– А он говорил, что это нельзя поправить… Что ему так маг-медик сказал… – потерянно произнесла Дита.

– Я так и поняла, – хмыкнула я. – Госпожа Ротт, вы не хотите поведать мне, каким образом оказались в этой дыре? И, кстати, как насчет возвращения домой? Ваш муж волнуется!

Вот тут Дита сделала одну из тех вещей, которые я ненавижу всем своим существом: сползла со стула, встала на колени и, протянув ко мне руки, проговорила:

– Госпожа Нарен… госпожа Нарен, прошу, нет, умоляю… не возвращайте меня туда! Умоляю!

– Прекратите балаган! – морщась, приказала я. – Силой я вас не потащу, но вы же понимаете – работа есть работа. Я должна буду отчитаться перед нанимателем о результатах. Тем более они наличествуют.

– Не говорите ему! Прошу, не говорите! – Дита заплакала, беззвучно, как привыкла, должно быть, за годы замужества. – Я не хочу обратно… Госпожа Нарен, я не хочу возвращаться…

– Так. – Я начала сердиться. – Для начала встаньте и прекратите рыдать! Иначе разговора у нас с вами не получится.

Дита, помедлив, все же послушалась. Села обратно на стул, сложила руки на коленях.

– Успокоились немного? – спросила я. – Тогда рассказывайте.

– Что… рассказывать? – Дита немного запиналась, словно не привыкла еще говорить свободно.

– Все рассказывайте. Как вы сбежали из дому, как оказались здесь. А главное, почему вы сбежали! – Это меня действительно интересовало. – Дальше меня это не пойдет, слово судебного мага. Но я должна знать.

Дита помолчала, собираясь с мыслями. Потом решила, видимо, что запираться нет смысла.

– Это было… дайте припомнить, – начала она негромко, – да, полгода назад. Я сидела за работой, вышивала, как обычно. Праздничное платье для одной богатой нейры, для зимнего праздника. Очень сложное платье – белоснежное, а по подолу вышивка белым и серебром. Белое по белому – это получается так красиво… – Она перевела дыхание. – Я работала несколько часов, а потом отвела глаза от шитья и… мне показалось, что я ослепла. Знаете, как бывает, если долго смотреть на снег? Вот и здесь… Я так испугалась! – Ее можно было понять, для вышивальщицы ослепнуть – хуже не придумаешь. – А когда проморгалась, посмотрела… Платье было белое, узор белый… он получился безупречно, только… – Дита прикрыла глаза. – Только он был мертвый. Как все, что я делала.

– Не поняла, – нахмурилась я. – В каком смысле?

– Ну… – Дита огляделась, схватила со стола вышивку, протянула мне. – Что вы видите?

– Щенков в корзинке, – честно ответила я. Щенки получились отменно: толстые, смешные, того и гляди, перевернут корзинку и отправятся на поиски приключений.

– А здесь? – Она показала мне незаконченную вышивку на пяльцах.

– Кувшинку и стрекозу на ней, – сказала я. – Мы так и будем играть в угадайку?

– Простите… – Дита сникла. – Понимаете… Я это вышивала всегда. У меня не было картинок, чтобы работать по ним, как у городских. Я что видела, то и шила… И людям нравилось! А Лейс… Он очень долго отучал меня от этого. Говорил, у меня золотые руки, но дурной вкус, а потому я должна его слушать… – Она отложила пяльца. – Я была ему так благодарна, что он забрал меня от мамы… Я слушала, я делала, как он говорил. Лейс меня хвалил, поручал мне сложную работу, и я вышивала все, как он велел. Только… все эти сказочные птицы, цветы, орнаменты – они были неживые. Плоские…

Кажется, я начала понимать, о чем толкует Дита.

– И так семь лет, – тихо сказала она. – Я только иногда вышивала для себя, когда выдавалась минутка свободная. Дарила подругам… Я знаю, они надо мной посмеивались. Тоже, наверно, думали, что у меня дурной вкус. – Она сглотнула. – А потом я вдруг отложила то белое платье и поняла, что больше не хочу… Не хочу этих одинаковых узоров, от которых в глазах рябит. Просто… не хочу.

Она умолкла. Я тоже молчала. Пусть рассказывает, наверно, ей это даже на пользу.

– Я стала думать, что мне делать, – продолжила Дита после паузы. – И выходило… Мне некуда деваться. Денег у меня не было, меня содержал Лейс. Он хороший человек, но… я поняла – ему нужны мои руки, а не я. Ну, еще дети… К матери я вернуться тоже не могла.

