уже стоял за порогом комнаты, в которую не суждено вернуться, старался запомнить ее на всю оставшуюся жизнь… Потом тихо сказал:

– Значит, не собрать нам нынешнего урожая… Когда?

– Сам сказал, – тихо, но твердо, не опуская глаз под горестным взглядом, ответил Чужой, – урожая не собрать…

– Так скоро! – с мукой вырвалось у Йерикки.

И Чужой не выдержал – отвел глаза. А Йерикка спросил:

– Не меньше ста тысяч, – торопливо, словно желая поскорей избавиться от груза тяжелых известий, заговорил Чужой. – Тысяч пятьдесят хангаров, конница. Не меньше тридцати – горные стрелки. Пять тысяч – хобайны, полный фоорд. Остальные – сами данваны. Техника наземная, фрегатов около дюжины, вельботы – не знаем, сколько…