И так же твердо, как свое имя, Джил знала, что где-то в городе был двор, ступени которого охраняли малахитовые статуи, где разбитые бронзовые двери лежали на булыжнике. Еще был подвал с пурпурно-красной лестницей и странной плитой на гладком базальте пола и затененный сводчатый проход, ведущий на пустую разрушенную улицу. Холодный ветер обжигал ее потрескавшиеся руки, сжимавшие грязную кожу поводьев; медленная тряская езда лошади под ней и скрип тележных колес вновь возвратили ее в нереальность фантастического мира снов; до ее слуха донесся слабый скрипучий голос, разносившийся вдоль линии движения, как дыхание тумана на ветру.
Гей издавал зловоние смерти. Джил не была готова к этому, и у нее перехватило дыхание. Ее потусторонняя жизнь включала в себя лишь автобусные остановки, рок-концерты и уик-энды в пустыне, в какой-то мере подготовившие ее к зловонию Карста, смрад же, повисший, как облако, над разрушенным городом, был миазмами гниения, смертельного гниения, которое ее мир имел обыкновение прятать или сжигать.
Залитые солнечным светом улицы были пустынны, эхо копыт, ботинок и скрипящих колес повозок гулко отдавалось, отскакивая от голых стен. Дома несли на себе следы огня: осевшие верхние этажи, обугленные бревна, выступающие, как сломанные ребра обглоданных скелетов, забаррикадированные двери и окна с предательскими пятнами сажи и копоти, достигшими половину пути вверх по стенам над ними. Джил видела, что кое-где стены проломлены внутрь; в других местах небольшие оползни камней обрушились вниз на улицу вперемешку с ободранными, объеденными крысами костями. Во впадинах шуршали полчища крыс, освобожденных от старой войны с человеком и пожирающих теперь свои победные трофеи. С верха разрушенных стен дикие тощие коты смотрели на них безумными глазами. Джил, натягивая поводья ее толстой чалой лошади, старалась изо всех сил преодолеть подкатывающую тошноту.
– Три дня назад это еще продолжалось, – произнес рядом с ней мягкий голос, и она чуть не подпрыгнула. – А теперь все прошло.
Ингольд на своей повозке пристроился рядом с ней, щурясь от резких перепадов солнечного света.
Что-то неприятное прошелестело и мелькнуло за стеной сада. Джил дрожала, ей было дурно.
– Вы имеете в виду город?
– В известном смысле.
Ветка хрустнула под колесами. Ледяной Сокол, смотревший вдаль, резко повернулся на звук. Джил видела, что они все чувствовали одинаково болезненно, все ощущали гнилость этих жужжащих, кишащих насекомыми улиц.
«Что же должно было все это означать для них, – думала она, – это безумное возвращение назад, сюда, после того, каким они знали это место, выросли в нем, каким оно, наконец, было?»
Ее взгляд медленно скользнул вниз по изломанным линиям изящной колоннады, окаймлявшей улицу, различая сложные мотивы геометрических фигур и растительного орнамента, игры и гармонии в их многочисленных переплетающихся фризах. Она снова вспомнила мебель в спальне Тира, музейные детали инкрустации из слоновой кости и эбонита. Все богатство и великолепие этой цивилизации, все эти роскошные вещи, которыми она обладала, могут когда-нибудь найти здесь. Она чуть повернула лошадь, чтобы объехать черный разрушенный проем двери, в котором распростерлось тело женщины, одна обглоданная рука бессильно тянулась к солнцу, бриллианты сверкали на запястье среди ползающих мух.
Даже для тех, кто выжил, не было дороги обратно. Она подумала, понимают ли это люди в Карсте.
Ингольд понимал. Она увидела это в суровой складке у его рта, болезненной морщинке, появившейся между бровей. И Янус понимал. Начальник стражи выглядел бледным и больным. У него был вид человека, который понимал значение того, что он видит, и стыдится своего бессилия. Ледяной Сокол – трудно сказать. Этот загадочный молодой человек ловко прокладывал путь через руины человеческой цивилизации с сосредоточенной осторожностью животного, забыв обо всем, кроме личной безопасности и выполнения своего долга.
Лошадь Джил внезапно испуганно вскинула голову, вращая белыми глазами. Чуть ли не под ее копытами два кривоногих уродливых существа выскочили из разрушенного дверного проема и неуклюже бросились бежать по переулку.
