— Ну как ты им служишь?! Они же тебе лишили всего!!

— В одном месте лишили, в другом прибавили! Ты меня плохо слушал?!

— Хр-р… — Маркуж мрачно подогрел на своего собеседника, но все-таки сдержал эмоции и понуро кивнул головой. — Я согласен.

— Тогда говори, что твоих людей с инязором связывает?

— Лишь я.

— А сам на каких условиях? То, что ты несколько лет назад стал вольной птицей, я понял, но если ряд подписал с князем и он еще в силе…

— Не поверишь, но уже ничто меня рядом с ним не держит, потому и на Выксунку спокойно отказался идти и с тобой говорю. Последний раз рядились мы с ним на год, но срок тот еще зимой закончился, монет мы так и не увидели. Все обещает. Мол, придем в Сувар…

— Ну и не жди, сторицей вернется, если присягу дадите живот свой положить за землю русскую. Половину получишь по приходу на место, ну а задаток, если нужда есть, выдам в самом скором времени, как только до захоронки своей доберусь.

— Живот ложить за русов?! Я не ослышался?

— Не за русов, Маркуж, а за землю нашу общую! Что эрзянскую, что воронежскую… Русской ветлужцы ее зовут! И эта присяга, коли согласишься на нее, на всю жизнь, поелику земля у нас с тобой одна, а верность воинская единожды отдается!

— Единожды?! Не ты, ли в свое время провинность воинскую на службе инязора отбывал, а ныне у воронежцев подвизаешься?!

— Ныне земли эрзянские в союзе с ветлужскими и донскими, а потому даже повинности своей я не изменял! Да и отбыл я ее сполна!

— С тобой понятно! Назови любой клочок русским, ты его весь своей кровью окропишь! А уж побратимов твоих бывших многие уже ветлужскими русами зовут! Вот только не забывай, что Русью как раз наделы киян зовутся, что тебе друзьями никогда не были!

— Дай срок, и Киев нагнем!

— Замах на гривну, удар вот только на куну как бы не вышел! Ну да ладно, это ваши дела, русские. Нам как быть и что после службы такой получим?

— А что вам надобно? Землю сразу, дают, а все остальное от тебя зависит… После определенной выслуги выйти в отставку можешь и даже обратно на свободные хлеба уйти, вот только упаси тебя изменить и на чужую сторону переметнуться!

— Да как ее определить, чужая она или нет?! — возмутился Маркуж. — Днесь один с половцами ратится, а через седмицу с ними же своего соседа поджигает!

— А как хочешь! — бесцеремонно оборвал его Прастен. — Не малое дитя, сам все должен понимать!

— А если по ряду, как присно наши предки поступали?

— Можешь и так, - скривился рус, — но тогда в мою сотню не попадешь, да и на многое не рассчитывай. Совать будут в самые гиблые топи, и платить — лишь бы не сорвался в другое место. Опять же снаряжение за свой счет.

— Но возьмете моих людей одним скопом, присягу мне за всех давать?

— Если только по ряду, а в служилом сословии каждый за себя отвечает.

— Но тогда то будут уже не мои люди?!

— Разве ж я буду гнать их из-под тебя? Окстись! — подозрительно легко согласился на невысказанное условия Прастен. Для начала зваться будешь десятником, но под начало возьмешь столько людей, со сколькими справишься. У меня в сотне тоже не ровное число.

Маркуж нахмурился, но продолжил выпытывать подробности.

— А что ты мне лично после служивой присяги обещаешь?

— В ближний круг тебя введем, начнешь начальствовать над своими, а там

как стежка выведет. О том же, как ценится наша служба, я тебе уже поведал. По киевской гривне со своими людьми можешь сговариваться, меньше не будет. Тебе две!

— Ты говори иное, — стал настаивать эрзянин.

— Остальное серебро доберешь зажитьем либо охраной торговых караванов, но учти, что на вольную охоту сотни становятся в очередь и не в ущерб основной службе. Тех же, кто по найму, на такие дела и вовсе не берут. Словом, если в плавнях отсиживаться не будешь, доберешь сторицей.

— А велика ли та очередь?

— Не переживай, в прошлом году треть войска донского в таких походах постоянно пропадала, иногда даже до половины доходило Да и отдыхать когда-то надо!

