крах. Хорошо зная своего отца, я понимал, что на этом он не остановится. При расставании, заботливо упаковав бутылочки со снадобьями в мою дорожную сумку, он обязательно

спросит:

«Не надоело еще?»

«Еще не надоело», — улыбнусь я, и вот на этом «воспитание» закончится. До

следующего возвращения домой.

— А что скажете вы, мастер Эвальд? — спросила меня Фелидия, когда мы с отцом

насмеялись вдоволь.

Сейчас и впрямь выдался подходящий случай разбогатеть. Нашедший Орлуфию — в

логове злодеев или в убежище влюбленных — получит хорошую награду как от отца

девушки, так и от правителя Багурона, донельзя огорченного происшествием. Пятьсот да

пятьсот — вместе будет тысяча. Славное число с тремя круглыми пузатыми нулями.

Славное, если, конечно, речь идет не о численности врагов, осадивших столицу, а о деньгах.

Тысяча золотых монет — это уже состояние, клянусь могуществом обоих Стражей! С таким

состоянием можно подумать об оседлой жизни. Хотя, если говорить начистоту, на поиски

меня вдохновляла наша детская дружба. Дружба, которая при иных обстоятельствах могла

бы перерасти в нечто большее, не будь между нами столь заметной сословной разницы, увы.

Несомненно, у спасителя Орлуфии появлялся шанс заполучить ее руку — вряд ли

Дамирус сможет отказать тому, кто вернет домой его единственную дочь. Точно, не

сможет... Но пока рано строить планы. Для начала надо спасти Орлуфию, а уж после

постараться разобраться в своих и ее чувствах. В том, что Орлуфию надо спасать, я

нисколько не сомневался: любой, кто хорошо знал эту рассудительную и послушную воле

отца девушку, никогда бы не смог представить, что она сбежит из отчего дома с

любовником. Так я и заявил Фелидии:

— Орлуфию похитили, в этом нет никаких сомнений, и чем скорее ты подашь завтрак, тем меньше времени ей придется провести в руках злодеев!

Во дворе негромко рыкнул Хьюгго, напоминая, что он тоже не склонен странствовать с

пустым желудком. Фелидия ойкнула, сняла с крюка копченую свиную ногу и поспешила к

двери. Я взял в каждую руку по свежеощипанному гусю и последовал за ней.

При нашем появлении лежащий под навесом Хьюгго бесшумно поднялся и радостно

оскалил зубы.

— Мой котик проголодался, ах, бедняжечка, — засюсюкала Фелидия, бесстрашно кладя

свою ношу прямо ему под нос.

— Моего тигра, Фелидия, зовут Хьюгго, а не Котик, и тем более уж не Бедняжечка, —

привычно поправил ее я.

— Ах, мастер Эвальд, он такой же бедняжечка, как и вы, — ответила Фелидия. —

Пробыли дома всего два дня и опять уезжаете на полгода. Как же вас не пожалеть...

После обильного завтрака я попрощался с домашними, навьючил на Хьюгго дорожные

сумки и с трудом взобрался на него сам. Хьюгго успокаивающе пошевелил ушами. Это

означало: «Не волнуйся, Эвальд, на третий день бродячей жизни к тебе вернется былая

ловкость!»

— Береги себя, сын! — У моего осторожного отца на все случаи жизни одно напутствие.

— Непременно! — заверил я.

— Вот, возьми. — Отец протянул мне две сумки с эликсирами, большую и поменьше.

— Спасибо, отец. — Я слегка шевельнул правой ногой, оповещая Хьюгго о том, что нам

пора.

Хьюгго чинно проследовал через открытые ворота, радостно помахивая хвостом. Мы оба

не любим гостить в О'Дельвайсе, окруженном со всех сторон высоченной каменной стеной.

Здесь чувствуешь себя словно в ловушке. Это не постоялый двор в какой-нибудь деревеньке, выходящий окнами в лес или степи, покрытые мягким, ласковым зеленым ковром.

Прибавьте к этому пряный, душистый воздух и тихий, умиротворяющий шепот воды в

реках, и вы сразу поймете, почему нам так нравится странствовать.

