— Как насчет игры в преступника? — выпалила я, приподнимаясь над его грудью.
— А ты роли не перепутала? — поддразнил он беззлобно, и я уверилась, что сегодня всё пройдет, как по маслу.
Увлажнила губы.
— Боишься? — прошептала свистяще, не отрывая рук от его тела.
Марк мотнул головой.
— Рискни, — насмешливо одобрил.
Я мигом приковала его запястья, причем на меньшем расстоянии, чем себя когда-то. Неведанное прежде чувство власти опьяняло. Понимая, что сильным рывком он избавится от оков, что он именно позволяет ограничить свою свободу, я буквально потеряла голову. Я раздевала его, целуя солоноватую кожу, покусывала соски и ласкала ладонями, ртом довела до хриплого стона, прежде чем направила в себя и задала темп. Дерево опасно скрипело; мне послышался треск, однако нега наступила раньше, чем спинка окончательно погибла. Я потерялась в ощущениях, но не избежала затягивающей глубины его глаз. И это, пожалуй, была первая настоящая близость между нами.
Собрав расползающиеся конечности в кучу, расстегнула браслеты и оказалась спелёнатой его объятием. Подставилась под ласковый поцелуй, умиротворенно вздохнула, устраиваясь у него под мышкой и закидывая для удобства ногу на его бедро. Грудь вздымалась от поверхностного дыхания и частило сердце, зато в голове было необычайно легко.
— …не могу понять, искренна ли ты, — произнес Марк задумчиво, будто для себя, вторгаясь в мою полудрему. — Или умело имитируешь страсть?
Благодушие слетело мигом. Я фыркнула и вывернулась из-под его руки; пряди волос напоследок пощекотали перебирающие их пальцы. Наклонилась за майкой, пятой точкой чуя взгляд, но игнорируя его вместе с владельцем.
Вот умеет же испортить момент.
— Не задавай бессмысленные вопросы, — проворчала, натягивая одежду. — У нас взаимовыгодное сотрудничество. Расслабься и получай удовольствие.
— Только предупреди, как надумаешь свалить: махну белым платком, — разозлился он. Поднялся, щеголяя всеми прелестями, от встрепанной темной шевелюры до пропорциональных стоп. Нервно застегнул пуговицы на рубашке, приговаривая с каждой: — Ты ненадежна. Фактор риска. Никакого доверия. Стоит упустить тебя из виду, пропадешь бесследно. Как в прошлый раз.
— Найти меня не составило бы особого труда, — ответила уязвленно. — Если бы кто-то вздумал искать.
— Ну конечно, — щедро поделился ядом, — поэтому ты выбрала самую удаленную стаю с закрытой для въезда территорией и политикой полной конфиденциальности. Будь я проклят, если это не аналог «идите далеко и надолго».
— Если бы я хотела спрятаться, не оставила бы за собой цепочку расчетов банковской картой, — возмутилась. — Вуди даже жетоны в биотуалеты оплачивал безналом. Это тебе не крошки хлеба на земле! Один звонок, и весь наш маршрут был бы как на ладони.
— Представляю, как это могло быть. — Изобразил серьезность: — «Пап, мне нужна выписка по карте того цыгана-проходимца, который вместо лошади увел девушку». «Конечно, сынок, сделаю. Это же так по-волчьи, подбирать объедки за отщепенцем».
Я поперхнулась заготовленной фразой на тему его националистских высказываний.
— Объедки? — повторила звонко. — Чистюля-принц побрезговал надкусанным?
— Зачем мне остатки фуа-гра, когда накрыт целый стол?
Я запуталась в кулинарных аналогиях, но основной посыл уловила и обиделась. Пусть Марк не знает, но в моей жизни был всего один мужчина. С Вуди не возникало и мысли о романтике. А после психологического прессинга Андреаса и его неисчерпаемой фантазии на поприще интима заводить личные отношения вообще не тянуло. Если бы не безвыходная ситуация, в которой мы оказались, не думаю, что решилась бы так скоро. В каком-то смысле еще повезло, что вторым стал Маркус, которого я знаю с детства.
Что не делает его меньшим засранцем.
— Основное блюдо удаляется, — со всем возможным достоинством откланялась я. — Довольствуйся перекусом.
