— Вызванный чем? — едко спросил доктор.

— Это уж вы должны знать, чем. Я не медик. А что вы скажете о разрезе на шее?

— Чепуха! От разреза до двигательного нерва добрая четверть дюйма. Он здесь ни при чем.

— Вы ошибаетесь, док, — тихо сказал Гилрой. — Разрез под затылком очень даже при чем, а кататонию нельзя вызвать хирургическим путем. Она может быть причинена повреждениями органов, но процесс дегенерации в таком случае будет развиваться очень медленно. Этого человека умышленно оставили там, где его нашли, так же, как и других.

— Похоже, что ты прав, Гилрой. — Заметил редактор. — Что-то здесь не то. И у всех троих одинаковые разрезы?

— Абсолютно. В одном и том же месте: под самым затылком, налево от позвоночного столба. Видели ли вы когда-нибудь более беспомощного человека? Ну, как по-вашему, смог бы он удрать из больницы, хотя бы из кабинета частного хирурга?

Доктор отпустил практикантов и начал собирать свои инструменты, готовясь уйти.

— Не вижу никакого мотива. Все трое истощены, плохо одеты, жили, судя по всему, в полной нищете. Кому бы понадобилось расправляться с ними?

Гилрой преградил ему путь.

— Да причем здесь расправа или месть! Над ними ведь могли экспериментировать.

— Ради чего?

Гилрой изучающе посмотрел на него.

— У вас нет никаких предположений?

— Откуда?

Репортер сбил свою промокшую шляпу на затылок и направился к двери.

— Пошли, шеф. Попросим Мосса подкинуть нам теорийку.

— Доктора Мосса вы здесь не найдете, — ответил врач. — Сегодня ночью он не дежурит, а завтра, по-моему, увольняется из больницы вообще.

Гилрой сделал стойку.

— Мосс… увольняется из больницы! Слышали, шеф? Мосс — диктатор, эксплуататор и мерзавец. Но он, наверное, лучший хирург в Америке. Нет, подумать только, вокруг вас творятся такие дела, а вы тратите время на то, чтобы приукрасить преступную жизнь старика Тальбота! На улице находят троих кататоников подряд. Ничего подобного никогда раньше не случалось! Они не могут ни ходить, ни ползать, у всех троих находят таинственные разрезы в одном и том же месте. Вдобавок, величайший хирург страны оставляет больницу, которую он сам же и основал. А чем в это время заняты вы? Просиживаете штаны в конторе, кропая статейки на тему о том, какая на самом деле милая личность скрывается за грязным фасадом Тальбота!

Вуд подошел к дверям агентства по найму рабочей силы. Безо всякой надежды он читал сделанные мелом надписи на доске. Эта контора набирала людей для промышленности, а он и на заводе-то никогда в жизни не был. Единственное, на что он мог рассчитывать, — место ученика обойщика за десять долларов в неделю; но ему уже тридцать два, а за устройство на работу нужно заплатить пять долларов.

Он огорченно отвернулся, ощупывая в кармане три последних десятицентовика. Десятицентовик — самая маленькая, самая невзрачная американская монета…

— Что, приятель, не нашел ничего подходящего?

— Для меня ничего, — устало ответил Вуд, даже не посмотрев на задавшего вопрос человека.

Он еще раз пробежал глазами газету, прежде чем бросить ее на тротуар. Больше он газет покупать не будет: выглядит он так, что по объявлениям лучше не ходить. Но мысли его никак не могли оторваться от статьи Гилроя. Гилрой описал ужасы кататонии. Что ж, кататоников хоть кормили по меньшей мере и давали им приют. Интересно, можно ли симулировать эту болезнь?

Но человек, задавший вопрос, все продолжал разглядывать Вуда.

— В колледже, небось, учился?

— Что, все еще заметно? — зло спросил Вуд.

— А то нет. Образованного за милю видать.

Рот Вуда скривился в усмешке.

— Рад это слышать. Образование, должно быть, просвечивает сквозь мои лохмотья.

— Чего ты прешься сюда со своим образованием? Оно здесь ни к чему. Им нужны такие, как я, — побольше мускулов и поменьше мозгов.

Вуд внимательно осмотрел собеседника. Тот был слишком хорошо одет, и слишком себе на уме, чтобы долго обивать пороги в поисках работы. Весьма возможно, что его только что уволили и он ищет себе компанию. Но таких Вуд уже встречал. Глаза жесткие, как у волка. У волка, привыкшего обирать безработных.

