Сегодня отобрали у меня без всяких законных на то оснований пять ящиков и три сундука. Это произошло во время погрузки на судно «Рисковый», которое отправлено высочайшим велением сатрапа Эсклепиуса на колонизацию Проклятых Берегов. В ящиках хранилось следующее: один блок лучшего белого мрамора, по размеру достаточный для бюста; два блока аартианского нефрита, по размеру достаточные для бюста; один высокого качества мыльный камень высотой с человека и шириной с человека; семь больших медных слитков высочайшей чистоты; три серебряных слитка приемлемой чистоты; три бочонка воску. В одном из ящиков были также упакованы весы, рабочий инструмент для резьбы по металлу и камню и прочие измерительные приборы. В сундуках хранилось следующее: две шёлковых мантии — одна белая, одна розовая — сшитые портнихой Вистой и отмеченные её знаком; платье средней длины, зелёное; две шали — одна из белой шерсти, вторая голубого льна. Несколько пар чулок, как зимних, так и летних; три пары туфель, одна из них шёлковая, с украшениями в виде бутонов; семь юбок — три шёлковые, одна льняная, и три шерстяные; один корсет из тонкой кости и шёлка; три тома стихов, написанных моей рукой; миниатюра руки Соидзи, на которой изображена я, леди Кэриллион Кэррок, в девичестве Уэльдзин, заказанная моей матерью леди Арстон Уэльдзин по случаю моего четырнадцатилетия. Также там хранилась одежда и постельные принадлежности для детей: девочки четырёх лет и двух мальчиков, шести и десяти лет, включая зимние и летние праздничные наряды.

Я записываю обстоятельства этой конфискации подробно, чтобы справедливо покарать воров после моего возвращения в Джамелию. Кража произошла следующим образом: когда наш корабль был готов к отплытию, груз, принадлежащий знатным пассажирам, был задержан в доках. Капитан Триопс проинформировал нас, что имущество находится под арестом по приказанию сатрапа. Я не поверила этому человеку, который разговаривал с моим мужем и со мной без должного уважения. Позже я записала всё подробно и следующей весной, когда вернусь в Джамелию, мой отец, лорд Крайон Уэльдзин, представит дело на суд сатрапа, ибо мой муж не высказал намерения сделать это сам.

И я добьюсь справедливости, клянусь именем леди Кэррилион Уэльдзин Кэррок.

Условия на борту корабля абсолютно невыносимы. И снова я беру в руки перо, чтобы описать все наши лишения и несправедливость, дабы те, кто за них ответственен, понесли должное наказание. Несмотря на моё благородное происхождение и принадлежность к дому Уэльдзин, а также то, что мой муж не только знатный человек, но и владеет титулом лорда Кэррок, помещение, предоставленное нам, ничуть не отличается от тех, где живут обычные эмигранты или аферисты; это коморка в грузовом отсеке с необыкновенно дурным запахом. Только преступники, закованные в трюме, живут в ещё более сложных условиях.

Полом здесь служит грубый деревянный настил, а стенами — обшивка самого нашего судна. Вокруг множество доказательств того, что до нас в этом помещении путешествовали крысы. Обращаются с нами не лучше, чем со скотом. Никто не предоставил отдельного помещения моей горничной, так что мне приходится укладывать её в постель практически рядом с собой. Мне пришлось пожертвовать три камчатных портьеры, чтобы оградить угол и защитить своих детей от взглядов грязных эмигрантов. Эти люди не оказывают мне должного почтения. Я думаю, они также тайно подчищают наши запасы еды. Когда они издеваются надо мной, мой муж приказывает их игнорировать. И это оказывает ужасное влияние на поведение слуг. Этим утром моя горничная, которая при наших теперешних условиях служит также и няней, грубо заговорила с маленьким Петрасом, приказав ему замолчать и не задавать вопросов. Когда я укорила её за это, она посмела поднять бровь.

Мои визиты на верхнюю палубу — просто трата времени. Вся она забита канатами, парусиной и грубыми мужланами, и ни кусочка не оборудовано под место, где могли бы отдыхать дамы или дети. Море навевает скуку, видно только какие-то далёкие острова. Ничто меня не развлекает, а между тем это отвратительное судно уносит меня всё дальше от величественных белых шпилей благословенной Джамелии, посвящённой Са.