Лукас провел воскресенье не в пример веселее и, кажется, не обиделся, что я поручила его мало знакомому человеку. К Солу он не испытывал такой симпатии, как к Итану, но чувствовал себя вполне комфортно в его компании. Поскольку фокус с привлечением Лукаса к общей трапезе повторно не прокатил, а я неожиданно всерьез прониклась оскорблением Марка (не самым неприятным из всех его высказываний), ужинали с сыном в комнате. Потом выбрались в лес, как раз застав уходящего Сола — появилась новая ниточка в деле Лиз, и он спешил лично переговорить со свидетелем.
Худшее случилось в понедельник. Алессандро Конте вернулся, и я малодушно решила, что с задирой-одноклассником мальчишки справятся без моего участия. В каком-то смысле так и вышло: когда, подчиняясь теребящему нутро предчувствия, я отчалила в школу на два часа раньше обычного, Лукас попался на полпути, с перемазанным кровью подбородком, первыми признаками фингала и в порванной одежде, но гордый победой. В выходные он остервенело повторял простые приемы, требующие не особой физической силы или выносливости, а умения выгадать момент и найти правильную точку опоры, чтобы обернуть вес противника против него самого, — зря я не связала его энтузиазм с намерением подраться.
В стычке как таковой не было ничего криминального, здесь принято отстаивать себя кулаками. Проблема в его облике, который maman умудрилась разгадать, несмотря на хитрость с обменом одеждой и смешением запахов, а очевидцы драки и любой прохожий со сносным обонянием почуяли в тонком металлическом шлейфе.
— Я отстаивал твою честь, — угрюмо сказал Лукас, подразумевая нежелание делиться подробностями.
Я вздохнула.
— Давай умоем тебя и обработаем раны.
Содранная кожа на костяшках и разбитая губа заживут, хотя с едой придется быть аккуратнее. Фингал тоже быстро сойдет, удар смазался, вот опоясывающие ребра синяки побеспокоят дольше. Самое нехорошее — опухшее колено. Я сделала холодный компресс, но с травмами суставов не шутят, надо показаться врачу.
Увлекшись лечением, проморгала опасность и вскочила уже после того, как в зрачках Лукаса отразилась высокая тень. Марк перекрыл проход и шумно вдохнул воздух, пропитанный сладковатой нотой окровавленных вещей. На его виске пульсировала вена, а кончик шрама, виднеющийся в вырезе майки, выступил рубцом — настолько мужчина побелел.
Я выпрямилась без резких движений, загораживая сына.
— Ты солгала мне, — проскрежетал альфа.
— О нашем родстве? — Храбро встретила уничижительный взгляд. — Лукас мой сын. По закону и совести.
— Он чужой крови! — рявкнул, едва дослушав. — Ты намеренно исказила правду, не пытайся ссылаться на недоразумение. Одно это я расцениваю как плевок в ответ на мою доброту. Но ты пошла дальше, когда заявила, что в его родословной прослеживается только волчья линия.
— Не совсем так. — Придвинулась немного, жалея, что попалась в маленьком помещении с никудышней вентиляцией. Каждый вдох подогревал угли его ярости. — Я не обманула, сказав об отсутствии примесей… — Набрала побольше воздуха для признания: — Мать Лукаса из кошачьих. Мальчик наследует двум родам.
Кулак с грохотом опустился на деревянную столешницу. Я подпрыгнула вместе с мыльницей и флаконом перекиси.
— Он оборачивается, Адалина, — неестественно спокойно. — Слишком выраженный запах. Я ошибся, сочтя ваше затворничество проявлением уважения и нежеланием вызвать гнев. На самом деле ты боялась разоблачения.
Упрямо вскинула подбородок. Ну да, раскусил. Что дальше? Я нужна ему. А мне нужен мой сын, в безопасности и хорошем настроении.
— Это произошло однажды, — проговорила хрипло. — В прошлое новолуние.
Широкая ладонь сгребла ворот футболки, потянула вверх. Я встала на цыпочки, здорово струхнув, когда разглядела вблизи страшную гримасу на его лице.
— Один шанс, — почти ласково. — Если он пума, и ты честно признаешься, я выкину его за ворота, но вы оба выживете. Если обманешь, брошу тебя Шуга на растерзание, а его выпущу в полнолуние на потеху стае.