Он положил, наконец, рыбу в рот и, казалось, весь отдался процессу пережевывания.
– Зачем? – Вика все еще смотрела в небо. Ее распущенные серебристые волосы роскошной волной покрывали колени Виктора.
– Шайя Ойо. – Говорить с полным ртом аханский этикет не запрещал, а крошечный кусочек розовой рыбы вряд ли вообще мог восприниматься как еда, учитывая габариты Макса и объем его ротовой полости.
– Это что-то новое, – впервые подал голос Виктор, быстрым движением пальцев подзывая служанку-кумх. – Цайда,[141] насколько я знаю, с Сахарной Головой[142] никогда не пересекалась.
– Увы, мой друг. – Сложная интонация (Ирония, Смирение с обстоятельствами, Восхищение). – Наша прелесть успевает везде, а в империи, если подумать, не так уж много достойных людей.
– Они хотят выдать косоглазую Шайю за Э-сенатора? – Вика играючи расшифровала все то, что Макс не произнес вслух. Удивляться, впрочем, не приходилось, эти двое плавали в одном и том же садке.
– Несомненно. – Макс сделал неуловимое движение мизинцем, и превосходно выдрессированная служанка молниеносно наполнила плоскую малахитовую чашечку его светлости Ё крепкой и ароматной медовой водкой с Южного берега. Во всяком случае, комментарий в вынесенном боксе указывал именно на сорт «Нега», который Лика пила неоднократно.
– Э любит вас, – сказал Макс, поднося чашечку к губам. – Вы… А кто вас знает, яхонтовая вы наша, кого вы любите или кого предпочтете? Уж верно, не иссинского аназдара… Не обижайтесь, Абель, это всего лишь правда жизни. А Шайя Ойо… Вы сказали, косоглазая? Я бы определил по-другому. Оригинальный разрез глаз. Красивая девушка. Впрочем, это мое личное мнение. Об одной и той же водке один скажет – горькая, другой – сладкая. Мнения разнятся, а правда остается неуловимой, как рыба в темной воде, не так ли?
Макс выпил водку и вернул чашечку на столешницу.
– Какова она в постели? – Дама Йя подняла голову с колен полковника и протянула руку в пространство. Служанка-кумх, не удостоившаяся не только взгляда, но и специального, ей адресованного жеста, поняла, однако, желание жемчужной госпожи и тут же вложила в тонкие пальцы Вики, украшенные лишь одним-единственным, «простеньким» кольцом клана Йя, нефритовую чашечку с водкой.
– В постели? – Макс приподнял правую бровь и добавил к интонации недоумения, граничащего с сарказмом, едва уловимый оттенок отрицательной коннотации. Получилось изысканно красиво, хотя и слишком сложно. – Не припоминаю, чтобы я делил с Шайей ложе. У нас это случилось здесь, на Сладких водах, прямо в озере, среди лилий и черных лебедей принцессы Сцлафш. – На лице Макса, которого сейчас вряд ли узнал бы кто-нибудь из его друзей по Коминтерну, появилось выражение внутреннего созерцания, которое, впрочем, увидеть и понять мог только тот, кто, как и господин Ё, был по уши погружен в пряное варево аханской культуры, вернее, в ее наиболее рафинированную, элитарно-классическую вариацию.
– У нее смуглая кожа, как вы, вероятно, помните, – сказал он, переходя на третий уровень выражения («Смакует, сукин сын!» – с восхищением и толикой ревности подумала Лика). – С золотым оттенком… Оригинальный рисунок плеч и зада… – Мимолетное Сожаление об утраченном. – Маленькая грудь. – Сомнение в оценке. – Розовые губы…
– Спасибо, ваша светлость. – По губам Вики скользнула тень улыбки. – Я все поняла. Клан сделал на нее ставку. Э лучший, после вас, разумеется, жених в империи, а я – фигура неопределенности на пути к успеху. Чем они купили снежную?
– Сорок семь гранов «чумного корня». – Разумное согласие с высокой ценой обсуждаемого предмета. – Пожалуй, возмещение риска не могло быть выше, тем более что корень необходим Ю, ведь естественный цвет ее кожи на самом деле не так ослепительно великолепен. – Сдержанная ирония по поводу обсуждаемого предмета.
