— Как раз рядом с гнездовьем Поля, — злорадно сказал Ларни. — Он будет иметь непосредственное удовольствие наблюдать за проклевкой.

— Нехорошо, — покачал головой Мбога, — там вблизи пластик, металл. Механозародыш может решить всем этим воспользоваться.

— Оно будет охотиться? — с некоторым восторгом спросил Ларни. — Оно выпустит когтистые лапы и будет загребать пластик в свою жадную пасть?

— Ладно, — махнул рукой Мбога, — теперь поздно менять положение, активированные шары уже не сдвинешь. Говорили же мне, что здесь нужен специалист…

— А почему вы не взяли специалиста? — спросил Ларни.

Мбога внимательно посмотрел на егеря, но ничего не ответил. Ларни смутился, взвалил на плечо сумку с активаторами и пошел к пятому шару.

А почему я не беру в лес свою пятилетнюю дочку? — думал Ларни. Какое все-таки счастье, что ее мать просто ненавидит Пандору, а заодно и меня, который эту Пандору обожает. Сидят сейчас они где-нибудь на лужайке в среднероссийской полосе, смотрят на белок и ничего не знают ни про Пандору, ни про Мбогу, ни про механозародыши. Даже о карантине ничего не знают. Не потому что неинтересно или потому что нет информации, а потому что информации слишком много. Кто же что-то будет там вылавливать в потоке новостей! Это как лес. Лес здесь опасен не хищниками, а обилием информации, то бишь — видами животных и растений, число которых, кстати, множится просто на глазах, что наши биологи категорически отказываются замечать. Хотя где они, эти биологи… Ау! Тут либо егерь, либо биолог. Либо не задумываясь стреляешь во все, что движется, либо изучаешь оч-ч-чень интересную травинку, пока на тебя не прыгнет ракопаук или не схватит рукоед. А мнению егерей наука не доверяет. Поэтому мы и молчим. Мы гордые. Гордые? Нет, скорее… Скорее, мы и лес — на одной стороне. Есть мы, лес и все остальные, которые на другой стороне, которым многое не объяснишь. Для этого нужно прожить в лесу несколько лет в обнимку с карабином, провести там много ночей, прислушиваясь к его разговору. Вот Мбога. Сможет ли он это понять? Хотя он и был в лесу, но с тех пор лес изменился. Любой егерь-новичок скажет, что лес меняется просто на глазах, а те, кто на Базе, просто не замечают этого. И Мбога не замечает.

— Здесь все по-другому, Ларни? — внезапно спросил Мбога, и егерь удивился его чуткости.

— Да. Совсем по-другому.

Мбога достал из сумки нужный активатор, приложил к пятому шару, пятнистому от падающих на него огней империи Поля, и нажал кнопку.

— Остается только ждать. Расскажите мне про лес, Ларни.

Ларни невольно усмехнулся. Уж от кого-кого, а от Тора-охотника он такого вопроса не ожидал.

— Он разный, — пожал плечами егерь. — И он меняется.

— Вот, — сказал маленький доктор, — вы очень хороший егерь, Ларни, и вы знаете суть. Многие на Базе знают суть леса?

Ларни пожал плечами. Честно говоря, он не совсем понял Мбогу. Какую суть он знает? Леса?!

— А что там? — спросил Мбога.

— Библиотека, — ответил Ларни.

— Пройдемся до библиотеки, — предложил Мбога. — Время еще есть, а я хотел бы дождаться, когда начнут лопаться оболочки.

— Ради бога, — сказал Ларни.

В библиотеке было, конечно, пусто. Ларни нашарил кнопку и включил свет. Небольшое помещение с высокими полками пленок, кассет, бумажными книгами, пара столов с терминалами, кофеварочный агрегат, горшки с цветами и несколько хромофотоновых репродукций с обязательными треугольничками. Мбога задумчиво оглядел библиотеку, прошелся мимо полок и уселся в подвернувшееся кресло.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, кажется, книгам, — рассказывайте, сколько посеяно доброго, вечного…

Ларни набрал себе и Мбоге кофе. Маленький доктор с интересом осмотрел пластиковый стаканчик с изображением охоты на тахорга. Рисунок был выполнен в стиле раннего палеолита.

— О чем книги? — спросил он Ларни.

— Обо всем, — пожал плечами егерь. У него появилось жутковатое ощущение, как будто он забрел на неизвестную территорию без карт, без оружия, без связи. — Преимущественно о лесе.

Мбога усмехнулся.