Хотя как город О'Дельвайс бесподобен. Он прекрасен в своем величии и величествен в

своей красоте. Высокие каменные дома, внушительные широкие

улицы, разбегающиеся от украшенных изящными статуями и роскошными фонтанами

площадей, изобилие всевозможных товаров в нескончаемых лавках. От рассвета до заката

столицу переполняет разномастная толпа людей, снующих туда-сюда с озабоченным видом, и несметное количество повозок всех мастей, груженных всем, что только может

потребоваться городу. Все вокруг заполнено светом, все радует глаз, а многие здания, особенно украшенные высокими, изящными, словно пронзающими небо, башнями, вызывают неподдельное восхищение. Лишь после заката Мирроу затихает О'Дельвайс, погружаясь в сон. Тогда до самого рассвета его улицы безраздельно принадлежат

влюбленным парочкам, склонным к романтическим прогулкам, и патрулям Ночной Стражи

О'Дельвайса, берегущим покой горожан и вразумляющим нарушителей спокойствия.

Мощные лапы Хьюгго мягко ступали по камням, которыми еще в незапамятные времена

вымостили все улицы города.

— Через Площадь Света, Хьюгго! — попросил я.

Краткое приглушенное рычание означало: «Можно и не напоминать!»

Покидая О'Дельвайс, я непременно должен убедиться в целости своего

неприкосновенного запаса — кошеля, туго набитого золотыми монетами. Я зарыл кошель

под старым, но могучим деревом, что растет в одиночестве в центре Площади Света. Зарыл

давно — еще на заре своей бродячей жизни.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как глубокой ночью я быстро и осторожно, чтобы не

повредить корни, копал землю, а верный Хьюгго прогуливался по площади в роли

дозорного. Все прошло благополучно, разве что только мой отец немного поворчал

следующим утром. Но тут уж виноват я сам — надо было вернуться домой через ворота, а не

подзуживать Хьюгго перепрыгнуть с разбегу через забор. Мой тигр так обрадовался этому

невинному развлечению, что повторил его несколько раз подряд. Все бы обошлось, ведь

Хьюгго, несмотря на его вес, всегда передвигается совершенно бесшумно — хоть шагом, хоть прыжками, но как раз в это время по улице проходил ночной патруль. Патруль состоял

из двух новобранцев, которые, увидев в свете факелов внезапно очутившегося перед ними

беронского тигра, тут же лишились чувств.

Мне пришлось разбудить отца и Фелидию. Стражников перенесли во двор и привели в

чувство. Отец испугался, что меня могут наказать за неподобающее добропорядочному

горожанину поведение, но страхи его были напрасными — стражники и не собирались

докладывать своему начальнику о происшествии. Напротив — они молили нас о молчании, ибо после такого конфуза им грозила позорная отставка...

На Площади Света все было как прежде. Под моим деревом никто не рылся, в чем-чем, а

в таких вещах я разбираюсь превосходно. Да и кому придет в голову искать клад в центре

О'Дельвайса, благословенного и единственного. Охотники за чужим добром, желающие

найти то, что не прятали, обычно рыщут в самых глухих уголках нашего материка, ведь

именно там принято прятать клады. Я не люблю поступать так, как поступают все, я не чту

вековых традиций и не придерживаюсь чужих правил, поэтому я зарыл клад здесь, в

столице. Так надежнее.

— На все девять не рассчитывай — один я оставлю себе! — отшутился я и поехал

дальше.

Западные Ворота были распахнуты настежь. Два стража в легких доспехах прямо на

земле увлеченно играли в кости. Завидев меня, они прервали игру и хором сказали:

— Удачи тебе, Эвальд, сын Гасстерта! «Кажется, я становлюсь популярным», —

мелькнуло у меня.

Я поблагодарил стражей вежливым кивком и с легким сердцем покинул О'Дельвайс, Благословенный и Могущественный. Сразу за городскими воротами Хьюгго изрядно

ускорил шаг, а я наконец-то получил возможность обдумать в уединении и тишине план

поисков Орлуфии.

За вчерашний день, утром которого Дамирус обнаружил, что его дочь не ночевала дома, весь О'Дельвайс был осмотрен и расспрошен, но — безуспешно. Орлуфии не было в городе, и никто в столице не мог или не хотел рассказать, что с ней случилось. Однако богатая