6-го июня часов около десяти утра я находился в Бергхофе, когда один из адъютантов Гитлера сообщали, что ранним утром начался десант. «Фюрера уже разбудили?» Он трицательно покачал головой: «Нет, новости докладываются ему только после завтрака». Поскольку в последние дни Гитлер все время говорил, что противник, скорее всего, начнет с отвлекающего наступления, чтобы оттянуть наши части от действительного места высадки, то никто и не хотел будить Гитлера, чтобы не наслушаться упреков в совершенно неверной оценке обстановки.

На состоявшейся несколькими часами позднее в гостиной Бергохофа «ситуации» Гитлер, казалось, только укрепился в своем предвзятом представлении, что противник стремится ввести его в заблуждение. «Вы еще помните? Среди вороха донесений, которые мы получили за последние дни, было одно, которое точно предсказывало место, день и час высадки десанта. Вот это-то и усиливает мое предположение, что сейчас речь еще не может идти о настоящем десанте». Эта информация, по словам Гитлера, была подброшена ему шпионской сетью противника, чтобы отвлечь его внимание от подлинного места операции и заставить его ввести в действие свои дивизии слишком рано и не на том месте. Так, введенный в заблуждение точным донесением, он отказался от своего прежнего и правильного представления, что побережье Нормандии может оказаться наиболее вероятным местом вторжения.

В предшествующие высадке недели Гитлер получил от конкурирующих разведывательных организаций СС, вермахта и МИДа противоречащие друг другу агентурные данные о ее времени и месте. Как и во многих иных областях, Гитлер и здесь взялся сам за труднейшую даже для специалистов работу — оценку достоверности поступившей информации, надежности ее источников, степени укорененности последних во вражеском стане. Он вовсю иронизировал над бездарностью различных служб, а в конце, распалясь, высказался вообще о бессмысленности разведывательных служб вообще: «Как Вы полагаете, сколько из этих проверенных агентов оплачиваются западными союзниками? Они снабжают нас заведомо ложной информацией. Я пока даже и не стану извещать Париж. Пока все это надо задержать. Это только будет нервировать наши штабы».

Только к полудню был решен самый насущный вопрос — выдвинуть находящийся во Франции резерв Вреховного командования вермахта против высадившегося англо-американского десанта. Гитлер оставил за собой право принимать решение о передвижении каждой дивизии. Очень неохотно уступил он требованию командующего западной группой войск фельдмаршала Рундштедта ввести эти дивизии в бой. Из-за этой потери времени две танковые дивизии уже не смогли воспользоваться ночью с 6 на 7 июня для броска вперед. Днем же их продвижение было сильно затруднено бомбардировщиками противника, и они понесли тяжелые потери людей и техники, прежде чем вступили в соприкосновение с противником. Этот для всего хода войны столь важный день прошел, как этого и можно было ожидать, отнюдь не в лихорадочной активности. В критических ситуациях Гитлер всегда старался сохранять спокойствие, и его штаб копировал эту сдержанность. Проявить нервозность или озабоченность — значило бы погрешить против установившегося здесь тона и стиля отношений.

На протяжении нескольких последующих дней Гитлер в своем, весьма примечательном, но и становящемся все более абсурдным недоверии, сохранял уверенность, что речь идет все же об отвлекающем десанте, проводимом с единственной целью вынудить его к невыгодной диспозиции в оборонительных операциях. По его мнению, настоящая высадка произойдет все же совсем в другом месте, совершенно не прикрытом войсками. Да и флотское руководство считало избранную союзниками местность неподходящей для крупномасштабного десанта. По временам он ожидал основного удара в районе Кале, как бы требуя от противника, чтобы тот подтвердил его правоту: еще в 1942 г. он приказал установить там под бетонным панцирем метровой толщины корабельные орудия главного калибра. Этим и объяснялось то, что он не ввел в бои на побережье Нормандии стоявшую под Кале 15-ю армию (17).

Было и еще одно соображение, укреплявшее Гитлера в ожидании наступления от Па-де-Кале. Здесь располагались 55 стартовых площадок для запуска ракетных снарядов по Лондону, число запусков которых могло бы достигать нескольких сотен в день. Гитлер предполагал, что настоящая высадка десанта должна произойти прежде всего в месте дислокации этих снарядов. Почему-то он никак не хотел согласиться, что союзники и из Нормандии очень скоро могли бы занять эту область Франции. Он прежде всего рассчитывал на то, что в тяжелых боях удастся сузить район развертывания десанта противника.

Гитлер, да и все мы ожидали, что этот новый вид оружия «фау-1» вызовет в стане противника ужас, хаос и общий паралич. Мы переоценили его действенность. Я, правда, принимая во внимание невысокую скорость полета этих ракетных снарядов, советовал Гитлеру запускать их только при низкой облачности (18). Но он с этим не считался. Когда 12 июня по отданному Гитлером в спешке приказу были катапультированы первые «фау-1», то из-за организационных неполадок на позицию были доставлены лишь десять ракет, и только пять из них достигли Лондона. Гитлер уже успел позабыть, что он сам порол горячку, и весь свой гнев обрушил теперь на конструкторов-разработчиков. Во время «ситуации» Геринг поспешил свалить всю вину на своего противника Мильха, а Гитлер уже был готов отдать приказ о снятии с производства этих, как он теперь полагал, совершенно неудачных ракет. Но когда начальник пресс-бюро ознакомил его с преувеличенными, сделанными в сенсационном духе сообщениями лондонской прессы о разрушительном эффекте «фау-1», настроение его резко изменилось. Теперь он уже настаивал на увеличении их производства. Тут выступил Геринг и заявил, что эти ракеты — крупное достижение его люфтваффе и что он лично всегда требовал их разработки и всемерно ей содействовал. О Мильхе, козле отпущения предыдущего дня, даже не вспомнили.

До начала высадки англичан и американцев Гитлер подчеркивал, что с первого же дня будет лично руководить операциями во Франции. Для этой цели Организация Тодт, истратив бесчисленные милллионы марок, многие сотни километров телефонного кабеля, прорву бетона и дорогостоящее прочее оборудование, построила две ставки. В те дни, теряя Францию, Гитлер оправдывал чудовищные расходы тем, что, по крайней мере, одна из этих ставок расположена точно на будущей западной границе Германии и может поэтому использоваться как часть всей оборонительной системы. 17 июня он посетил эту расположенную между Суассоном и Лаоном ставку, т.н. В-2, чтобы в тот же день возвратиться на Оберзальцберг. Он был недоволен: «У Роммеля сдали нервы, стал совсем пессимистом. Сегодня же добиться чего либо могут только оптимисты». После таких высказываний смещение Роммеля могло быть только делом времени. Так он высказывался, будучи еще убежденным в непреодолимости своих оборонительных рубежей, которые он выдвинул против десанта. В тот вечер он поделился со мной, что В-2 не очень-то надежна, так как расположена в зараженной партизанами Франции.