Да хоть нос себе расквась — факты не изменишь. Руки опускаются от бессилия и отчаяния; я свою жизнь посвятила Элу, но поможет ли это ему?

Страдаешь или плачешь, но всё равно — берёшь себя за шкирку: иди, буди сына, делай ему самый питательный и вкусный завтрак, какой можешь, — и занимайся, занимайся, занимайся…

Ломай камень голыми руками, поднимай неподъёмное…

Жили с Элом непросто.

Но пролетело время, и настал день школьного теста. Три пути у каждого ребёнка, три школы в округе: небольшая — Для одарённых детей, огромная — для обычных и специальная, крохотная, — для умственно отсталых…

Сидим мы в общей очереди на тестирование. Перед началом учебного года сюда собрали всех местных дошкольников. Сейчас и наша судьба решится.

О боги, о боги, где вы? Как до вас достучаться? Услышьте мою молитву: пусть Эл попадёт в нормальную школу, не для дебилов…

Куда мне самой деваться потом? — не знаю и даже не думаю пока… И профессией никакой не владею, а если и наймут разнорабочей или домашней помощницей — у меня же всё из рук будет валиться: что без меня Эл поделывает?

Когда мысли не там, где руки, — это не работа, а наказание…

Всё, что я умею, — быть матерью Эла, да за это больше платить не будут.

Элу надоело сидеть на одном месте. Встал со стула, смотрит на других детей, подходит поближе.

Какой-то дылда-шустряк начальственно поворачивается к Эллу:

— Тебя как зовут?

Эл всегда с замедлением отвечает, после длинной паузы. Шустряку это не понравилось:

— Чего молчишь? Немой?

И — хлоп! — ударяет Эла ладонью в лоб. Сын отлетел, шлёпнулся на землю.

Я вскочила, бросилась его поднимать. Не знаю, что бы сделала с тем мальчишкой — да мамаша его тут как тут:

— Ой, извините, мой мальчик такой бойкий! Ничего страшного, дети играют!

Меня всю трясёт от злости, слова сказать не могу. А дылда из-под руки матери кричит:

— В школе встретимся, придурок!

Я схватила Эла и отвела на место. Хорошо школа начинается, просто отлично!

Но тут вся ерунда вылетела из головы: Эла вызвали на тест.

Я сразу от испуга съёжилась. Нормальная школа с дылдами — плохо, а школа для олигофренов — вообще катастрофа. Крест на всей жизни.

О боги всех небес, помогите моему мальчику стать нормальным ребёнком и счастливым человеком!

Сижу, ёрзаю — мозоль вот-вот будет, чего только не обещаю всем неведомым силам…

Обычно дети после тестирования выходят через полчаса. Их выводят сотрудники центра и вручают родителям распечатку с результатом тестирования.

Следующий!

Родители сразу утыкаются в полученные бумажки, а уж дома-то исследуют каждую строчку и буковку. Что сулит будущее их сыну или дочери? Какую профессию им советуют выбрать?

Эла уже час нет. Я сижу на стае ежей, и сил моих никаких больше нет.

Полтора часа. Ну, всё — проблемный ребёнок, оформляют документы в специальную школу.

Я стала глохнуть, в ушах звон стоит.

Вышел круглолицый человек в зелёном халате, покрутил головой и ко мне:

— Пройдёмте со мной, мисс Дженкинс. А Эла всё ещё нет!

Остальные родители стихли, на меня уставились, зашептались:

—…у неё сын… да, я знаю… наверное, тест не прошел…

Никого другого внутрь не звали. Наверное, слабоумных детей в зале больше нет, кроме моего бедного Эла.

Во мне такая злость вспыхнула, что сердце опалила. Я встала, обвела всех вызывающим взглядом и пошла за человеком в халате.

Быстро скисла, иду еле живая. Хромаю — нога почему-то онемела, отсидела, что ли? Какая глупость в голову лезет…

Где тут мой чертополошек притулился?

Человек в зелёном заводит меня в пустую комнату. Пытается шутить, зачем-то говорит, что его зовут Жюльен, и вообще несёт какую-то чушь.

— Где мой сын?! — истерично спрашиваю. Хочу спокойно, а получается крик.

— Он ещё не закончил тест, а с вами хочет поговорить мистер Уолкер.