– Я знаю. – Вика выпила водку и теперь находилась во власти переживаемых ею ощущений, голос ее приобрел оттенок отрешенности и довольства.
– Я не танцевал уже одиннадцать дней. – Скука, вежливое предложение помощи. Макс смотрел на Виктора, но, видимо, обращался все же к Вике.
– Она Чьёр? – Полковник все еще держал свою яшмовую чашечку в руке, поднесенной к самому носу.
– Нет, не думаю. – Макс едва заметно улыбнулся и сделал знак служанке снова наполнить его чашечку. – Но она близка к идеалу, как никто в обществе.
Лика остановила запись и, встав из кресла, отправилась в очередной обход своих владений. Ради разнообразия на этот раз она пошла вокруг зала против часовой стрелки. Впрочем, в какую бы сторону она ни двинулась, скудость «пейзажа» оставалась неизменной. Как эта запись оказалась в личном архиве Карла Зиглера и почему? Вопрос не менее интересный, чем другой: а зачем, собственно, Четырехглазый вообще собрал в отдельный блок всю доступную ему информацию о Максе, Викторе и Виктории? Почему именно о них и почему именно Карл? Только ли потому, что существовало «предсказание», касавшееся этих троих, и оно было известно Карлу? Звучит логично, но, судя по хронологии записей, те, чьими материалами пользовался Четырехглазый, вели всех троих еще с тех времен, когда ни о каком «пророчестве» Камня Лорда-Директора Чулкова и речи не было.
Лика прошла первый круг и начала наматывать второй, бросая изредка взгляды на проекцию, висящую над рабочим столом. Там, как в волшебном окне, открывшемся на мгновение в далекое прошлое, сидели под деревом Макс, Вика и Виктор, застывшие в естественных позах людей, ведущих праздный разговор на лоне природы. Содержание их беседы, исходя из увиденного, вычислить было невозможно. Однако сейчас Лика об этом не думала, ее мысли всецело занимал Макс, смотревший на нее из своего столетнего далека.
«Ох, Макс, знал бы ты…»
Но Макс и на самом деле находился так далеко, что даже неважно было, разделяют ли их время или пространство.
«Вернемся к архиву!» – приказала она себе, завершив второй круг и отправляясь на третий.
В свое время (всего-то пять месяцев назад!) Меш и Сиан провели в укрытии Карла всего несколько часов и, уходя, унесли отсюда все ценное, что здесь было: блок-накопитель, вычислители и контейнеры с архивом Легиона. Однако, как это случается в спешке даже с самыми организованными людьми, кое-что они все-таки упустили. Четырехглазый обживал полый Камень много лет. Годы и годы он использовал его как свой тайник и рабочий кабинет, а человеком он был непростым, Карл Зиглер из Кальмара, очень и очень непростым, если иметь в виду зигзаги его жизненного пути. Уроженец Эльзаса, студент Сорбонны, грезивший европейской медиевистикой и тем не менее ставший волонтером Легиона; оперативник, работавший с Виктором, вербовщик, в последний раз посетивший Землю в 1958 году и великолепно перевербовавший советскую разведчицу Клаву Фролову; невозвращенец, ставший уйдя в отставку хранителем книг в замке Сиршей… А ведь, кроме всего этого, он был еще и заговорщиком-«земляком» и, как видно, не последним в иерархии тайной организации легионеров-землян. По-умному, если бы позволяли время и обстоятельства, и если бы на месте Меша был, скажем, Виктор или Макс, вывозить отсюда следовало все подчистую и разбираться потом со всем этим обстоятельно и со вкусом в тиши экспертно-аналитического центра барона Счьо. А так… Что ж, в условиях того цейтнота, в котором они тогда находились, Меш сделал все, что мог: забрал главное и не забыл оставить закладку на всякий случай. А случай-то вот он – и черный день наступил, и запасы, оставленные Мешем, неожиданно оказались весьма и весьма востребованными ею, Ликой, одинокой и несчастной. Собственно, с этих запасов Меша Лика и начала, потому что в тот момент, когда, отправив старого князя и принца Ньюша в дорогу, она вернулась в полый Камень, заботили ее только вопросы выживания, и только они. Однако позже, как того и следовало ожидать, ее потянуло на поиски приключений, если не плоти, которая не предоставляла Лике такой возможности, то хотя бы духа, который в условиях вынужденной изоляции оказался не у дел.
