Чернов надолго замолчал, на его скулах заиграли желваки, и Семену показалось, что взгляд «хмурого» сверкнул откровенной ненавистью.
– Погибли. Все. Тогда Яковлев предложил для сопровождения экспедиций находить уголовщину вроде тебя. Да не смотри волком, я вас, сталкеров, как облупленных знаю – шесть лет начальником четвертого пропускника в той еще Зоне насмотрелся. По мне, так всех вас…
Владислав осекся и опустил плечи, хотя взгляд, направленный на Шелихова, потеплевшим назвать было сложно.
– В общем, несмотря на мой протест, Яковлев приказал разыскивать бывших мародеров, сталкерье из Зоны сманивать любыми средствами, разыскивать вас по разным бандам и притонам. Те, кто разжирел с зонного хабара и особняки отстроил, сразу на фиг посылали. Остальные кто по наркоте скололся, кто спился, кто, как ты вот, в дыру забился и свое доживал… людей среди вас немного, в основном шкуры.
– Слушай, псина… – Шелихов приподнялся и сжал кулаки. – Я твою породу хорошо знаю. Ты, мразь, по людям с вышки днем стрелял, а ночью за хабар и деньгу их же в Зону пропускал, в курсе я, с чего у барбосов на пропускниках ремни на брюхах не сходились. И ты мне, сука, тут проповедь не читай, а лучше вспомни, почему вы в каптерках водку трескали вместо того, чтоб в Зону ходить, кто вместо вас «ботаников» охранял и дороги провешивал. Ты, может, и жив сейчас потому, что какой-нибудь Ваня вместо тебя в аномалии сгинул.
Удар у Чернова поставлен был хорошо. Кулак, пролетевший мимо уха Серого, обдал тугой волной воздуха, шевельнул волосы, но сталкер за долю секунды почти на инстинкте отклонился немного назад и вправо, затем на автомате присел, уклоняясь от второго сокрушительного удара, одновременно с этим нанеся короткий злой тычок костяшками пальцев в пах «хмурого». Чернов глухо взревел от боли, согнувшись почти пополам, а Серый, не поднимаясь, рубанул кулаком по налившейся краснотой шее. Удар пришелся чуть ниже уха, и его силы могло хватить для того, чтоб человек потерял сознание, но «хмурый», видно, хорошо держал удар. Точно так же не получился рубящий в почку – Семену показалось, что он долбанул кулаком не по спине, а по бетонному блоку – мышечный каркас «хмурого» впечатлял. Впрочем, удар частично достиг цели – Чернов взвыл еще громче, но уже распрямлялся, и Шелихов понял, что его сейчас в лучшем случае просто покалечат. В худшем, может быть, даже убьют. По крайней мере в яростном хрипе бывшего начальника пропускника зазвучали нехорошие ноты.
– А ну прекратить! – Оперный бас Гавриила отскочил от бетонных стен, но Чернов уже мощно, без замаха гвозданул Серого по плечу – от этого удара Семен не смог увернуться, и рука сразу отнялась, повиснув плетью, – «хмурый» бил профессионально. Следующий удар должен был раскрошить сталкеру зубы и сломать челюсть, но Яковлев успел ухватить разбушевавшегося военного за шею и толкнуть от Семена. «Хмурый», несмотря на внушительные габариты, отлетел к стене, едва не сделав сальто, – сила у академика была действительно медвежьей не только по слухам. Чернов, хрипя от ярости, вновь кинулся в бой, но Яковлев неожиданно профессионально «принял» его быстрым захватом, вывернул руку и красиво уложил на кафельный пол, придавив коленом.
– Прекратить, я сказал! – гаркнул он еще раз так, что казалось, с потолка посыпалась штукатурка. – Майор Чернов, отставить немедленно.
– Есть отставить… – на удивление спокойно пробубнил лежащий Владислав, и академик помог ему подняться.
– Опять за старое? – спросил он у военного таким тоном, каким обычно учитель отчитывает ученика-двоечника, в очередной раз не подготовившего домашнее задание. – Сколько раз вам напоминать о том, что оскорбления и уж тем паче рукоприкладство не-до-пус-ти-мы! Что вы себе позволяете? Чуть что, начинается…
– Да все они уроды, Виктор Николаевич, – как-то бесцветно буркнул, словно сплюнул Чернов. – Не пойдет нормальный человек в Зону. А уж тем более не выйдет оттуда… кто знает, может, эти козлы и растащили заразу по всей стране…
– Майор Чернов! – Академик прищурился. – Если бы не эти, как вы выражаетесь, «козлы», мы вообще ничего и никогда бы не добились. Ни там, ни здесь. А кто растащил – еще не очевидно. Давай-ка ключи от оружейной, я сам выдам оборудование… все. На сегодня свободен.
– Виктор Николаевич…
– Завтра в десять ноль-ноль быть на месте. А пока остывать и отсыпаться. Все, Владик, уходи, отдышись… не дело так, друг мой. Сегодня я сам.
