Клеточник, разумеется, знал это. Он открыл дверь и остановился на пороге — однако не потому, что был зачарован увиденным, но из предосторожности. Хотя, признаться, картина, представшая пред ним, именно завораживала.
Начать хотя бы с того, что весь пол сокровищницы был усеян толстым слоем наиразнообразнейших монет самой невероятной формы и размера. Некоторые никто из вас и за монеты-то не принял бы: например, были там деревянные кругляши размером в два кхарговых глаза и с квадратным отверстием в центре, а также — костяные фигурки листьев, а еще — кинжаловидные клыки и перламутровые зубы-крючки…
Но оставим в покое диковинное покрытие пола пещеры и перейдем к тому, что, собственно, находилось в ней; ведь деньги, сколь бы много их там ни было, не представляли никакой ценности ни для дракона, ни, в особенности, для проникавших в сокровищницу героев, ибо другие вещи, намного более ценные, привлекали их внимание.
Вещи эти стояли вдоль стен либо прислоненные к сталагмитам — и было их там великое множество, тех вещей. Каждая — магическая, каждая стоила целого состояния — либо целой жизни. А многие за время своего существования, вне всякий сомнений, не единожды становились причиной многочисленных смертей.
И, конечно же, впитав в себя столько судеб, сами стали немножко живыми. Томясь здесь, в заточении у дракона, они ждали новых героев, как ждут цветы утренних лучей солнца, чтобы наконец распуститься.
И едва лишь учуяли они присутствие в пещере Клеточника, как что было мочи потянулись к нему с мольбой о свободе. За те долгие годы, пока вещи вынуждены были бездейственно лежать в сокровищнице, они потеряли часть своей силы, но все же оказались достаточно могущественны, чтобы «докричаться» до молодого кхарга.
Особенно привлек его внимание шлем с драконьими крыльями из чистого золота, с изумрудными глазами на лбу и оскалом алмазных клыков. Клеточник почувствовал, как мягко, но уверенно тонкие корни чужой воли пробиваются в его сознание, врастают туда… Вот тут-то и пригодились навыки чародейства, которым обучали его наставники, нанятые Голосом Господним. Кхарг сумел защититься от пагубного влияния шлема — а также от влияния всех остальных вещей в этой сокровищнице. После чего Клеточник начал искать то, ради чего он пришел туда.
…Рокх едва было не поддался, но непроизвольное рычание, вырвавшееся из его горла, спасло, отрезвило, напомнило кто он и где находится.
Шлем хищно сверкнул изумрудными глазами и увеличил давление, шепча кхаргу о том, что бросит к его ногам — пусть только выберет его, унесет отсюда, позволит снова существовать!.. — бросит весь мир, всю власть, все, что тот пожелает!..
Рокх отшатнулся и затравленно оглядел сокровищницу. Эти вещи… он не знал, что они поведут себя так. Господин Миссинец говорил о множестве опасностей, но представить себе такое не мог, наверное, даже пророк Господен.
«Заткнитесь! — мысленно рявкнул Клеточник. — Вы не нужны мне, слышите! Не нужны!.. Ждите своих хозяев, а меня оставьте в покое!» Они, разочарованно перешептываясь, отступились. Впрочем, в их беззвучном шепотке ему вдруг послышалась некая подозрительная нотка… как будто они заранее знали о том, что их попытка окажется неудачной, и теперь даже не очень-то сожалели. Лишь потом, много позже, Рокх узнает, что каждый из лежавших здесь предметов, предназначался для определенного хозяина. И всякий другой, рискнувший бы завладеть ими, погиб бы на месте. В том и состоял секрет сокровищницы: посторонний визитер неминуемо поддался бы воле волшебных предметов; тот же, кто пришел бы за какой-то определенной вещью, попросту не внял бы ни их мольбам, ни их приказам.
Избавившись от назойливого, почти угрожающего давления со стороны собранных здесь вещей, Клеточник впервые смог наконец сосредоточиться на том, зачем он, собственно, пришел сюда. На мече.
Среди множества других вещей — венцов, чаш, одной латной перчатки (странной, предназначенной явно не для кхарговой руки), зеркалец, гребней, столиков и прочего — нужный Рокху клинок выделялся, как выделяется дорожник среди толпы кхаргов-зверей. Меч был здесь всего один, чему Клеточник почти не удивился. Он вообще с некоторых пор устал удивляться и принимал все происходящее с ним как данность.
