Сделав отрицательный жест, Еассасиви с опаской взглянул на Амбаласи. На его физиономии еще читалось недоверие, но ладони заметно побледнели.

– Вот вкусная еда. – Амбаласи поманила к себе Сетессеи с контейнером. – Ешь. У Амбаласи много еды. Ты думаешь, я хочу отобрать еду у тебя?

Поколебавшись, Еассасиви принял дар и, бормоча что-то под нос, принялся жевать мясо угря, не сводя глаз с незнакомцев. Когда Амбаласи повернулась и шагнула в сторону, лицо его выразило облегчение. Она потянулась к оранжевому плоду, свисавшему с ветки дерева, возле которого стоял Еассасиви. Ему это не понравилось, но возражать он не стал.

Отойдя подальше, Амбаласи остановилась и протянула плод помощнице.

– Ты знаешь, что это такое?

Сетессеи посмотрела на него, потом разломила и откусила кусочек. Сплюнув, она зажестикулировала: такой же, как тот, который ты давала мне для исследования.

– Да. И что ты обнаружила?

– Глюкозу, сахарозу…

– Конечно же, – перебила ее Амбаласи. – Что еще может обнаружиться в плодах. Но ведь ты нашла и кое-что неожиданное?

– Простой энзим, очень близкий к коллагеназе.

– Хорошо. И какие же выводы следуют отсюда?

– Никаких. Я просто сделала анализ.

– Спишь при ясном солнце, мозг усох до размеров орешка! Неужели, кроме меня, никто в мире не умеет думать? А если я скажу тебе, что под деревом заметила яму с мясом – свежая туша аллигатора, – что ты на это скажешь?

Сетессеи охнула и остановилась.

– Но, великая Амбаласи, это же просто невероятное открытие. Энзим размягчает соединительные ткани мяса, грубая плоть становится съедобной. Так же, как у нас в чанах с энзимами. Неужели мы видим…

– Именно. Первый шаг от грубых манипуляций с предметами, начало контроля над химическими и биологическими процессами. Первый шаг на пути, который приведет их к вершинам знания иилане". Теперь ты должна понять, почему я приказала, чтобы сорогетсо не пускали в город, чтобы они пребывали в своем естественном состоянии.

– Понимание достигнуто – великое одобрение. Твои исследования невероятно расширяют знания.

– Конечно. По крайней мере ты представляешь значимость моих великих трудов. – С этими словами Амбаласи, удобно усевшись на хвост, с кряхтением выпрямилась. – Старость тела и вечная сырость портят все удовольствие от интеллектуальной жизни.

Сердито нахмурившись, она поманила к себе Сетессеи. И, бормоча под нос, принялась рыться в сумке, которую та подала. Понимая, что ищет старая ученая, Сетессеи пришла ей на помощь и достала небольшую корзиночку.

– Болеутолитель, – сказала она.

Амбаласи раздраженно выхватила корзиночку из рук помощницы – неужели потребности ее тела столь очевидны всем? – и достала из нее за хвост крошечную змейку. Потом взяла извивающееся существо за голову и его острым единственным зубом проткнула кожу над веной. Модифицированный токсин немедленно принес облегчение. Вновь усевшись на хвост, она вздохнула.

– Амбаласи не ела целый день, – произнесла Сетессеи, отправив змейку обратно в корзинку, и запустила руку в контейнер. – Вот консервированный угорь, такой же прохладный, как в чане.

Глядевшая куда-то вдаль Амбаласи опустила один глаз и посмотрела на кусок консервированного мяса. Действительно, сегодня она еще не ела.

Она медленно прожевала один кусок и потянулась за вторым.

– Как растет город? – невнятно пробормотала она с набитым ртом.

Но верная Сетессеи прекрасно понимала старую ученую.

– Необходимо удобрение для внутренних рощ водяных плодов. Все остальное растет прекрасно.

– Ну, а жительницы города тоже прекрасно растут?

Сетессеи шевельнулась, давая понять, что уловила двусмысленность, и, закрыв контейнер, выпрямилась.

– Служить Амбаласи – удовольствие-рост познаний. Видеть, как подрастает город, работать с новым видом иилане" – радость, превосходящая все труды. Но жить среди Дочерей Жизни – труд, не приносящий никакого удовольствия.

– Точное наблюдение. Еще угря. Значит, тебя не привлекают все эти умствования и ты не испытываешь желания стать одной из Дочерей?