– Я видела вашу матушку, – сказала я. – Прекрасно вас понимаю.

– Ну вот. – Дита горько улыбнулась. – Лейс бы меня не отпустил, мама бы не приняла. Я могла только исчезнуть. Совсем. Но куда мне было идти?

– И вы?..

– Я вспомнила, как в юности вышивала всякую всячину, приезжал человек из города и забирал все разом. Я и решила поискать лавки, где торгуют такими вещами, – сказала Дита. – Обошла разные места в хороших кварталах, но там все было… для богатых. Вроде того, что я на заказ вышивала. А потом я как-то случайно забрела сюда. Долго ходила, смотрела, чем торгуют. Нашла лавку тетки Тиры, поглядела на ее товар и подумала, что я ведь могу вышить не хуже! И… – Она помолчала. – Несколько недель вышивала. Тайком, конечно, Лейс бы не одобрил… А потом взяла несколько платков и пришла к тетке Тире. Предложила ей… Она меня поняла, хоть я и… плохо говорила. Ей понравилось, сказала, если еще сделаю, чтобы приносила. И денежку мне дала. Не очень много, но… Это были мои деньги, понимаете? – Дита несмело улыбнулась.

– Что же было дальше?

– Дальше… – Дита вздохнула. Смелая она все-таки женщина… или просто безрассудная – прийти в Разбойный квартал как ни в чем не бывало! – Я так и носила тетке Тире всякую мелочь. Она мне побольше стала платить, сказала, что людям нравится, и говорила, какие картинки больше всего берут. А потом два человека заказали кое-что. Один скатерть праздничную, а другой наволочки для подушек…

Дита так светло улыбнулась, что мне стало ясно: эти заказы были для нее глотком свежего воздуха.

– Простенькие совсем, – сказала она, – я быстро сделала, мне еще приплатили за скорость. Я посмотрела – денег у меня уже было довольно, чтобы прожить немного… И я тогда решилась. Сказала тетке Тире, что жить мне негде, она и присоветовала это место. Тут совсем недорого берут, мне по карману! – Дита прикусила губу. – И тогда я просто ушла. Я думала, Лейс поищет меня и перестанет. Решит, что меня бандиты ограбили и убили или еще что… А он вон как…

– То есть вы просто взяли и ушли, – сказала я. – И ничего с собой не взяли?

– Я ничего не хотела брать у Лейса, – твердо ответила Дита. – Но пришлось… Только самое необходимое – белье, что попроще, и теплые вещи. Я потихоньку уносила, по чуть-чуть, когда шла в город, у тетки Тиры прятала. И никто не заметил.

– А куда же тогда делось ваше новое платье, другая одежда? – поинтересовалась я. – Целый сундучок пропал!

– Я не брала нарядов, – покачала головой Дита. – Зачем?

– Но их нет, – хмыкнула я. – И еще кое-чего надосчитались: дорогого белья, туфель… Но все разрозненно, будто собирались впопыхах. Или вещи складывал мужчина.

– Знаете… – Дита улыбнулась. – Нехорошо так думать, но, может, это Вела, наша новая служанка? Услышала, что я пропала, и решила взять что-нибудь. Я помню, платье ей очень нравилось! А белье… Откуда ей знать, что к чему полагается надевать? Я сама часто путала…

– Это я проверю, – кивнула я. – Дальше что было?

– Ничего, – пожала плечами Дита. – Я закончила последний заказ, чтобы не подвести Лейса, а потом пришла сюда и стала жить. Продаю вот тетке Тире вышивки, а еще ко мне с заказами пошли. Вот, смотрите, – она показала мне еще что-то, – это соседка снизу попросила меня вышить платье для дочки, на день ее рождения. Правда, хорошо вышло?

Платьице – на девочку лет пяти, не больше, было расшито гирляндами цветов – ярких, веселых, летних – и бабочками. Кажется, это Дита любила вышивать больше всего.

– Может, у меня и дурной вкус, – внезапно понурившись, сказала она. – Но у людей вокруг такой же. Им нравится, что я делаю, и я буду это делать! – Дита вскинула голову и посмотрела на меня. – А еще ко мне две девочки попросились в ученицы. И я их возьму и научу всему, что сама умею! Пусть у них тоже ремесло будет! То есть… если вы не скажете Лейсу, где я…