Кавалли улыбнулся, наклонился над столом и подтянул к себе упаковку. Быстро содрав коричневую обёртку, он обнаружил под ней посылочный ящик, на котором были проштампованы слова:

«ЧАЙ. БОСТОН».

Воспользовавшись тяжёлым серебряным ножом для бумаг, который он взял со стола, Кавалли медленно отодрал деревянную крышку ящика, не заметив при этом болезненной гримасы на лице председателя.

Кавалли посмотрел внутрь. Сверху ящик был засыпан крошкой пенопласта, которую он принялся выгребать горстями, рассыпая по всему столу.

Председатель быстро поставил рядом с ним корзину для мусора, которую Кавалли проигнорировал, продолжая потрошить ящик, пока не добрался до каких-то предметов, завёрнутых в косметическую бумагу. Он извлёк один из предметов, развернул бумагу и обнаружил чайную чашку с изображённым на ней флагом Конфедерации 1-го конгресса.

Кавалли потребовалось несколько минут, чтобы извлечь целый чайный сервиз, который он разложил на столе перед ошарашенным банкиром. Когда сервиз был распакован, у Кавалли был несколько озадаченный вид. Он вновь нырнул в ящик и вынул конверт. Разорвав его, Кавалли стал читать вслух:

«Это копия знаменитого чайного сервиза, изготовленного в 1777 году фирмой „Пирсон энд сан“ в ознаменование Бостонского чаепития. К каждому такому сервизу прикладывается аутентичная копия Декларации независимости. Ваш сервиз имеет номер 20917 и записан в наших учётных книгах на имя Дж. Хэнкока».

Письмо было подписано и заверено нынешним президентом Г. Уильямом Пирсоном VI.

Кавалли расхохотался и стал рыться дальше, извлекая все новый упаковочный материал, пока не наткнулся на тонкую пластиковую трубку. Ему пришлось отдать должное тому, как Ник Висенте обвёл вокруг пальца американскую таможню и вывез из страны оригинал. Банкир по-прежнему был сбит с толку. Кавалли положил трубку в центре стола и подробно рассказал, как должна быть проведена встреча, предстоявшая им в двенадцать часов.

Банкир кивал время от времени и делал пометки в своём блокноте.

— Мне бы хотелось, чтобы пластиковая трубка на время была помещена в защищённый сейф. Ключ от сейфа должен быть передан господину Аль-Обайди тогда и только тогда, когда будет перечислена вся сумма. Затем деньги должны быть переведены на мой счёт № 3 в вашем цюрихском отделении.

— А можете ли вы назвать мне точную сумму, которую рассчитываете получить от господина Аль-Обайди? — спросил банкир.

— Девяносто миллионов долларов, — сказал Кавалли.

Банкир даже не повёл бровью.

Архивист нашёл фамилию министра торговли в своём правительственном справочнике, посмотрел номер телефона и ввёл его в память своего аппарата. Теперь номер 482-20-00 будет набираться автоматически при нажатии одной-единственной кнопки.

— Министерство торговли.

— Дика Филдинга, пожалуйста.

— Минутку…

— Приёмная министра.

— Это министр Браун. — Архивисту пришлось подождать всего несколько секунд, прежде чем его соединили.

— Доброе утро, господин министр, — сказал насторожённый голос.

— Доброе утро, господин Филдинг. Это Колдер Маршалл, архивист Соединённых Штатов Америки.

— А я думал…

— Вы думали?…

— Я, должно быть, взял не ту трубку. Чем могу помочь, господин Маршалл?

— Я пытаюсь разыскать вашего бывшего сотрудника, Рекса Баттеруорта.

— В этом я вам не смогу помочь.

— Почему? Вы тоже связаны Законом об охране прав личности?

— Мне об этом остаётся только мечтать, — рассмеялся Филдинг.

— Тогда я ничего не понимаю, — сказал архивист.

— На прошлой неделе мы направили Баттеруорту премию за работу, и она вернулась с пометкой «Адресат выбыл».

— Но у него есть жена.

— Она получила такой же ответ на свой последний запрос.

— А его мать в Южной Каролине?

— Уже много лет как умерла.