Вот и сейчас Рокх не стал размышлять, почему это среди такого количества предметов не нашлось еще одного меча; он просто перешагнул через порог сокровищницы и ступил на ковер из монет — осторожно, как входил бы в гнездо смертельно ядовитых ос или скорпионов.
Ничего не произошло.
Клеточник покосился на потолок, утыканный сталактитами (вдруг начнут падать?), перевел взгляд на стены, на дверь. Никакой угрозы, если не считать непрестанного магического излучения от волшебных предметов.
Тогда он преодолел оставшееся пространство и взял в руки меч.
Длинный, но предназначенный для хватки одной рукой, клинок покоился в жестких ножнах, почти ничем не украшенных. Лишь на металлических кольцах, которые перехватывали их в нескольких местах, был нанесен узор из переплетающихся змей. Рукоять, обтянутая кожей, заканчивалась навершием в виде стилизированного солнечного шара.
Оказавшись в руках кхарга, меч восторженно взвыл, посылая властные щупальца своей воли к разуму Клеточника. К счастью, кхарг ждал чего-то подобного и удар не оказался для него полной неожиданностью. С благодарностью вспоминая своих наставников, Рокх уверенно держал ментальный блок, не позволяя мечу завладеть его сознанием. А потом брезгливо оттолкнул невидимые липкие щупальца и пригрозил оставить клинок здесь — еще на сотни сотен веков.
Тотчас всякое давление пропало; лишь обиженно продолжали «шептаться» остальные предметы, которым сегодня не повезло.
Рокх отсалютовал им вложенным в ножны мечом и отступил к выходу. Он ожидал подвоха от сокровищницы до самого последнего момента — пока не запер дверь. Ничего страшного не произошло, и кхарг облегченно вздохнул, приваливаясь спиной к стене.
Так Рокх выждал несколько минут, сбрасывая хотя бы частично то нервное напряжение, в котором он находился вот уже пару часов. Наконец решил, что можно двигаться дальше.
Он поцепил ножны за спину и…
И упал на пол зала, внимательно вслушиваясь: неужели?!.. или только почудилось?..
Все было тихо. Он решил, что услышанное — лишь плод перевозбудившегося воображения.
Поднявшись на четвереньки, направился в сторону выхода.
И вот тут-то взгляд его, уже привыкший к темноте, поневоле наткнулся на дракона.
На черного дракона, который лежал, похрапывая, в соседнем зале и, кажется, спал.
Это было именно то, чего больше всего боялся Клеточник. Но именно об этом он и подозревал, еще когда только наблюдал за белым драконом. Слишком уж бессмысленным казалось поведение последнего. Ну зачем, скажите на милость, тащить в пещеру свою добычу, когда можно преспокойно сожрать ее прямо на месте? Конечно, всегда существует вероятность, что после особо роскошного обеда крылья не смогут поднять вас в воздух, но… Рокх заметил еще одну любопытную деталь: если судить по брюху, белый дракон прилетал к пещере уже сытый.
Словом, отчасти Рокх был готов к тому, что увидел. Вот к чему он оказался совершенно неготовым, так это к случившемуся минутой спустя.
Он давно уже позабыл о том приступе безумия, захватившем его на ступенях гунархторского храма. Считал, что все прошло.
А вот теперь с ужасом почувствовал, как тот, другой, снова ворочается на задворках сознания… нет, уже не на задворках — уже стоит рядом и отпихивает его словно яйцо невылупившееся — и сил на сопротивление ему после всего, что произошло в сокровищнице и за ее пределами, у Клеточника попросту не хватает. С внезапно нахлынувшим безразличием кхарг наблюдал за собственным телом, ему уже не подчинявшимся.
…Наблюдал, пока мог. Потом нахлынуло милосердное беспамятство.
Заполучив волшебный меч, Клеточник первым делом спросил у клинка, как того звать — ибо, как известно, каждое настоящее оружие (а уж тем более магическое) имеет собственное имя. Меч открыл Клеточнику свое имя (Арреван, что означает Рассекающий) — и тем самым признал Рокха своим полноправным хозяином.
