Врачам нужно было время для продолжения поисков решения.

Поэтому пятеро самых видных учёных и медиков пришли к императрице Николь и выложили карты на стол: императрица должна перестать наплевательски относиться к своему здоровью; она должна соблюдать строгий режим и следовать всем предписаниям врачей; она должна работать столько, сколько ей будет разрешено, и не больше.

Маугли выслушала врачей, подумала, хмыкнула, ещё немного подумала, ещё немного пофыркала — и отклонила все требования посетителей.

— Мне некогда! — И она распрощалась с обескураженной делегацией учёных медиков.

Тогда пятеро специалистов отправились к тому человеку, с которым они могли открыто обсудить проблемы здоровья императрицы, — к Джерри.

Он выслушал их очень внимательно, окаменел лицом и ничуть не удивился реакции Никки, о которой врачи честно рассказали ему.

— Она не позволяет своей смерти диктовать условия своей жизни, — сказал он усталым голосом.

Когда делегация ушла, Джерри спрятал лицо в ладонях и замолчал надолго. Никки была человеком, который притягивает к себе удары. И вот ещё один удар — и самый суровый. Человек, подаривший всему миру надежду на бессмертие, сам оказался этой надежды лишён. Джерри относился к А-классу, но он ещё не проходил процедуру бессмертия — он ждал свою Никки.

Джерри понимал, что ничто не может заставить Никки бездельничать. Императрица просто будет трудиться на износ, пока не упадёт замертво за своим поцарапанным и потёртым рабочим столом. И это случится, по словам врачей, с девяностопроцентной вероятностью в течение ближайшего года, если кардинально не изменить режим жизни Никки. Но как это сделать? И Джерри стал размышлять над этой проблемой. Потому что, если он её не решит, то её никто не решит.

Джерри пришёл на телеканал Тимоти, на встречу с его сыном Лэшли, «самым язвительным телерепортёром всех тиви-каналов». Сам Тим умер десять лет назад, в весьма почтенном возрасте. Лэшли, уже немолодой, в длинных жёлтых шортах и в майке с эмблемой своей передачи, традиционно сидел на высокой табуретке.

Джерри, одетый в обычный деловой костюм, в котором ходил на работу, был усажен в глубокое кресло.

Лэшли, извиваясь на своём стульчике из бара, навис над Джерри как коршун:

— Вы ни разу не давали публичных интервью и заслужили репутацию очень скрытного человека. А тут неожиданно согласились. Почему?

Джерри спокойно улыбнулся:

— Мне не хочется, чтобы меня считали скрытным и что-то скрывающим. Я не публичный человек, а обычный учёный. Внимание массмедиа ко мне попросту неоправданно.

— Ну что же, готовьтесь, сейчас мы вас хорошенько выпотрошим. Вы провели всю жизнь возле королевы Николь. Вас не обижает, что вы прозябаете в её тени?

— Наоборот, меня радует, что я греюсь в её свете.

— Одни считают вас королём, а другие — самозванцем. Ваше официальное положение весьма непросто.

— Если бы вы знали, насколько я равнодушен к статусам и титулам любого толка. Я жил рядом с любимой женщиной, занимался любимой работой, воспитывал обожаемых мною детей — и больше мне ничего от жизни не нужно.

— Почему вы говорите об этом в прошедшем времени? Вы всё ещё работаете и так далее.

— Не обращайте внимания, в последнее время я стал часто оглядываться назад.

— Какие у вас взаимоотношения с принцем Ливаном?

— Нас нельзя назвать друзьями, потому что мы слишком редко видимся. Но мы прекрасно понимаем друг друга.

— Вас обоих не мучает ревность?

— Раньше очень мучила.

— О! Об этом подробнее.

— Он ревновал меня к Сюзанне, когда она жила во дворце династии Гринвич, а я его — к Майклу, когда он уезжал с сестрой во дворец Шихин-ых. Ливан всегда находил для Майкла потрясающе интересные подарки. Принц упорно это отрицает, но я уверен, что ему помогала его подруга — принцесса Гримальди.

Лэшли досадливо покрутил головой и сменил тему:

— Почему вы отказались от Нобелевской премии за социоматематику?