— Представляю, что они написали там о лесе…

— Да уж, — вздохнул Ларни, — все пишут о лесе. Сидят в светлых кабинетах на Земле и пишут о лесе, обложившись любительскими фотографиями и егерскими мемуарами.

— Я тоже писал о лесе, — признался Мбога, — и именно в кабинете, и именно обложившись фотографиями.

— Извините.

— Да нет, Ларни, вы ничем не оскорбили меня. Вы правы в своем отношении к этим высокомудрым исследованиям о лесе. И не только о лесе. О жизни. О человеке. О Земле. О Странниках. О, Странники! Проще всего писать о Странниках. Благодарная тема, благодатная почва. Любой артефакт объявляется наследием Странников. Я удивляюсь, как это лес не связали со Странниками… Впрочем, ладно. Ну а теперь, Ларни, расскажите мне о том, что происходит в лесу. О русалках, о мертвецах, о лесовиках… О чем я еще забыл упомянуть?

Ларни сел.

Утром Леонид Андреевич не пошел на обрыв. Все тело как-то подозрительно ломило, а ноги оказались покрыты множеством синяков. Проклятые киберы. Ионный душ изгнал сонливость и вернул в члены почти что юношескую гибкость. Доктор посоветовал какую-то мазь от кровоподтеков, но Леонид Андреевич с подозрением относился к медицине и совет проигнорировал. Доктор обиженно замолчал и даже перестал подмигивать лампочкой. Мбога в номере отсутствовал. Все-таки ночная жизнь больше приличествовала потомку пигмеев из лесов Экваториальной Африки. Сделав напоследок некоторое подобие зарядки, Леонид Андреевич стал натягивать брюки, и именно в этом положении его застиг первый взрыв. Пол неприятно задрожал, стекла задребезжали, завыла сирена, а по внутренней связи завели старую пластинку на тему сохранения полного спокойствия. В соответствии с советом Леонид Андреевич сохранил спокойствие, то есть натянул брюки и стал разыскивать закинутую куда-то рубашку, но тут в дверь номера заколотили. Это был раздетый Марио с комком одежды и матрасом под мышкой. Взгляд у него был дикий.

— Тревога! Взрыв! Куда бежать?!

— А что случилось? — спросил Леонид Андреевич, стараясь не заразиться паникой.

— Все горит! Все дымит! Вы радио слушаете?!

— Э-э-э… Слушаю, но там советуют не беспокоиться. Заходите, Марио, замерзнете. Вам надо одеться.

Леонид Андреевич затащил физика в номер, отнял у него матрас и помог облачиться в мятый комбинезон.

Комбинезон был Марио мал, и Горбовский решил, что перепуганный физик схватил что первое попало под руку. Потом он заставил его сесть, сунул в руку стакан с успокаивающим и вышел на балкон.

Огня не было, но дым в наличии имелся. Наиболее сильно дымило около административного корпуса, и там уже толпились киберы, не решаясь приблизиться к очагу активности. Там же бегал Поль, размахивая руками, и там же сидел на корточках Мбога. Слов не было слышно, но не представляло особого труда понять, что директор базы был возбужден и взбешен, а Председатель КОМКОНа — спокоен и невозмутим.

— Механозародыши проклюнулись, — объяснил Горбовский Пратолини. Вой сирен затих, а механический голос замолк на половине фразы.

— Ужас, — пробормотал Марио, — какой ужас. Сплошные приключения. Лес. Карантин. Механозародыши.

— Русалки, — поддержал Леонид Андреевич. — Не переживайте так. Пойдемте-ка лучше прогуляемся, подышим свежим воздухом, нагуляем аппетит. А хотите, я позвоню доктору Фуками? Она пропишет вам массаж.

— Я не хочу гулять, — капризно сказал Пратолини, — я хочу домой. Я соскучился по субэлектронным структурам. Они мне по ночам снятся. Все такие зеленые и переливаются.

— Как русалки, — добавил Леонид Андреевич.

— Да бросьте, Леонид Андреевич, русалки просто бледнеют в сравнении с происходящим!

Горбовский огляделся. В комнате наличествовал беспорядок, который только и могут устроить две неприкаянные души, собственных домов в обитаемой Вселенной не имеющие и привыкшие к скромному уюту выдвижных столов лабораторий и тагорянских вместилищ. Местные гостиницы не намного ушли от этих приспособлений, разве что лежанки были пожестче и поуже, чем те, к которым привыкли инопланетные земноводные. Тахта, на которой Леонид Андреевич нежился в домике у Кондратьева много лет назад, до сих пор являлась ему в мечтах.