— Ладно, - уже не так недовольно буркнул Маркуж. — Что твоим людям сказать, коих в амбаре заперли? А то, не приведи боги, бросятся с кулаками.

— Насчет них не беспокойся понапрасну, все уже предупреждены, что помощь пришла. Так что тебе сразу поверят, если скажешь, что под мою руку перешел, все-таки знаешь многих.

— И кто вас предупредил?

— Мне лично Параська знак подала, письмецо в руки от школьников сунув, пока вы лясы с инязором точили.

— Ну да, ты же всякой грамоте сызмальства обучен и… — Маркуж запнулся и недоверчиво переспросил, — А когда же ты его прочесть успел?

— А вот за Евангелием и прочел, благо, буквицам ветлужским в школе насильно учили. Уж не подумал ли ты, что книга мне нужна, чтобы с Богом совет держать или молитву творить? — хмыкнул Прастен. — Узнают единоверцы, засмеют, что я святой текст на память не помню. И, кстати, людишкам моим девка даже нож пронесла, когда кормить ходила. Сами не выберется, но в обиду себя не дадут и тебе при нужде помогут. Действуйте, когда недоросли школьные на противоположном конце деревни шуметь начнут.

— А начнут?

— Должны, судя по написанному. Надеюсь, инязор поведется и сунется туда вместе со своими людьми. Учить тебя не надо, как лучше в отказ идти, если он тебя в то место пошлет?

— Ученый уже.

— Вот и ладно. Кстати, вои твои над девкой упомянутой не глумились?

— А я знаю? — хмыкнул уже Маркуж и недоуменно развел руки в стороны.

— Вот и узнай, Если виновны, заплатить придется тебе и много. Из задатка отдашь, если своих монет нет.

— С ума не сошел ли, друже?! Зачем серебро на нее переводить? Плетей всыплем, чтобы молчала или прикопа…

— Не вздумай! Ныне тут немного другим поконом живут. Это к половцам у ветлужцев отношение особое, тех режут без сожаления! И то не всех!

— А что тут странного? — пожал плечами Маркуж. — Будто остальные не так же поступают?

— Это ты про кого? — не понял его Прастен,

— Ну как же… Айюбай сошелся с Киевом и Ростовом, терзая булгарскую державу, за это и был отравлен. А кто рвал на куски границы владений киян, тот же Атрак или ныне властвующий на Дону Сырчан, тот всегда был друг Булгару и гонялся Мономахом… Одних режут, с другими дружат!

— Я не про то! О ветлужцах речь! — раздраженно перебил его Прастен. — Отличия в том, что своего и тронуть не смей будь он даже последний смерд! Узнают недоросли, что справедливость в отношении девки даже в малом порушил, неприятности тебе обеспечены! И не столько за бесчестье ее, сколько за такую попытку договориться!

— От младенцев криворуких неприятности?! — в очередной раз изумился Маркуж.

— От воеводы воронежского, а не дай Бог и ветлужского! Я же говорил это не недоросли, а волчата бестолковые! Малы еще, но зубасты и злы. Своей Правдой живут и за нее любому глотку перегрызут, а сами не дотянутся, так других натравят!

Дойдя до края леса, за которым дорога резко уходила вниз, зигзагами спускаясь по скату холма, Прастен остановился. Впереди виднелся неглубокий распадок, по дну которого протекал то ли ручей, то ли небольшая речушка, поросшая редким, просвечивающим. насквозь кустарником.

Перебравшись через истоптанный скотом пологий песчаный берег и мутную воду ручья, широко разлившегося на месте брода, еле заметная колея начинала вновь взбираться вверх, держа свой путь к очередной стене деревьев. Другой дороги не было. Справа распадок упирался в камышовые заросли затянутого ряской озера, из которого, собственно, и выбегала речушка, слева ограничивался крутым оврагом, будто топором прорубленным поперек ложбины вплоть до ручья.

Прастен небрежно ткнул пальцем, указывая на незаметную изгородь, выглядывающую на противоположном холме между деревьями.

— Пришли. Это и есть выселки. Обычно на пригорках скот пасется, но ныне тут пусто. А дорога одна, не ошибешься.

Выйдя чуть вперед, Прастен остановился, сбросил свой груз, перекинутый через плечо, снял исподнюю рубаху и помахал ей в воздухе.