Дождавшись, пока за «хмурым» закроется толстая, обитая металлом дверь, Яковлев обернулся к Серому.
– Не держи на него зла, уважаемый… он в каком-то смысле тоже горелый – много натерпелся от вашего брата. Честный, знаешь ли, очень, настоящий человек… не по нутру ему были и взгляды, в сторону отведенные, и мзда со сталкеров – гонял и своих, и чужих по этому поводу, рапортами начальство заваливал. Стреляли в него не раз из-за угла нечистоплотные дяди, а когда и свои втихаря прибить хотели – он службу в Зоне забросил и обозлился окончательно. Но человек, поверь, золотой – я ему верю как себе, если не больше. Не знаю, что бы Центр без него делал.
– Может, и так. Но я вояк, хоть и бывших да честных, не выношу, проф. Крови они мне попили будь здоров. – Шелихов потер плечо, где уже наливался багровый синяк. – Уж не обессудь. И учти – если в ходку отправишь, то лучше этого со мной не посылай. Не надо.
– Что ты, право слово. Не в обиду, но вы как дети. – Яковлев вздохнул. – Неужели так и осталась привычка, как у зверей, по цвету шкуры всех делить? Ну глупо же, просто невыносимо глупо, уважаемый! Скажи, ну вот если бы заплутавших солдат в Зоне встретил, то неужели бы не вывел?
– Само собой, вывел бы, – кивнул Шелихов. – Иначе им до первой аномалии дорога, знаем, видели.
– Вот видишь! А здесь тогда почему так?
– Там – это там, Виктор Николаевич. А здесь – это здесь. Две большие разницы, как говорят в Одессе.
– Скажи еще, что здесь вам не тут, – улыбнулся Яковлев. – Хорошо, понял я тебя… военных в сопровождении не будет, хотя и была мысль дать вам третьим толкового бойца.
– Он в Зоне был, проф?
– Немного да, полгода на «внешней точке» пробыл, после легкого ранения из госпиталя был вызван к нам – Владик постарался. Контрактник, доброволец, но, как мне кажется, не по идейным соображениям – хочет парень денег подзаработать на семью да на жилье. Женат, дочки у него есть, по-моему, они в Самаре сейчас.
– Парень из эвакуированных, я так понимаю?
– Да. Москвич. – Яковлев согласно кивнул головой. – Далеко ведь не всем жилье досталось после эвакуации, а в палатках зимовать, знаешь, удовольствие сомнительное.
– Если за деньгами идет, то пусть будет, – неожиданно для академика согласился Серый. – Эти обычно без идейных заездов и к психике меньше склонные. У них как-то к Зоне отношение… ну, осторожнее, что ли. Меньше рискуют и на амбразуры не кидаются.
– Эх… ну и человек же ты, сталкер, – академик усмехнулся. – А я вот все больше идейным в Зоне доверяю, и что-то ни заездов у них не обнаруживал, ни прочей, как ты выражаешься, психики. Знаешь, бродяга, у меня между лопаток нехорошо свербеть начинает, если спину взялся прикрывать тот, кто в Зону за одними только деньгами пришел.
– И что, стреляли? – спокойно поинтересовался Семен.
– По счастью, нет. – Яковлев пожал плечами. – Однако мне все же куда проще с идейными. Кстати, контрактник из тех, с кем я бы в Зону пошел. Вам тоже советую.
– И кто еще идет?
– Ученый. Мой бывший студент, физик, второе, биологическое образование получил здесь, практически дистанционно, в общем, голова золотая. Доброволец – вызвался сам.
Шелихов немного поежился. Не нравились ему разные «добровольцы», ох как не нравились. Сколько раз видел, как гробятся в Зоне именно те, кто туда лез именно за мечтой, идеей какой-то, – либо просто пропадали такие без следов, либо и сами умирали, и проводника заодно гробили. Очень капризна сволочь Зона. Какой-нибудь мелкий мародер, таскающий из брошенных домов цветмет или сервизы, годами может по гнилым поселкам лазить, а мечтатель и пяти шагов от лагеря не отойдет. Проповедники, разнообразные искатели правды, люди, что за Мечтой шли даже на смерть, обычно эту самую смерть и находили. Зоне, похоже, было наплевать, кто в нее приперся – полусумасшедший оккультист или простой честный романтик, – жрала и тех, и других с одинаковым равнодушием. Своя у нее, паскуды, справедливость. Бывали, конечно, исключения, отдельные случаи, которые правило только подтверждали. Была, была в Зоне одна парочка, какой-то матерый бродяга с девчонкой, где только не ходили, но, по слухам, добегались все-таки – во всех барах и лагерях поминали, хоть и перегорел в то время Серый, однако же, тот случай запомнил. Потом, конечно, слухи пошли, что вернулись они, да это уже скорее всего байки – с той стороны сталкеры только в одном виде возвращаются. Зона, тварь, и мертвым покоя не дает.