— Если человек, — заговорила она, продолжая читать, — направился прямо в Колдовской Огонь в Инор-Пиввне, значит, он знал, что делал. Это может сделать всякий, все дело лишь в цене.

— Колдовские Огни Лифа, — произнес он, облизывая уголки рта. — Они могут быть вполне пригодными для этого?

— Более чем, — ответила она. — Однако это очень рискованно. Огонь несет определенную потенциальную опасность. Я знаю, что это вполне безопасно в землях Инор-Пиввна, но я не уверена, что то же можно сказать и об огнях земли Лиф, поскольку я их не видела. Они находятся за озером, где, как я вижу, было столько жертв. Поэтому я предпочла бы другое место, предводитель Лиф. Поищите в Инор-Пиввне. — Она по-прежнему уделяла ему лишь часть своего внимания, продолжая листать страницы. Затем ее взгляд неожиданно переместился на престарелого придворного ученого-писца. — Ты выглядишь достаточно старым. Может быть, ты помнишь меня?

Старик задрожал, пытаясь согнуться в самом почтительном поклоне, чтобы Моргейн заметила его учтивость, но так и не сумел сделать это достаточно грациозно.

— Госпожа, в то время я даже и не родился.

Она с любопытством посмотрела на него и негромко рассмеялась.

— О, значит у меня в Лифе не осталось никого из друзей. Нет никого, кто был бы так же стар, как я. — Она перевернула еще несколько страниц, потом все быстрее и быстрее еще несколько, пока наконец не остановилась. «…В этот печальный день был похоронен Лиф Тоом в возрасте семнадцати лет и его супруга… леди Лиф Джем…» — Да, конечно, это были одновременные похороны.

— Моя бабушка повесилась с горя, — пояснил Кесидри.

— О, значит ваш отец стал предводителем Лиф очень рано, когда был еще совсем молод. А Зри в те времена был еще очень силен.

— Зри. Зри. Зри. Учителя надоедают.

— У вас тоже был учитель?

— Лилл. Кайя Лилл. Сейчас он мой советник.

— Я никогда не встречалась с Лиллом, — сказала Моргейн.

Кесидри облизнул губы.

— Он не придет сюда сегодня ночью. Он сказал, что нездоров. Но я, — он понизил голос, — никогда не замечал, чтобы Лилл когда-нибудь раньше болел.

«…Лилл из рода Кайя… устроил блестящий прием… по случаю дня рождения Лифа Кесидри, самого благородного из правителей… две девицы…»

— Разумеется. — Моргейн заморгала, переворачивая страницу. — Очень оригинально. Да, мне приходилось видеть много балов, приемов и увеселений.

— Лилл очень ловок и искусен, — заметил Кесидри. — Он находит разные способы, чтобы развлекать и удивлять нас. И если его сегодня нет, значит, несмотря ни на что, он уже думает о том, что можно было бы устроить для нас завтра.

Тем временем Моргейн продолжала просматривать страницы.

— Это очень интересно, — уверяла она Кесидри. — Я должна извиниться за то, что так увлеклась вашими записями, но они действительно заинтриговали меня. Я постараюсь отплатить за ваше гостеприимство и терпение.

Кесидри очень низко поклонился, не обращая внимания на сидящих за столом.

— Мы будем помнить и сохраним самые подробные записи о вашем пребывании у нас. Это очень высокая честь для нашего замка.

— В земле Лиф я всегда находила поддержку, — сказала она в ответ.

Кесидри неожиданно протянул свою руку, отбрасывая всякие приличия, как ребенок, восхищенный привлекающим его блеском, и положил дрожащие пальцы на золотого дракона и на руку Моргейн, лежащую на рукоятке Подменыша.

Она замерла. Каждый ее мускул как будто заледенел в одно мгновенье. Затем она очень мягко и осторожно убрала свою руку с позолоченной рукоятки меча.

Вейни был весь напряжен, а его левая рука уже была готова опуститься на рукоятку его безымянного оружия. Возможно, они даже смогли бы добраться до середины зала, прежде чем около пятидесяти мечей изрубили бы их на куски.

Он же должен был охранять спину своей госпожи.

Кесидри убрал руку.

— Освободи лезвие, — сказал он. — Вынь клинок. Я хочу его рассмотреть.

— Нет, — сказала она. — Я не могу сделать это здесь, где меня окружают друзья.

— Клинок ковали в Лифе, — настаивал он, поблескивая темными глазами. — Говорят, что все волшебство Колдовского Огня при этом вошло в него. Местный кузнец помогал делать и эту рукоятку. Я хочу посмотреть ее.

— Я никогда не расстаюсь с ним, — сказала Моргейн очень мягко и спокойно. — Я храню его как сокровище, очень бережно. Он был сделан Ченом, которой был самым дорогим из моих приятелей, и в этом же принимал участие лиф Омри, как вы уже сказали. Чен владел им некоторое время, но подарил его мне незадолго до того, как погиб в долине Айрен. Поэтому с тех пор я никогда не расстаюсь с ним и всегда с тяжелым сердцем вспоминаю о друзьях из Лифа, которые сделали его.

— Покажите, — вновь повторил свою просьбу Кесидри.

— Он принесет беду, если его вынуть из ножен, — сказала она, — и я не сделаю этого.

— Но мы просим об этом.

— Я не буду этого делать… — И вновь последовала подтверждающая отказ искусственная улыбка, которая была тверже алмаза. — Я не хочу никоим образом принести беду в дом Лифа. Поверьте мне.

Гримаса недовольства отразилась во всем облике Кесидри, его щеки покраснели, дыхание участилось, и в зале установилась мертвая тишина.

— Мы просим об этом, — повторил он.

— Нет, — сказала Моргейн. — Я не сделаю этого.

Он вновь потянулся к рукоятке, а когда Моргейн уклонилась от его движения, злобно ухватился вместо этого за книгу, вскочил на ноги и бросил ее в камин, из которого во все стороны полетели угли.

Старик-писец словно краб стремительно бросился за фолиантом, проливая на себя чернила. Ему в конце концов удалось спасти книгу, затушив воспламенившиеся уголки. Он продолжал еще долго шевелить старческими губами, как будто разговаривал с ней.

А Кесидри закричал, обрушивая брань на своих гостей, пока пена не появилась в углах его рта, и он повернулся в сторону наиболее возбужденных и испуганных из присутствующих в зале. Неблагодарность оказалась главным рефреном его обвинений. Он рыдал. Он проклинал.

— Ты кваджлинская колдунья, — кричал он уже в который раз, брызгая слюной. — Колдунья! Колдунья! Колдунья!

Вейни был уже на ногах, пока еще не обнажая меча, но уже готовый к этому в любой момент. Моргейн сделала последний глоток вина и приготовилась встать. А Кесидри все еще кричал. Он поднял руку, замахиваясь на нее и содрогаясь от того, что у него не хватит смелости ее ударить. Моргейн даже не вздрогнула и не подумала уклониться, в то время как Вейни начал осторожно вытягивать меч из ножен.

Дикий шум поднялся в зале с новой силой, но так же неожиданно начал замирать, как будто смертельная волна покатилась от дверей. Там появился высокий худой человек, сохраняющий чувство собственного достоинства в этом сумасшедшем доме. На вид ему было лет сорок-пятьдесят. Тишина мгновенно заполнила все уголки зала. Кесидри начал, несмотря на рыданья и хныканье, говорить что-то в свое оправдание, не переводя дыхания и все еще не освободившись от раздражения.

Так неожиданно появившись, этот удивительный человек приблизился к Кесидри и, преклонив колени, отдал ему дань уважения в изящном поклоне.

— Лилл, — сказал Кесидри дрожащим голосом.

— Очистить зал, — сказал тот, кого называли Лиллом. Его голос звучал здраво, тихо и жутко.

Все притихли, даже бандиты в глубине зала. Кесидри в какой-то момент попытался проявить неповиновение, но Лилл очень внимательно посмотрел на него, и тот исчез, сбежав в тень за занавесом, прикрывающим дверь.

Лилл поклонился официальным легким поклоном, обращаясь теперь только к оставшимся двоим.

— Знаменитая Моргейн из рода Кайя, — произнес он мягко. В его голосе звучало здравомыслие. Вейни коротко вздохнул и сунул меч назад в ножны. — Вы не самые желанные гости, даже несмотря на то, что вас пригласили в этот зал, — продолжал Лилл, — но я хочу предупредить тебя, Моргейн, что тебе вряд ли удастся вернуться сюда еще раз, если ты и дальше будешь искушать Кесидри. Он все еще ребенок, но вся беда в том, что он командует другими, а они далеко не дети.