Джил мельком увидела, ужаснувшись, плоские получеловеческие лица под спутанными гривами красноватых волос, горбатые тела и свисающие обезьяноподобные руки. Она смотрела им вслед, потрясенная, затаив дыхание, пока не услышала мягкий голос Ингольда:
– Нет, дай им уйти.
Повернувшись, она увидела, что Ледяной Сокол взял лук и стрелы с одной из повозок, приготовившись стрелять. По команде Ингольда он остановился, брови его вопросительно взлетели, и этих мгновений вполне хватило на то, чтобы странные существа исчезли в переулке.
Ледяной Сокол пожал плечами и положил на место оружие.
– Это всего лишь дуики, – начал он совершенно бесстрастно.
– Ну и что.
– Когда мы достанем продовольствие, они будут кишеть вокруг повозок, – он мог так говорить и о крысах.
Колдун повернулся и стегнул вожжами свою упряжку.
– Тогда и будем иметь дело с ними.
Конвой снова двинулся вперед, толкаясь в холодных тенях на узких улицах. Ледяной Сокол пожал плечами и, как кошка, скользнул назад на свое место в цепочке стражников.
– Кто они? – спросила Джил ближайшего к ней стражника, молодого человека с огненными волосами и сияющим лицом ученика Галахада, который ехал с другой стороны от нее. – Люди?
Он взглянул на нее, прикрыв глаза ладонью от солнца, падавшего через проемы в зданиях.
– Нет, они только дуики, – повторил он оправдание Ледяного Сокола. – В твоей земле не бывает дуиков?
Джил покачала головой.
– Они действительно выглядят как люди, – небрежно продолжал стражник, – но это животные. Они живут в дикости на большинстве западных пустошей, равнины за горами просто кишат ими.
– Ваши люди, возможно, назовут их неандертальцами, – раздался рядом мягкий голос Ингольда. – Если их поймают, то отправят на работы на юг рубить сахарный тростник или в серебряные рудники Геттлсанда, но многие обучают их для работы по дому. Говорят, из них получаются послушные рабы, и вот когда хозяева бежали, о них, судя по всему, никто даже и не вспомнил. Бедняги, они обречены.
Несмотря на расстояние, молодой стражник расслышал его слова.
– Мы не можем себе позволить кормить их, – запротестовал он. – В Карсте мало продовольствия.
Хлебные склады находились в подвалах здания городской префектуры, низкого массивного строения, образовавшего одну из сторон большой Дворцовой площади. Когда конвой выстроился перед ними, Джил заметила, что оно почти не пострадало от огня, но там явно пахло грабежом: тропинка грязных следов, рваные мешки, рассыпанное зерно, ведущее, как ручей, вверх по ступеням углубленного дверного проема и рассеянное среди мусора на площади. Саму площадь она узнала сразу, хотя последний раз видела ее из окна башни, которая теперь превратилась в обгоревшие руины: широкое пространство резного мрамора, огромные ворота, вычурно отделанные железом, и деревья, чьи голые серые ветви были опалены жаром преисподней, которая поглотила последнюю битву. Монументальная тень Дворца возвышалась слева от нее. Выпотрошенное чрево, которое было Тронным Залом Королевства, лежало, открытое дню, полусгоревшее, под камнями и пеплом.
«Это был Дворец Гея», – думала она, бесстрастно рассматривая его, в здравом уме, не спящая, при свете дня, со спины толстой, возбужденной чалой лошади, с руками, покрытыми волдырями от поводьев, с глазами, слезящимися от недосыпания. Это было то, что она пришла увидеть, место, где умер Элдор, место, которое она знала из снов. Это здесь человечество дало – и, увы, проиграло – свое последнее сражение Тьме.
При первом взгляде на эти почерневшие руины было совершенно ясно, что Дворец успели разграбить раньше, чем остыл пепел.
Множество возбужденных голосов отразилось от каменных стен площади слабым смешанным эхом. Отвлекшись от молчаливого созерцания, Джил увидела маленькую группу извозчиков и стражников, образовавшуюся перед широкими ступенями, ведущими вниз к выбитым дверям префектуры, в центре стояли командир Янус и мощный мужчина в домотканой одежде, которого Джил с трудом припомнила как погонщика первой повозки. Он говорил:
