И все же было слишком много всего непонятного, вызывающего вопросы. А потому граф был готов поверить в то, что это не дворянка, попавшая в беду, а лгунья и преступница, ловко играющая роль. Одну такую он хорошо помнил, она тоже прикидывалась девушкой из благородной семьи. И тоже была убедительной в своей лжи.
Атос бросил взгляд на стол. Гостья забрала оттуда почти все, убрав в свою странную котомку. Но оставила книжицу с гербом на обложке.
Что ж, это опровергает его подозрение, будто эти документы – государственной важности, такие не забывают. Если только она сделала это не умышленно, чтобы он заинтересовался и подробнее изучил…
Граф знал кириллицу, но буквы в этой книжице были хоть и похожи, все же не те. Язык же московитов Атосу был почти не знаком.
Граф де Ла Фер-старший нанял сыну, тогда совсем мальчишке, преподавателя латыни из соседнего монастыря. Отец Анри был человеком увлеченным, читал труды многих ученых-теологов, изучал жития не только католических, но и православных святых. И на занятиях, увлекаясь, он сравнивал латынь и с французским, и с московитским языком. Говорил о написании букв, о правилах склонения. И пусть он не передал ученику столь горячей любви к языкам, но зато юный Оливье после его уроков свободно говорил на латыни и столь же легко постиг языки “соседей”. Осталось в его памяти и кое-что из языка далекой Московии, о которой ныне знали больше по слухам.
Но когда Атос взял в руки ту книжицу первый раз, то прочесть в ней ничего не мог. Хотя что-то казалось знакомым…
Граф подошел к столу, вновь взял странную книгу.
И обратил внимание на то, что раньше упустил из виду. Кое-где в тексте встречались арабские цифры. И это было еще более странно. Атос придвинул стул, склоняясь над текстом, внимательно его изучая.
***
Хозяйка провела ее в небольшую комнатку, больше напоминающую кладовую или сарайчик.
- Воду я сейчас поставлю греть, - сказала она. – Только больше двух кувшинов не дам, уж простите, сударыня, но вода в Париже недешевая, не то что в провинции.
- Ничего, я понимаю, - уверила ее Лиз.
- Господин Атос распоряжений об этом не давал… Он вам, простите, кем доводится? Кузен?
Последнее слово было произнесено с подозрением. И Лиза немедленно припомнила, что в романе дамы и кавалеры часто выдавали любовников и любовниц именно за кузенов и кузин. Да и не только у Дюма так было почему-то.
- Нет, я… я бы так не сказала, - пробормотала она. – Господин Атос был столь благороден…
- Понятно, - тут же поджала губы мадам Ламбер, кажется, убеждаясь в своих нехороших подозрениях, что квартиранта увела другая. - Было бы куда лучше, если бы господин Атос был столь благороден, чтобы вовремя оплачивать снимаемую квартиру!
У Лиз так и вертелось на языке, что это мадам сама плату не берет, а графу денег не жаль, просто помнить о таких пустяках он не привык. Конечно, “забывчивость” хозяйки связана исключительно с красотой ее жильца, но Атосу-то до этого нет дела. Он, пожалуй, и не догадывается, что мадам Ламбер его кошелек бережет.
Все это девушке очень хотелось сказать, но тем самым она добилась бы только еще больших подозрений и, может быть, даже отказа помочь. Ведь откуда ей знать такие подробности? Только от самого Атоса. Как бы мадам Ламбер не решила, что квартирант крутит роман с Лиз, и они вместе насмешничают над простолюдинкой.
В итоге девушка просто промолчала. Да хозяйка и не ждала ответа, она уже направилась за водой, предложив мадмуазель пока снять то, что та сможет сама.
Лиз огляделась. Небольшая кадка и трехногий табурет - все убранство комнатушки. Видимо, хозяйка, живя одна, не хотела каждый раз таскать кадушку к себе в спальню, а потому устроила здесь что-то вроде ванной комнаты.
Девушка принялась раздеваться, попутно размышляя о том, а где моется Атос? В этой же комнатушке?
Воображение немедленно нарисовало картинку, как граф, с полотенцем через плечо и зубной щеткой в руках топчется у дверей ванной комнаты, а мадам Ламбер, гордая тем, что хоть в этом заставила благородного дворянина быть после себя, намывается в кадке, распевая песенки.
