– Я знаю. Ладно, – снова кивнул Маркус, не столько ей, сколько себе, своим мыслям. – Иди, умойся. Я пока чай заварю…

– Нет, Макс! – возразила она. – Это очень срочно… и важно. Мне надо встретиться с Энцелем.

– С Энцелем… – повторил за ней Маркус. – Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь.

Казалось, куда уже дальше, но Маркус был заинтригован. Выяснялось, что Зиг послал дочь с очень большими полномочиями.

– Знаю, – твердо ответила она. – «Все они держат по мечу, опытны в бою…»[52]

– Очень поэтично, – усмехнулся он.

– Макс!

– Ладно, – смирился с неизбежным Маркус. – «У каждого меч при бедре его ради страха ночного».[53]

– Ты Энцель?! – Он таки ее удивил. – Ты Зеев[54] и ты Энцель…

– Выходит, что так. И это очень опасное знание, «лилия долин» моя, очень.

– Я понимаю. – Голос ее был тих, но тверд. – Тогда «Так составили они войско…»[55]

Маркус посмотрел на нее. Ангел побитый, решительный такой ангел. И любимый… «Сука ты, Зиг. И всегда был сукой…» – Закончить мысль он не успел.

– Когда я смогу увидеться с Четом?

– Ты не сможешь увидеться с Четом, – сказал он тихо. – Не торопись! – поднял он руку, останавливая готовые вырваться у нее возражения – Ты не сможешь говорить с Четом. Ты будешь говорить с ним через меня. Со мной. У меня есть полномочия. «…И поражали в гневе своем нечестивых».

Он не мог ей сказать всего. И никому не мог. Это была тайна высшего приоритета, о которой в организации знали всего несколько человек. На самом деле никто и никогда уже не сможет говорить с Четом – с настоящим Четом, – потому что Вайнберг умер три месяца назад от инфаркта. Ничего необычного в его возрасте и при его стиле жизни. Вайнберг умер, но будет жить, потому что Чет нужен организации. И поэтому не было некролога, не было торжественных похорон, не шли за гробом колонны бойцов ЛОИ,[56] а была ночь и… Они похоронили его втроем, тайно и безвестно. Пока. О деле знал еще Кон, но именно Кон настоял на том, чтобы Четом стал Маркус.

– Итак? – сказал он – Или все-таки сначала чай?

– Сначала дело, но от чая я не откажусь. – Она улыбнулась – И от бренди тоже.

Маркус встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в соседнюю комнату. Там сидели Гном и девушка из его группы, которую Маркус по имени не знал.

– Ребята, не в службу, а в дружбу, заварите чай. Покрепче! И, Гном, есть у тебя что-нибудь крепкое?

– Граппа устроит?

– Ну давай граппу!

Он вернулся в комнату и снова сел напротив нее. Живая! А кто же «сломался» в Падуе? Бог ведает, да не скажет. Впрочем, это успеется. Выясним позже. Виктор не дите малое, разберется. И люди уже сегодня вернутся в Падую.

– О чем ты думаешь? У тебя такой вид…

– Думаю… что я дурак! Влюбился в соплячку…

– Макс!

– Ладно, извини.

– Извиняю.

В дверь постучали. Вошел Гном. Он принес поднос с чайником, чашками, сахаром и лимоном. А еще там были рюмки и бутылка граппы.

– Слушай, Гном, а ты на чем так быстро воду кипятишь? – спросил Маркус – На тринитротолуоле, что ли?

– Очень смешно, – серьезно ответил Гном – Я чайник давно поставил, сразу как пришли.

Гном ушел, и они снова остались вдвоем.

Маркус налил ей граппы, и, пока разливал чай, она с опаской вертела рюмку в руке.

– Пей! Не бойся, – сказал он с усмешкой.

Она зажмурилась и проглотила жидкость одним глотком и даже не закашлялась. Вот ведь какие Фемины произрастают в наше время.

Полина быстро отхлебнула из чашки, обожгла разбитые губы, поморщилась, но снова приникла к чашке. Чай был горячим и терпким. Хороший чай. Наконец, напившись, она отодвинула чашку и снова посмотрела на Маркуса.

– Исполком полагает, что большая мировая война неизбежна, – это, конечно, были не ее слова. Так мог говорить только господин профессор Зиг, но не его дочь Ольга.

