Пронзительный вой сирены, прозвучавший в тишине главного корабельного отсека, не предвещал ничего хорошего.

Космический крейсер «Северное сияние» покинул ноль-пространство и вынырнул в реальный мир Вселенной. Размытые искорки звезд, окружавшие его могучий корпус, вспыхнули и засияли с первозданной красотой.

Электроника корабля ожила, посылая по оптическим кабелям разноцветные сигналы к пробуждению. Дверцы пяти кабин для анабиоза медленно приоткрылись, и душераздирающий рев сирены ворвался внутрь, «лаская» слух и расползаясь бесчисленными мурашками по еще не отогревшимся телам экипажа.

Капитан Джон Гаррисон наморщил лоб и, выпрыгнув из кабины, покачнулся на онемевших от холода ногах. Остальные астронавты отдыхали в своих креслах, предоставив ему полную свободу действий.

«Проклятый морозильник! — подумал со злостью Джон, массируя пальцами поясницу. — После его ледяных объятий чувствуешь себя, словно размороженная индейка на Рождество».

За тридцать лет полетов в космосе Гаррисон так и не сумел привыкнуть к его холодному «комфорту». И каждый раз эта идиотская мысль, словно муха, назойливо лезла в его голову.

По Корабельному Уставу астронавтам полагалось после пробуждения отдыхать в своих кабинах не менее двадцати минут, находясь под наблюдением чуткой электроники. Это было необходимо для снятия неприятных симптомов длительного сна и восстановления нормальной работы проснувшегося организма. Но, как всегда, Устав не учитывал какой-нибудь мелочи, как, например, эта чрезвычайная ситуация…

Схватившись рукой за поручень у стены, Гаррисон протопал босыми ногами до панели управления и включил связь с главным корабельным компьютером. Душераздирающий вой сирены смолк, и перед ним возникла голограмма «Веселого Роджера».

Когда-то этим именем называли черный пиратский флаг с черепом и двумя скрещенными костями, который предрекал неминуемою гибель богатым торговым судам.

Прошли века. Канули в прошлое пиратские набеги на море и в космосе, но «Веселый Роджер» продолжал жить. Теперь эту остроумную кличку присвоили голографическому изображению жизнерадостного парня из старинных ковбойских боевиков, который появлялся перед экипажем «Северного сияния» при каждом сеансе с главным корабельным компьютером.

По замыслам конструкторов, общение с конкретной личностью вместо бездушной машины должно было способствовать лучшему взаимопониманию компьютера и остальных членов экипажа. Нельзя сказать, чтобы это им не удалось: «Веселый Роджер» был постоянным объектом анекдотов и сплетен. Его жизнерадостная физиономия не давала скисать во время длительных межзвездных перелетов, а ее постоянное выражение «Все о'кей'» вселяло глубокую уверенность, что это действительно так.

Никто из членов экипажа уже не помнил, кто первым назвал голограмму именем легендарного черного флага, но оттенок юмора в этом, несомненно, присутствовал: «Веселый Роджер» был порядочным занудой, и от него, как и от пиратов, не было никакого спасения…

Первое, что бросилось Гаррисону в глаза, — озабоченное выражение на лице голограммы. За долгие годы совместных полетов он видел его впервые, что явно указывало на неординарность произошедшего события. Улыбающаяся физиономия компьютера не была обычной маской и должна была отражать реальное положение вещей.

«В лучшем случае у нас вышли из строя двигатели и мы теперь не сможем лететь дальше!» — заподозрил Джон.

И он тяжело вздохнул, припомнив упреки жены перед этим последним для него рейсом.

Офицер космического флота Джон Гаррисон был пятидесятилетним мужчиной довольно крепкого телосложения. Несмотря на свой почтенный для астронавтов возраст и совершенно седую голову, он все еще был в хорошей форме и немного нашлось бы смельчаков, желающих помериться с ним силой. Он уже отлетал свое и должен был уйти на пенсию, но фирма уговорила его сделать еще один рейс.