— Вот что, — холодно сказал Вуд. — С меня взятки гладки. В кармане всего лишь тридцать центов.

— Я не слепой, — спокойно ответил незнакомец. — Я тебя насквозь вижу.

— Так что тебе нужно, в таком случае? — раздраженно выпалил Вуд. — Или ты хочешь сказать, что оборванный, но грязный выпускник колледжа сгодится тебе в компаньоны?

Его незванный друг нетерпеливо махнул рукой.

— Брось огрызаться. Меня сегодня не взяли на работу, потому что там нужен человек с дипломом. 75 долларов в месяц, стол и жилье. Один доктор ищет себе лаборанта. У меня потому и сорвалось, что диплома нет.

— Сочувствую тебе, — сказал Вуд, отворачиваясь.

— Но у тебя же есть диплом. Хочешь попробовать? Тебе это обойдется в первую недельную зарплату. Моя доля, понял?

— О медицине я не имею ни малейшего представления. Я был экспертом по шифрам в конторе биржевого маклера, пока у людей еще были деньги, чтобы делать вклады. Тебе что-нибудь расшифровать? Это всегда пожалуйста.

— Медицину тебе знать необязательно. Все, что там требуется, — диплом, голова и немного мускулов.

Вуд замер на месте.

— Не заливаешь?

— Верняк. Но, слушай, я не хочу туда идти впустую и получить от ворот поворот. Я тебя спрошу то же самое, что у меня там спрашивали.

При одной мысли о возможной работе Вуд забыл о всякой осторожности. Он еще раз пощупал три монеты в кармане. Очень уж они были тонкими и беспомощными. Их хватит на пару бутербродов с чашкой кофе или на кровать в грязной ночлежке. Да два раза скудно поесть и спать на сыром мартовском ветру, или найти ночлег на одну ночь, но спать голодным…

— Валяй, спрашивай, — сказал он решительно.

— Родня есть?

— Седьмая вода на киселе в штате Мэйн.

— Друзья?

— Таких, чтобы сейчас меня узнали, нет.

Он впился глазами в лицо незнакомца.

— Что означают эти вопросы? При чем мои друзья и родственники…

— Ни при чем, — торопливо ответил незнакомец. — Дело в том, что эта работа связана с поездками. Хозяину не нужен человек, за которым будет тащиться жена и который будет писать длинные письма в рабочее время. Понял?

Вуд ничего не понял. Объяснение звучало на редкость неубедительно, но он думал лишь о семидесяти пяти долларах в месяц, о жилье и о еде.

— А кто он, этот доктор?

— Я тебе не лопух, — хмуро ответил его собеседник. — Ты пойдешь туда со мной и скажешь доктору, чтобы тот уплатил мне мою долю.

Сидя в вагоне метро, Вуд тщательно избегал встреч с безразличными взглядами других пассажиров. Он спрятал ноги под сидение, чтобы не было видно полуоторванную подметку на правом ботинке. Ну и вид у него! Разве такого на работу возьмут? Но этот тип рискнул, все же, потратиться ради него на метро.

Они поднялись по ступенькам к двери старого дома. Вуд подавил желание убежать, он заранее испытывал чувство обреченности от очередного отказа.

Если бы только можно было подстричься, погладить костюм, починить ботинки! Но что проку думать об этом, денег-то нет! А с бахромой на рукавах и брюках все равно ничего не сделаешь.

— Не отставай, — буркнул незнакомец.

Вуд весь напрягся, когда тот позвонил в дверь. На пороге стоял человек одного с ним возраста, среднего роста и очень толстый. На нем был белый лабораторный фартук.

— Опять ты?

— Нашел вам человека с дипломом, — ответил настойчивый знакомец Вуда.

Вуд даже отступил назад из-за унижения, которое он испытал, когда острый взгляд толстяка окинул измятую грязную одежду и брезгливо остановился на длинных волосах, всклокоченных над изможденным небритым лицом. Вот сейчас он скажет: «Такой не подойдет».

Но толстяк отпихнул ногой красивого рослого пса колли и распахнул дверь. Ошеломленный, Вуд проследовал за своим проводником в тесный холл. Чтобы произвести впечатление человека дружелюбного, он наклонился потрепал уши собаки. Толстяк ввел их в гостиную.