– Служа тебе, я радуюсь и становлюсь сильнее; я не хочу ничего, кроме этого.

– Ну, а если эйстаа прикажет тебе умереть – ты умрешь?

– Какая эйстаа? Мы жили в стольких городах. Служба тебе и есть мой город, значит, ты – моя эйстаа.

– Если так – живи, я никому не желаю смерти. Но вот эти Дочери… Иногда так и хочется… Впрочем, развиваю предыдущее утверждение. Роща нуждается в удобрении, – последовал знак неполноты действия, – а Дочери?

– Амбаласи знает все, видит сквозь камень. Дважды просили помощи, дважды отказывались.

– Третьего раза не будет. – Амбаласи сделала решительный жест, потом потянулась, и у нее в спине что-то хрустнуло. – Расхлябанность растет, работа уменьшается.

Они возвращались по лесной тропинке, зная, что сорогетсо следят за ними. Впереди на тропе промелькнула какая-то фигура, и, когда иилане" добрались до плавучего дерева, оно уже лежало поперек протоки. Это сделала Ичикчи. Когда Амбаласи в знак одобрения обратила к ней зелено-красную ладонь, она, потупившись, отвернулась.

– Благодарит, – проговорила Амбаласи, – трудом платит за лечение. Простые-то они простые, но кое в чем и не очень. Нужно внимательнее к ним приглядеться.

Она первой перебралась по плавучему дереву на другой берег.

– Угря, – приказала Амбаласи, протягивая руку. – Сетессеи, тебе не хочется узнать, почему мы перебираемся на остров по дереву вместо того, чтобы вброд перейти это мелководье?

– Такие вещи меня не интересуют.

– Меня же интересует все, потому-то я и понимаю все. Обратившись к возможностям своего могучего разума, я разрешила и эту маленькую загадку.

Амбаласи бросила в протоку кусочек мяса, и вода вокруг него словно вскипела.

– Видишь, сколько мелких хищных рыб. Живой барьер. Воистину новый континент полон чудес. Пойду на амбесид погреться на солнышке. Пришли ко мне Энге.

Сетессеи с контейнером шагала впереди, голова ее раскачивалась при ходьбе. Амбаласи заметила, что гребень помощницы уже посерел и начал лохматиться по краям. Так рано? Она еще помнила юную фарги, стремившуюся стать иилане"; слушавшую, запоминавшую и наконец ставшую бесценной помощницей. Годы и годы терпеливо трудясь, она, Амбаласи, открывала секреты мира. Чтобы окончить жизнь здесь, в своем еще новом городе, среди его вздорных обитательниц? Быть может, пора отправляться в путь? Уж во всяком случае, следует записать все, что было открыто здесь. Еще не рожденные иилане" науки будут благоговейно вздыхать, признавая ее великие открытия. А современницы почернеют лицом и умрут от зависти. Приятно об этом думать.

Амбаласи удобно уселась, прислонившись к теплому корню дерева, жаркое солнце грело бока. Закрыв глаза и приоткрыв рот, она всем телом впитывала тепло, успокаивавшее боль в натруженных мышцах. Поиск новых познаний – процесс приятный и долгий, но все-таки утомительный. Ее размышления прервали звуки привлечения внимания к присутствию. Амбаласи открыла один глаз.

– Это ты, Энге?

– Мне сказали, что ты хочешь меня видеть.

– Я недовольна. Твои Дочери Уклонения с каждым днем все более и более уклоняются от работы. Тебе это известно?

– Да. Это моя вина. Я просто не способна найти решение этой задачи. Я стараюсь, но, к моему отчаянию, не могу изыскать необходимого в принципах Угуненапсы. Я знаю, что выход где-то здесь, прямо перед моими глазами, но не могу его увидеть.

– Путаешь теорию с действительностью. Последняя существует, а вот первая… неизвестно.

– Но не для нас, великая Амбаласи, – кому как не тебе знать об этом. – В глазах Энге засветился огонек, и, усевшись на хвост, она приступила к проповеди. Амбаласи коротко вздохнула. – Истинность слов Угуненапсы не может быть оспорена. Когда эйстаа приказывает любой иилане" умереть – она умирает. А мы живем.

– Это легко объяснить. Я закончила исследования. Ты остаешься жить, потому что не срабатывает гипоталамус. И только.