— Потому что основной вклад в социотеорию внес мой отец, а он не может получить её. И эта премия учреждена Нобелем в качестве поддержки учёных, а моя работа хорошо финансируется и без премий.

— Кроме того, стали бы говорить, что премию вам дали, чтобы сделать приятное императрице Николь.

— Это уже третья причина, но зачем она, если достаточно любой из первых двух?

— Дети редко идут по стопам отцов, почему же вы стали социоматематиком, как ваш отец?

— Бывают времена, когда личные интересы слишком дорого обходятся. Я стал заниматься теорией отца, потому что так было нужно. А когда работающая модель предсказания на основе теории Михаэля Уолкера была создана, то мне социоматематика уже стала интереснее роботостроения, к которому я склонялся в детстве. Расчёт мировых линий отдельного человека, компьютерное моделирование возможного будущего для индивидуума оказалось очень увлекательным занятием.

У каждого должен быть шанс на счастье, и пусть вся мировая компьютерная сеть сутками ломает свои процессоры, ко поможет найти каждому интересную работу и интересную жизнь. Счастье отдельного человека достойно стать научной и общественной сверхзадачей. Я горд тем, что мы научились рассчитывать не только будущее человечества, но и будущее отдельного человека.

— А будет ли будущее счастье настоящим, если оно преподнесено на блюдечке?

— Компьютер лишь рассчитывает вашу оптимальную мировую линию, указывает вам наилучшую дорогу. А пройти по ней вы должны сами. Наилучшая дорога вовсе не самая лёгкая; чаще — наоборот, одна из труднейших. Так уж устроена жизнь — оставить в ней след и стать по-настоящему счастливым можно, только получив мозоль от сильного нажима на резец. Или на плуг.

Раньше мы рассчитывали личные судьбы в специальных центрах. Недавно мы создали и запустили в продажу персональный расчётчик для предсказания личной мировой линии. Теперь на домашнем компьютере вы сами сможете изучить все варианты своей судьбы — в зависимости от профессии, которую выберете, и других ваших решений. Вы будете моделировать и планировать свою биографию и успех своих детей в существующих социоэкономических рамках, на фоне глобальной истории.

Некоторые рассматривают такую программу как игру. Но это не игра, здесь всё по-настоящему. Жизнь — это слалом, в котором боковые лыжни проносятся мимо стремительно и часто безвозвратно. Какой выбор сделать в жизни? Это очень сложная задача, и я рад, что наша работа помогает многим решить свою судьбу.

Лэшли восхитился.

— О боги, мне хочется немедленно получить эту программу, заняться своим будущим и получить ответы на все вопросы!

— Часто важнее не получить ответ, а задать вопрос. Вопрос эмоционален, ответ рационален. Спросите себя — что вы хотите в этой жизни? Именно с этого вопроса и начинаются многие ответы. Какие проблемы в этом мире больше всего вас волнуют? Научный поиск? Проблемы социального неравенства? Создание музыки? Освоение космоса? Воспитание детей? Это то, о чём мы можем спросить только сами себя, никакой компьютер тут вам не поможет. Поставьте главный вопрос своей жизни на обсуждение и начните искать варианты ответа. Ответы не похожи на мёртвые каменные плиты с вырезанными надписями, ответы живы, разветвлены и растут как деревья.

Лэшли помолчал и сказал прищурившись:

— Это всё хорошо, но я до сих пор не понял — зачем вы пришли сюда?

— Чтобы меня не считали марионеткой, а увидели живым человеком.

— Императрица знает о том, что вы решили дать интервью?

— Не думаю. Если вы намекаете, что королева Николь как-то контролирует мою жизнь и что-то решает за меня, то зря — Никки не такой человек, чтобы подавлять кого-либо. Я уверяю вас, что самостоятельно распоряжаюсь своей жизнью. Главное для меня — иметь возможность поступать так, как считаешь нужным, не принимая во внимание общественное или чужое мнение, обычно предвзятое, или голос собственного здравого смысла, обычно очень эгоистичного.

— Я вас не очень понимаю, — сказал Лэшли. — Вы о чём говорите?