- Бррр, чушь какая! – пробормотала Лиз.
Этого же не может быть… Хотя бы потому что тут, в этом времени, не имеют представления о чистке зубов и потому зубных щеток у них нет.
Девушка так и застыла на месте. До сих пор перспектива мыться, поливая себя из кувшина, ее не так страшила. Подумаешь, в ее городе летом так же, когда горячую воду отключают.
Но отсутствие зубных щеток… Об этом Дюма не писал. А были ли во времена самого Дюма…
- Стоп! - прервала свои размышления Лиз. – В пень Дюма! Он это написал и забыл. Для него это только сказочка была. А у меня реальность. Без зубных щеток и с туалетом во дворе, боюсь. Попутно и еще детали появятся. Хочешь обратно, в мир высоких технологий, думай, как выбраться отсюда.
Клатч лег на табурет, сверху было аккуратно уложено платье. Лиз оставалась в одном белье, когда дверь открылась.
- Ох, Матерь Божия! – появившаяся на пороге мадам Ламбер едва не уронила котелок с горячей водой от неожиданности.
Лиз смущенно прикрылась руками.
- Что ж вы сорочку-то сняли? - укоризненно заметила женщина. – И что это за куски ткани на вас?
- Мадам Ламбер, я, пожалуй, дальше сама справлюсь, - заявила Лиз. – Вы мне только все необходимое дайте.
- Как пожелаете, - поклонилась та, но уходя, пробормотала что-то про распущенность иностранок.
- У меня на родине так принято мыться, - отчетливо произнесла девушка ей вслед.
Только ей не хватает лезть в воду в рубашке и сидеть с облипающей тело тканью. Да и нет у нее с собой сорочки.
И уж тем более ей не хотелось мыться в присутствии посторонних людей, особенно женщины, настроенной не очень миролюбиво.
***
Менее всего после купания она хотела натягивать обратно пыльное платье. Но никакой иной одежды не было. Пришлось ограничиться тем, чтобы хорошенько встряхнуть одежду несколько раз.
Надев наряд, который из праздничного начинал превращаться в повседневный, Лиз задумалась, что делать с волосами. Очень хотелось вымыть и их тоже, но воды у нее уже почти не было. Зато удостоверилась, что опасность умереть от заражения крови ей не грозит. Ладони и колени были содраны, но неглубоко, в детстве так не раз сдирала. Хорошо бы, конечно, промыв, обработать йодом, но где его тут взять?
Кое-как собрав растрепанные пряди обратно в прическу, девушка вздохнула, собираясь с духом. Появляться опять в гостиной было боязно. Граф там, наверняка, опять один. Ей посидеть и помолчать в его присутствии? Гадая о том, какими словами он мысленно ее награждает…
Лиз медленно вышла из “ванной”, принялась подниматься по лестнице к комнатам, снимаемым Атосом.
- Что вы, мэтр, я ценю ваше беспокойство, - донесся голос мушкетера.
И девушка замерла у дверей, не зная, насколько уместно появляться в гостиной, когда граф занят разговором, у него гость.
- Но, позвольте заметить, господин Атос, - послышался незнакомый голос, обладателя которого Лиз определила как мужчину лет за пятьдесят. О большем судить было трудно. – Это не совсем так! Я ведь говорил, что вам опасно ввязываться в драки и пить вино! Но однако сегодня у господина де Тревиля вы потеряли сознание из-за вашей раны, полученной накануне! А сейчас, придя к вам осмотреть вашу рану, я нахожу у вас на столе бокал вина. И он, осмелюсь предположить, не первый, потому что под столом я вижу бутылку…
- Дорогой эскулап, - в голосе графа не слышалось ни капли раздражения, хотя Лиз предполагала, что Атоса это должно нервировать, - вы сказали мне, что это опасно, я помню. Но как поступать, позвольте мне решать самому.
- Господин Атос, - тот, кто оказался врачом, говорил уже умоляюще, - пожалуйста, пожалейте себя! Вы обратились ко мне, и я надеюсь найти противоядие! Но если вы так не бережете себя, какой прок от того, если я спасу вас от яда?!
Лиза удивленно заморгала. Яд? Какой может быть яд? Когда графа успели отравить и кто? Хотя о последнем можно догадываться.