— Спасибо, — сказал Колдер Маршалл и опустил трубку, точно зная, куда звонить дальше.

«Дюмо и К°» в Женеве является одним из наиболее современных банковских учреждений, хотя и основанным ещё в 1781 году. С тех пор уже более двухсот лет банк ворочает деньгами других людей, не вдаваясь ни в религиозные, ни в расовые предрассудки. «Дюмо и К°» всегда был готов вступить в деловые отношения с арабским шейхом и с еврейским бизнесменом, нацистским гауляйтером и английским аристократом, и вообще с любым, кто нуждался в его услугах. Такая политика оборачивалась ему дивидендами в каждой из конвертируемых валют по всему миру.

Банк занимал двенадцать этажей здания по улице Де ля Фусте. Встреча, намеченная на двенадцать часов в этот вторник, должна была проходить в зале заседаний на одиннадцатом этаже, выше которого располагался только офис председателя.

Председатель банка Пьер Дюмо занимал эту должность уже девятнадцать лет, но даже ему редко приходилось встречать более странные пары партнёров, чем образованный араб из Ирака и сын бывшего адвоката нью-йоркской мафии.

За столом заседаний могли усесться шестнадцать человек, но в этот раз за ним находились только четверо. Пьер Дюмо сидел в центре, под портретом своего дяди, бывшего председателя Франсуа Дюмо. Нынешний председатель носил тёмный костюм элегантного покроя, какой мог бы быть на любом из президентов сорока восьми банков, находившихся в пределах квадратной мили от здания. Его рубашка голубого тона избежала влияний миланских моделей, а галстук был таким спокойным, что только самый наблюдательный из клиентов, выйдя из кабинета председателя, мог вспомнить его цвет или рисунок.

Справа от мсье Дюмо сидел его клиент господин Аль-Обайди, одетый чуть-чуть помоднее, но все же консервативно.

Напротив мсье Дюмо сидел председатель «Франчард и К°», который, как подметил бы любой наблюдатель, пользовался услугами того же самого портного, что и мсье Дюмо. Слева от Франчарда сидел Антонио Кавалли, который в своём двубортном костюме от Армани выглядел так, как будто попал сюда по ошибке.

Стоявшие на камине в стиле Луи-Филиппа за спиной у мсье Дюмо небольшие настольные часы пробили двенадцать раз. Председатель откашлялся и открыл заседание.

— Господа, цель этого заседания, созванного по нашей инициативе, но при вашем согласии, состоит в том, чтобы произвести обмен редкого документа на согласованную сумму денег. — Мсье Дюмо поправил очки на носу. — Естественно, я должен начать, господин Кавалли, с вопроса, обладаете ли вы этим документом?

— Нет, не обладает, — вмешался мсье Франчард, как было договорено с Кавалли, — поскольку он доверил хранение документа нашему банку. Но я могу подтвердить, что имею полномочия немедленно выдать документ, как только будет перечислена означенная сумма.

— Но это противоречит нашей договорённости, — перебил Дюмо, подавшись вперёд и показывая, что он потрясён. — Правительство моего клиента не заплатит больше ни цента без полной проверки документа. Вы дали согласие доставить его сюда к полудню, и в любом случае мы ещё должны убедиться в его подлинности.

— Мой клиент понимает это, — сказал мсье Франчард. — Вы можете посетить мой офис в любое удобное для вас время и провести такую проверку. После проверки, как только вы перечислите согласованную сумму, документ будет передан вам.

— Все это очень хорошо, — возразил мсье Дюмо, поправляя очки на носу, — но ваш клиент не выполнил своё первоначальное условие, что, на мой взгляд, позволяет правительству моего клиента, — он подчеркнул слово «правительству», — пересмотреть свою позицию.

— Мой клиент счёл благоразумным в сложившихся обстоятельствах защитить свои интересы, поместив документ в свой собственный банк на хранение, — немедленно последовал ответ мсье Франчарда.

Любой, кто наблюдал перебранку двух банкиров, наверное, удивился бы, узнав, что они просиживали вместе все субботние вечера за шахматными партиями, которые Франчард неизменно выигрывал, а после ленча в воскресенье встречались на теннисном корте, где он регулярно проигрывал.