На борту нет никаких знакомых, которые могли бы отвлечь или утешить меня. Леди Дюпарж посетила меня однажды, и я была вежлива с ней, но разница в нашем положении делает общение практически невозможным. Лорд Дюпарж владеет немногим больше своего титула, двух кораблей и имения на границе с герфенскими болотами. Леди Крайфтон и Энксори, по-видимому, полностью удовлетворены компанией друг друга и вообще меня не посещали. Они, конечно, ещё слишком молоды, чтобы успеть обзавестись достойными манерами, однако матери должны были обучить их правильному поведению в обществе. После возвращения в Джамелию обе девушки извлекли бы немалую пользу из дружбы со мной. То, что они решили не искать моего покровительства, говорит только об их недалёком интеллекте. Так что, вне всяких сомнений, они бы скоро мне наскучили.

Я чувствую себя жалко в этом отвратительном окружении. Почему мой муж решил потратить своё время и деньги на это сомнительное путешествие, ускользает от понимания. Не могу я объяснить и то, почему он захотел взять с собой детей и меня, особенно принимая во внимание моё положение. Не думаю, что он вообще размышлял о том, насколько сложным окажется это путешествие для женщины, ожидающей ребёнка. Как обычно, он не посчитал нужным обговорить это решение со мной, как и я не искала бы его совета в том, что касается вопросов искусства. Но, позволив ему осуществить желаемое, я оказалась ущемлённой в своих правах! Отъезд ощутимо отложит окончание моих «Гармонических условностей камня и металла». Брат сатрапа будет очень разочарован, так как эта инсталляция должна была почтить его тридцатые именины.

Я была глупа. Нет — меня обманули. Доверять тому, кто просто обязан оправдывать ваше доверие — это не глупость. Когда отец вручил мою руку и мою судьбу лорду Джетану Кэрроку, он верил, что это человек с достойным состоянием и репутацией. Отец, да благословит Са его имя, радовался тому, что мои достижения в области искусства сделали возможной столь блистательную партию. И когда я горевала, что судьба предназначила мне в мужья человека намного старше, моя мать советовала смириться, посвятить себя искусству и создавать имя под защитой его влияния. Я уважала их мудрость. Последние десять лет, пока моя молодость и красота увядали в его тени, я родила троих детей и ношу под сердцем зарождающееся зерно четвёртого. Я была украшением и благословением его дома, и всё же он предал меня. Когда я думаю о часах, проведённых за хозяйством, часах, которые я могла бы посвятить искусству, горечь наполняет мою кровь.

Сегодня я начала просить, а затем, подчиняясь долгу перед благополучием детей, требовать, чтобы он заставил капитана выделить нам другое помещение. Отослав наших троих детей на палубу вместе с няней, он признался, что мы не инвесторы, по собственной воле отправившиеся в путешествие, а изгнанники, которым выпал шанс сбежать от неминуемой опалы. Всё, что мы оставили, — имения, дома, другое имущество, лошадей, скот — всё отошло сатрапу, как и груз, который у нас отобрали при отплытии. Мой благородный уважаемый муж предал нашего доброго и великодушного сатрапа и замышлял измену трону, благословлённому Са.

Я вытащила из него признание слово за словом. Он продолжал говорить, что я не должна думать о политике, что это его заботы. Он говорил, что жена должна позволить мужу устраивать её жизнь. Он сказал, что когда корабли придут следующей весной, он уже восстановит наше состояние, и мы сможем вернуться в Джамелию. Но я продолжала задавать глупые женские вопросы. Всё ли наше имущество отобрали, спрашивала я его. Всё? И он ответил, что это сделано было, дабы спасти имя Кэрроков, дабы его родители и младший брат продолжали жить с честью, не затронутые скандалом. Его брату оставили в наследство небольшое имение. Двор будет считать, что Джетан Кэррок решил вложить всё своё состояние в экспедицию сатрапа. О конфискации будут знать только самые близкие к трону. Чтобы ему позволили это, Джетан много часов на коленях униженно молил о прощении.