– Исполком считает, далее, что война может коренным образом изменить судьбу еврейского народа.

– Полина, ты что, это все наизусть выучила? – с интересом спросил Маркус.

– Нет, но… – Она смутилась.

– Ладно. Проехали. Вещай дальше.

– Мы эвакуируем наших людей из САСШ. Американцы договорились с русскими.

Вот это было уже что-то новое, что-то, чего он еще не знал.

– Это надежно?

– Надежней некуда. Из аппарата Госдепа. Неопубликованные параграфы с двенадцатого по восемнадцатый. Секретный протокол к Торговому договору. Мы уже с месяц как начали перебазироваться в Аргентину и Канаду.

– Будет плохо, – сказал Маркус. Ему сейчас было не до шуток, потому что он-то как раз знал, насколько будет плохо.

«Дунайский союз тоже прилип к России, – подумал он с тоской. – А Гетман и не отлипал никогда, так что… будет весело».

Он снова оказался прав, вот только что ему было с этой правды?

– Отец поставил в известность о намерениях американцев Турцию.

– Так. – Маркус начал понимать, что произошло потом. – Изагет-паша обратился к ишуву?[57]

– И к нам, в Исполком. Он прямо предложил возродить проект Фламмера. Мы помогаем Турции Турки предоставляют нам в Палестине максимальную автономию… и независимость после победы.

– Зусмана назначили министром.

– Не только. Еще два министерских поста, и в армии тоже. Они приглашают вернуться всех, кто ушел. С повышением вернуться. В Палестине нам предоставлена полная свобода действий, включая собственную полицию.

– ОК! – сказал Маркус. – Это я уже понял. Ну и при чем тут мы?

– Война, – коротко объяснила Полина.

Что тут скажешь? Емкое слово. Все объясняет, все может объяснить.

– И парламентские методы уже не так эффективны, – сказал он вслух, как бы рассуждая сам с собой.

– В общем, да, – грустно улыбнулась она. – И у вас самая большая боевая организация в Европе.

Ну, тут и к гадалке не ходи. Действительно, самая большая и, вероятно, самая серьезная.

– Так нас приглашают на танец? – прямо спросил Маркус.

– Да, – кивнула Полина. – Можно сказать и так. Отец сказал: место в Исполкоме и представительство во всех организациях.

– А как же старички-либералы? – Это было лишним, конечно, но не сказать этого он просто не мог. После стольких лет вражды, открытой неприязни, откровенной травли, когда их как только ни называли: и фашистами, и нацистами, и террористами…

– Война. – Полина снова улыбнулась, на этот раз с выражением понимания и одобрения. У нее была совершенно обворожительная улыбка, даже с разбитыми губами. – Соглашайтесь, Макс! Сейчас все должны быть вместе.

– Забавно… Твой отец верит обещаниям турок?

– Они дали гарантии. Не знаю что, но папа сказал: самые серьезные гарантии. И потом, они же дают нам такую свободу действий в Палестине, что потом будет очень сложно забрать назад.

– Ну да… Да. Им нужна военная промышленность ишува и кадры, – согласился он. – Может быть…

– Есть и проблемы, – сказала она.

– Вот как? А я думал, вы уже решили все проблемы.

– Не иронизируй, – попросила Полина. – Не надо. Пожалуйста! Проблемы серьезные. В АНТАНТЕ нет единства…

– Это не проблема, – отмахнулся Маркус. – Не было, так будет.

– Когда будет, Маркус? Когда это животное Наполеон растоптал демократию во Франции? Когда итальянцы и турки вот-вот вцепятся друг в друга?

– Страшноватая картина, Полина. Ты прости, я тебя пока Полиной буду звать. Ладно? Очень пессимистичная картина. Просто плакать хочется. И с этим Зиг хочет получить организацию? На жалость нажимает? Типа – «это есть наш последний и решительный бой»? Типа – «восстаньте, пока ночь Средневековья не опустилась над Европой и нас не загнали обратно в гетто? Восстаньте, чтобы нам было кого оплакать в далекой Аргентине»? – Злость, привычная злость на этих прекраснодушных людей поднималась в душе Маркуса, но в то же время… в то же время Зиг протягивал руку. Это давало им настоящий шанс, упустить который было бы преступлением. В сущности, послав сюда Полину, Зиг сам того не подозревая, завершил мозаику, которую начал складывать еще Вайнберг. Теперь все возможно!