После «ужина» гребцы повалились спать прямо на скамьях. Вскоре все захрапели, но Сафир не мог уснуть, ибо после непривычной физической нагрузки у него болело все тело. Пираты еще пару часов ходили по палубе, а затем все затихло — они спустились на берег, оставив только двух матросов охранять корабль. Со второй триремы тоже не доносилось ни звука. Сафир закрыл глаза с твердым намерением заснуть, но услышал торопливые легкие шаги. Кто-то приближался.

— Эй! — шепот раздался совсем близко. Сафир повернул голову и встретился глазами с невысоким мальчиком, одетым в коричневое просторное трико. — Как тебя зовут?

— Сафир.

— Ты-то мне и нужен! — мальчик кивнул головой и вынул из-за пояса большой ключ. — Держи, — и протянул его Сафиру, — он открывает замок у тебя на поясе.

Сафир неуверенно протянул руку. Он бы не удивился, если бы это оказалось всего лишь жестокой шуткой, но ключ вошел в скважину, замок щелкнул и железный пояс открылся.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он мальчика, нетерпеливо поглядывавшего по сторонам.

— Не твое дело, — отозвался тот, протягивая ладонь, — давай сюда!

Получив ключ назад, он махнул рукой, приглашая Сафира следовать за ним, и, когда тот, подтянувшись, вылез на верхнюю палубу, сказал, показывая на темнеющий невдалеке берег:

— Спустись по якорному канату и плыви туда. Только возьми левее, иначе рискуешь нарваться на команду.

— Кто ты такой? — спросил Сафир, разминая уставшие от долгого сидения ноги.

— Тебя не касается.

— Послушай, кто-нибудь еще с моего корабля уцелел?

— Нет, — мальчик мотнул головой, — всех убили.

— И женщин?

— Да, всех. Якорь там, — мальчик махнул рукой в сторону носа триремы и побежал прочь, едва касаясь палубы босыми ногами.

Сафир проводил его взглядом, осмотрелся и прислушался. С кормы доносились приглушенные голоса — видимо, там дежурили оставшиеся на судне пираты. Ничего не понимая, Сафир начал красться к носу корабля, поминутно проверяя, не поджидает ли его опасность. Благополучно добравшись до якорного каната, он перелез через борт, спустился в воду и поплыл, почти ликуя. Какая бы причина ни заставила юнгу помочь ему, главное, он был свободен! Хотя измученное непосильным трудом тело едва повиновалось ему, все же он плыл, медленно, но упорно приближаясь к берегу. Он присмотрел заросли, в которых можно было скрыться, и направился к ним.

Через пятнадцать минут Сафир, мокрый, едва живой от усталости, выполз на скользкий берег и некоторое время лежал на спине, стараясь отдышаться. Потом поднялся на ноги и, бросив последний взгляд на покачивающиеся в бухте триремы, побрел прочь от берега. Он не знал, где находится, но в первую очередь хотел как можно дальше отойти от пиратской стоянки. Ветки деревьев хлестали его по лицу, иногда он спотыкался о торчавшие из земли корни, но времени отдыхать не было, нужно было добраться до Тальбона и рассказать о случившемся императору.

Сафир шел долго, до самого утра. На рассвете он увидел покосившийся частокол и соломенную крышу бревенчатого дома. У плетня стоял крестьянин в холщовой рубахе навыпуск и высокой плосковерхой шапке. В руках он держал чубук и задумчиво курил, наморщив лоб и глядя в землю. Когда Сафир окликнул его, он поднял глаза, внимательно оглядел грязного оборванного пришельца и нехотя отозвался:

— Откуда ты взялся такой?

— Что это за место? — спросил вместо ответа Сафир.

— А сам не знаешь, что ли? — мужик насмешливо прищурился.

— Не знаю.

— Деревня наша называется Далинка, а это, — крестьянин показал большим пальцем за спину, — хутор мой.

— Какая это провинция? — спросил Сафир.

— Что? — глаза мужика недобро прищурились. — Как ты сказал? Провинция? Да ты откуда, парень?

— Разве это не Урдисабанская империя?

— Нет, это свободное государство Лиам-Сабей! — ответил крестьянин, тремя резкими ударами о плетень выбив из трубки пепел. — А шпионам здесь не место. Проваливай, пока я тебя не прикончил собственными руками или не свел к старосте. У него с такими, как ты, разговор короткий. Только вчера двоих повесили! — мужик смерил незнакомца злобным взглядом.