Входит другой человек — уже в белом халате. Здоровается.

— Присаживайтесь, миссис Дженкинс! Да какое там «присаживайтесь»!

— Что с моим сыном?! Он нормален? Он сможет учиться в школе?

— С вашим сыном всё очень непросто, — сказал с паузой человек. На него упал свет лампы, и я вздрогнула. Вот это какой мистер Уолкер! Муж королевы Николь! Что здесь происходит?

Ноги подкосились, и я села, не глядя. Каким-то чудом оказалась на стуле, а не на полу.

— Мы не смогли определить оптимальные образовательные и профессиональные параметры для вашего сына, — продолжает своё мистер Уолкер.

Я слушаю его в полной панике, ничего не соображая.

— Дело в том, что мы вписываем эмоционально-интеллектуальную матрицу ребёнка в прогнозируемый социальный фон и находим математическое решение для оптимального соотношения индивидуальной матрицы и общественной среды…

Он объясняет, а я елё удерживаюсь от слёз и думаю с яростью: «Да не тяни ты, чёртов король, говори всю правду…»

—…Мы можем выполнить такое моделирование, только если индивидуальная матрица является малым возмущением общего социофона…

«Меня сейчас вырвет, ты это понимаешь, учёный сухарь?»

— …но матрица вашего сына оказалась совершенно аномальной — мы не можем принять её в качестве малой величины! Для таких случаев мы ещё не разработали методики тестирования. Поэтому мы не можем дать вам обычных рекомендаций…

— Это случилось из-за его компьютера?

— В какой-то степени — да, но мы раздали уже три миллиона таких компьютеров и ни разу не наталкивались на такую реакцию…

— Я вас не понимаю! — кричу или шепчу из последних сил. — Мой сын сможет учиться в школе?

— В школе? Нет, это было бы неразумно! — удивился мистер Уолкер. — Ему нужен специальный колледж.

«ВСЁ! КОНЕЦ!»

— Спецшкола для слабоумных? — угасающим голосом спросила я. Сейчас упаду со стула. Уже качаюсь.

— Нет, нет, ваш сын вовсе не слабоумен! — возразил мистер Уолкер. — Разве вы не понимаете значения того факта, что матрица вашего сына не является малым возмущением?

— Нет, не понимаю… — а перед глазами всё плывёт.

— Это означает, что интеллект вашего сына способен оказать столь сильное воздействие на развитие общества, что оно уже не может рассматриваться как неизменяемый фон для моделирования его судьбы. В данном случае требуется нелинейное психосоциальное моделирование, чего наука ещё не умеет делать.

— А что же мне делать? — слабым голосом бормочу я.

— Вы должны согласиться на колледж!

— Какой колледж? У меня нет никаких денег… Бесплатная школа — это всё, что я могу себе позволить.

— Извините, я плохо объясняю, — говорит мистер Уолкер. — Колледж будет создан СПЕЦИАЛЬНО для вашего сына. За счёт династии Гринвич. Пока мы не нашли других таких же умных детей, он будет единственным студентом. Его будет учить целая группа профессоров. За ним будут наблюдать врач, психолог и генетик — ведь речь идёт о седьмом интеллектуальном геноскладе, ещё не изученном и, кажется, самом могучем… чуть не проморгали вашего мальчика… хорошо, что я сам присматривал за тестом. Полагаю, потенциал этого геносклада труднореализуем, но ваши постоянные занятия с Элом и помощь обучающего компьютера совершили настоящее чудо…

Я ничего не поняла, кроме того, что у меня сына забирают куда-то для научных опытов. Да как он там будет один?! Стала защищаться как могла — лишь бы его не отняли:

— У него плохие тесты, он отвечает на половину вопросов неправильно!

— Он отвечает неправильно с точки зрения человека, задающего вопросы дошкольнику. На самом деле, он просто отвечает на другом уровне — опережая сверстников лет на десять — пятнадцать. Некоторые его ответы просто поразительны!

— Он, дурачок, говорит, что железо горит.

— Но ведь железо очень ярко горит! Только в чистом кислороде. Мы проверяли — Эл нигде об этом не читал, а определил сам по таблице Менделеева. Как он об этом догадался? Ума не приложу. Надо будет этим специально заняться.

Я кричу:

— Он не способен даже понять, что сумма внутренних углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам!