– Ей ничего не стоило сообразить, что к чему, а затем и высказать все Торну, не так ли? – Фарнсуорт смотрел на Питта с возрастающим волнением. – А что, если это действительно Торн?.. Я понимаю, это лишь предположение. – Голос его окреп. – Займитесь этим немедленно, изучите факты, но делайте всё в строжайшей тайне, ради всех святых. И никому ни слова. Мы не должны нанести ущерб репутации Торна, если он невиновен, а главное, не вспугнуть его, если он виноват.

Теперь начальник, сделав над собой усилие, все же решил извиниться перед подчиненным.

– Прошу прощения, Питт. Я не должен был столь поспешно и неосторожно толковать ваши слова. Вы действительно правы, поэтому действуйте незамедлительно. Побеседуйте со слугами в доме Торна, но не прекращайте и поиски возницы. Если он доставил ее по назначению, он будет всего лишь свидетелем по делу Торна. Ему нечего опасаться.

– Слушаюсь, сэр.

Томас поднялся со стула, изображая готовность тут же приступить к исполнению распоряжений, хотя и без наказов начальства сам давно решил, что ему надо делать.

Показания слуг в доме Торнов не прибавили ничего нового. Все, кого Питт спрашивал, отвечали, что не видели миссис Чэнселлор и ничего не слышали о ней в вечер ее смерти. Сколько бы полицейский ни задавал наводящих вопросов, сколько бы ни высказывал предположений, что она могла войти в дом незамеченной, никакого подтверждения этому он не получил. Даже при самой живой фантазии трудно было предположить, что Сьюзен могла выйти из экипажа, не доехав до дома, пересекла лужайку и со стороны сада, через дверь на террасу проникла в кабинет Торна. Возможно, ее даже кто-то ждал.

Это было вполне вероятно, но зачем миссис Чэнселлор было это делать? Если кто-то попросил ее прийти в дом тайно, чтобы об этом не знали слуги, то должно же этому быть какое-то объяснение? Кто мог предложить ей такое – Торн, Кристабел или они оба? Если это так, то кто-то из них должен был встретить ее на улице, а затем отвезти туда, где ее нашли мертвой, и вернуться в дом через черный ход, никем не замеченным.

Глядя в чистые умные глаза Кристабел, в которых были печаль и негодование, Томас не мог себе представить, что она способна быть столь коварной и двуличной.

И в то же время она любила своего мужа. Он мог убедить ее, что это необходимо по политическим или моральным причинам, а мог просто сказать, что это спасет его от разоблачения и позора.

– Мне, право, очень жаль, что я так ничтожно мало смогла вам помочь, инспектор, – искренне сокрушалась миссис Торн.

Они беседовали в кабинете ее мужа. Открытая дверь террасы вела в сад, и Томас видел цветущие кусты за спиной Кристабел.

– Поверьте, я не перестаю ломать голову, пытаясь вспомнить хоть что-то, что могло иметь к этому какое-либо отношение, – продолжала она. – Приходил мистер Крайслер и тоже задавал мне те же вопросы, но я ничем не могла ему помочь.

– У вас был Крайслер? – быстро переспросил Питт, и глаза его расширились от удивления.

– Вы этого не знали? Он во что бы то ни стало хочет докопаться до истины. Признаюсь, я не знала, что Сьюзен была так небезразлична ему. – Выражение лица миссис Торн было трудно прочесть – на нем были одновременно смятение, удивление, печаль и даже что-то похожее на горькую иронию.

Но Питта интересовало совсем другое – мотивы, заставившие Питера Крайслера наводить справки. Неужели это попытка отмщения даже мертвой Сьюзен? Якобы оказывать помощь полиции, а самому разузнать то, что нужно, или же выведать, что известно следствию, и попытаться как-то обезопасить себя или кого-то еще. С помощью ложной информации увести следствие в сторону или вообще помешать ему. Чем больше полицейский узнавал о Крайслере, тем сильнее сомневался в нем.

– Нет, я не знал, что Крайслер был у вас, – громко сказал он. – Еще много предстоит узнать того, что связано с этим делом.

Кристабел бросила на него быстрый, полный интереса взгляд.

– Вы его подозреваете?

– Да, миссис Торн.

На лице ее появилась ироническая улыбка. Она даже не пыталась ее скрыть.

– О нет, суперинтендант. Я не собираюсь давать вам пищу для спекуляций. Предоставляю это вашему воображению. Я люблю банально посплетничать, но ненавижу, если поводом для сплетен и домыслов служат вещи серьезные.

– Как, например, мистер Крайслер?

Женщина вскинула брови.

– Ни в коем случае, инспектор. А вот обвинение в убийстве – это очень серьезная вещь. – Тень легла на ее лицо. – Сьюзен много значила для меня. Я очень любила ее. Я дорожу дружбой, так же как и честью, – серьезно сказала Кристабел.

– А если они вступают в противоречие, миссис Торн? – так же серьезно спросил Питт.

– Тогда происходит трагедия, – не колеблясь произнесла его собеседница. – К счастью, я не знаю ничего порочащего Сьюзен и то же самое могу сказать и о Лайнусе. Он человек благородных побуждений, всегда честно и открыто говорит о своих целях и способах добиваться их. Поверьте, у него никогда не было недостойной интрижки с другой женщиной.

Это было расхожее и простое объяснение, к которому прибегают друзья в подобных ситуациях, и довольно часто являлось обычной банальностью, но, услышав ее из уст Кристабел и видя перед собой умное и надменно-гордое лицо, Томас помимо воли отнесся к этому совсем иначе. Миссис Торн не была сентиментальна, и сказанное ею не было следствием импульсивности характера. Она была убеждена в том, что говорила, искренне верила этому.

Оба не замечали тишины в комнате и не видели залитого солнцем сада, где ветерок шаловливо играл листвой, рисуя тени на траве.

– А мистер Крайслер? – в конце концов спросил Питт.

– Не имею представления. Он любитель возражать и спорить, – наконец заключила Кристабел после недолгой паузы. – Мне казалось, что ему нравилась мисс Ганн, к сожалению. Но его также влекло к Сьюзен, однако, при всей его бесспорной самонадеянности, я сомневаюсь, чтобы здесь он рассчитывал на романтический успех.

Томас же, наоборот, был полон сомнений. Как бы миссис Чэнселлор ни любила мужа, ей, как и многим женщинам, присущи слабости, ведущие к неразумным поступкам, – вспышки страсти, тоска одиночества, потребность в физической близости. Ведь Сьюзен, без сомнения, отправилась куда-то, предпочитая никого не ставить в известность.

– Итак? – спросил суперинтендант, увидев, что миссис Торн молча ждет ответа. Она как бы замкнулась в себе, оставшись наедине со своими мыслями. Ее блестевшие внутренним светом глаза смотрели прямо на Питта, но он ничего не мог прочесть в них. Кристабел приготовилась, она была начеку.

– Это ваша профессия – находить и узнавать, инспектор. Я ничем не могу помочь вам, ибо ничего не знаю. Иначе я бы давно вам все сказала.

Таким же безрезультатным оказался и визит Томаса к Торну в Министерство по делам колоний. А вот встреча с Гарстоном Эйлмером была более обнадеживающей.

– Ужасно, – эмоционально отреагировал он, когда Питт сообщил ему о цели своего прихода. – Одно из самых чудовищных происшествий, о которых я когда-либо слышал. – Он действительно был потрясен. Его бледное лицо, глубоко посаженные глаза, чей прямой взгляд, не дрогнув, встретил взгляд полицейского, не могли дать каких-либо поводов предполагать, что этот человек искусно прячет свою вину.

– Конечно, я знал ее, и достаточно хорошо, – охотно сказал он, вертя в своих коротких толстых пальцах карандаш. – Одна из очаровательнейших женщин и, несомненно, личность. – Он умолк, глядя на замерший в его руках карандаш. – В ней была какая-то внутренняя честность, что привлекало как нечто прекрасное и вместе с тем обескураживало. Я глубоко сожалею, суперинтендант, что ее больше нет.

Томас безоговорочно верил его словам и вместе с тем чувствовал свою наивность.

– Что вам известно о ее отношениях с миссис Торн? – спросил он.

Эйлмер улыбнулся:

– А, Кристабел. Очень странная леди… редкий тип, слава богу. Пара десятков таких дам, и Лондон был бы охвачен духом революционных преобразований и реформ, которые не оставили бы камня на камне от его прежней жизни. – Он пожал своими мощными плечами. – Нет, инспектор, я несправедлив к ней. Кристабел бывает очаровательной женщиной и всегда интересным человеком. Но женщины с такой энергией и устремлениями творить добро пугают меня. Встреча с ними похожа на встречу с торнадо.