Последние двадцать лет он прослужил капитаном на грузовом корабле «Северное сияние», уже отработавшем положенный ресурс и подлежащем списанию. В лексиконе астронавтов подобные звездолеты называли «космическими гробами» и летать на них отказывались практически все, кто ценил собственную жизнь дороже толщины кошелька.

Но бизнес есть бизнес и любая коммерческая фирма тянула до последнего, откладывая нежелательный процесс утилизации дорогостоящего крейсера и выгадывая на этом лишние миллионы долларов. Все тщательно просчитав, фирма пришла к выводу, что гораздо выгоднее добавить лишние пять процентов к пенсии Гаррисона, чем тратиться на повышенную зарплату и страховку для нового капитана.

Переговоры длились недолго — эта сумма была для Джона целым состоянием, и он с радостью согласился. За двадцать лет полетов он уже успел привязаться к своему кораблю, как к близкому другу, и знал, что тот его не подведет.

Подписав с фирмой новый контракт, Гаррисон решил, что заключил самую выгодную в своей жизни сделку. Всю обратную дорогу домой он вел машину в приподнятом настроении, насвистывая веселую мелодию и представляя, как обрадуется Бонни такой удаче. Однообразное серое шоссе, мелькавшее перед капотом автомобиля, уже не казалось ему таким безрадостным и унылым, а деревья на обочине махали своими ярко-зелеными кронами, поздравляя с внезапным богатством.

Свернув с оживленной магистрали, Джон подъехал к невысокому двухэтажному особняку и резко притормозил у самого крыльца. Хлопну в дверцей, он, словно мальчишка, легко взбежал по крутым ступенькам и несколько раз игриво нажал на кнопку дверного звонка…

Остатки радости улетучились в одно мгновение, как только он переступил через порог своего дома.

— Ты думаешь только о себе и о проклятых деньгах! — Бонни, нахохлившись, словно курица, брызгала слюной, не желая слушать никаких оправданий. — Сколько лет я терпеливо ждала этого момента, когда мне не придется ложиться вечером в холодную постель и смотреть с завистью на счастливых женщин, которые проводят свободное время вместе с мужьями… Кроме того, через три месяца свадьба у Элизабет! Или ты уже позабыл о своей дочери?

— Но, дорогая, как раз об этом я и думал! — Гаррисон пытался вставить хоть слово, отступая под натиском побагровевшей жены в спальню и тихо радуясь про себя, что никто из членов его экипажа не видит этой позорной картины. — В моем новом контракте, кроме пенсии, оговорено приданое ко дню ее свадьбы!

Властный, требующий беспрекословного повиновения капитан могучего космического крейсера в собственном доме становился тихим ягненком, который старался ничем не вызвать гнев своей ворчливой госпожи. Но даже под самой жестокой пыткой он никому не сказал бы о том, что не столько эти пять процентов погнали его в последний рейс, сколько возможность еще хоть на несколько месяцев улететь от своей недовольной женушки…

— Капитан, на звездолете объявлена чрезвычайная ситуация: параграф четырнадцатый, пункт пятый Корабельного Устава! — послышался издалека взволнованный голос главного корабельного компьютера.

Гаррисон напряг свою память, пытаясь вспомнить условия этого малознакомого пункта, когда настойчивое покашливание «Веселого Роджера» привело его в чувство. Прозвучавшие вслед за этим слова острым буравчиком впились в мозг Джона, отбросив последние сомнения, что, может быть, все еще не так серьезно.

— Сигнал внеземного происхождения, сэр!

Прошло уже более ста лет с полета первого космического корабля за пределы Солнечной системы. Давным-давно прекратились бесплодные поиски братьев по разуму или следов внеземных цивилизаций.

Потратив на них в общей сложности более полувека, человечество смирилось с мыслью, что оно одиноко в ближайших галактиках. Некоторые ученые так и не поверили в этот факт, но большинство здравомыслящих людей вздохнуло с облегчением, не ожидая от подобных находок ничего хорошего.