Сафир понял, что попал в неприятную историю. Провинция Лиам-Сабей входила в число взбунтовавшихся. Похоже, в ней уже решили, что избавились от власти Урдисабана и вовсю праздновали победу. Ишь ты — «свободное государство!» Как бы не так! Очень скоро здесь будут имперские легионы и все вернется на круги своя. Не считая, конечно, того, что население провинции наверняка сильно поубавится после того, как казнят самых ярых бунтовщиков и вдохновителей мятежа. Но ничего этого Сафир вслух не сказал, только пожал плечами, думая, что делать дальше.

— Ты меня слышал? — спросил мужик грозно. — Убирайся отсюда, и подальше! Когда тебя прислать-то успели, прямо диву даюсь. Или ты из Пирки притащился? А раньше там шпионил, да? Урдисабанская сволочь, то-то я слышу, ты странно разговариваешь, будто благородный, и говор чужой маленько.

Сафир взглянул на крестьянина, потом подошел ближе и спросил:

— У тебя есть лошадь?

— Что?! — взревел мужик, засовывая трубку в карман. — Да ты наглец, как я погляжу! Лошадь ему! Мои лошади не для таких, как ты…

Он не успел договорить, потому что кулак Сафира разбил ему губу. Мужик покачнулся и удивленно вылупился на легко перемахнувшего через плетень «шпиона».

— Где конюшня? — спросил Сафир, хватая крестьянина за грудки и нанося ему чувствительный удар коленом в пах.

Тот охнул и согнулся, с ненавистью глядя на своего мучителя.

— Я тороплюсь, — сказал Сафир. Он мог бы объяснить крестьянину, что вовсе не собирался ни за кем следить и вообще попал в Лиам-Сабей случайно, но это уронило бы его достоинство, кроме того, лорд Маград никогда не оправдывался перед чернью, которой полагалось при его появлении ломать шапки и кланяться в пояс. Этому мужику повезет, если Сафир решит оставить его в живых.

— Да пошел ты! — прохрипел крестьянин, с неожиданной силой оттолкнул Сафира и крикнул, обернувшись к дому: — Лам, Дайк, Хорма! Сюда, на помощь!

Сафир ударил его в ухо, и мужик упал как подкошенный. По щеке медленно потекла струйка крови. Со стороны дома послышались крики и топот ног. Из-за поворота показались двое крестьян помоложе того, которого вырубил Сафир. В руках у первого были вилы, у другого — топор. Они мигом увидели поверженного товарища и бросились на Сафира. За ними появился еще один мужик, постарше. Он не был вооружен, но, увидев, что остальные устремились к незнакомцу, подхватил с земли мотыгу и побежал следом.

Сафир оказался один против троих разъяренных крестьян. Он пожалел о том, что у него нет даже кинжала. Проклятые пираты забрали все, кроме одежды, которая была на нем.

Первый крестьянин подбежал, держа вилы перед собой. Он явно намеревался проткнуть ими Сафира, как стог сена. Его красное широкое лицо блестело от пота, редкие светлые волосы прилипли ко лбу. Сафир легко ушел в сторону — для пажа Его Величества Императора этот прием не только не составлял никакого труда, но выполнялся инстинктивно. Прямой удар в челюсть завершил дело: нападавший полетел в траву, выпустив вилы, которыми тут же завладел Сафир. Второго крестьянина, немного опешившего после столь легкой победы незнакомца, он встретил ударом рукояти в солнечное сплетение. Тот согнулся пополам и попятился, замахиваясь топором. В это время подоспел и последний из неожиданных врагов Сафира, вооруженный мотыгой, которую не замедлил пустить в ход. Вилы приняли первый удар, отразили второй, потом ударили нападавшего по кисти, выбив ее из сустава. Первый крестьянин, очухавшись, с низким ревом бросился на Сафира сзади. Пришлось опрокинуть его на спину еще одним ударом в челюсть. Вилы были слишком тяжелыми для быстрых приемов, но зато не позволяли противникам подходить слишком близко.

Сафир решил атаковать. После выпавших на его долю приключений у него не осталось сил, чтобы долго драться. Поэтому он сделал два быстрых шага вперед, ткнул вооруженного топором крестьянина вилами в шею, ногой оттолкнул второго, с разворота полоснул остриями вил по груди отступившего крестьянина, бросил ему свое оружие и, воспользовавшись тем, что тот на пару секунд опешил от такого неожиданного поступка, перехватил у него мотыгу и коротким точным ударом огорошил подступившего третьего мужика в висок. Тот беззвучно рухнул на траву, обливаясь кровью.