Чела за моей спиной застонала и поспешно пронеслась на выход вслед за остальной стайкой, обдав по дороге запахом духов и ветром. Первой оказалась та самая танцовщица. Судя по звуку, они так торопились, что уже в коридоре кто-то с грохотом упал.
Женщина посмотрела с неодобрением на застывших парней.
— Не думайте, — сообщила она, — что вас не касается. Я всех помню, — кивнула сама себе, допила из кружки и гордо вынесла огромное могучее тело наружу.
— Доложит, — сказал без особого огорчения Яким. — Надо было все же в другом месте собираться. У нас, что ли.
— Ну и Тьма с ней, — очень четко выговаривая слова, как произносят пьяные, пробурчал Шлиц. — Хорошие девочки.
— Пойдешь с нами?
— Нет, — отказался я. — Домой. А бочонок возьми с собой.
— О! — сказал довольно Шлиц. — Правильно!
— Только не пейте больше сегодня!
— Ланга угостим, с ребятами, да?
— Точно!
Ну и боги с вами, подумалось. Не мое, в конце концов, дело. Не папа с мамой и воспитывать не собираюсь. А уносить остатки к себе не по-товарищески. Пусть лучше в казарме парням нальют, грамм по двести выйдет, в этом возрасте ерунда. Зато рекламу прямо во дворце обеспечат.
Попрощались, посмотрел вслед удаляющимся и двинулся в противоположную сторону. Три шага — и с удивлением уставился на тяжелую портьеру, из-под которой выглядывали маленькие сафьяновые башмачки.
— Госпожа, — произнес я тихонько, — ужасная-преужасная спадес ушла. Можно вылезать.
— И вовсе я не от нее прячусь, — возразила, вылезая, маленькая девочка, чихнув от тамошней пыли.
Ну как маленькая. На вид лет двенадцать-тринадцать. Еще пара лет — и можно замуж выдавать. Тем более настоящая блондинка, с волосами цвета меда. Такие в Ойкумене в большой цене. В наших краях почти не водятся. К тому же платье из дорогой ткани, заколотое брошкой из серебра с изумрудами под цвет красивых зеленых глаз. Прочих прелестей пока не наблюдалось. Грудь плоская, и мордочка по-детски пухлая, покрытая пылью. Но одежда достаточно красноречиво сообщает о высоком положении родителей.
— Рудан Гунар, — представился, подчеркнуто уважительно кланяясь.
Она откинула косички за спину и изобразила надменный вид.
— Лохар Кари. Мой отец властитель клана Ходжу Арым.
— Мне знакомо имя этого достойного воина, — вторично кланяясь, заверил я.
Болтаться во дворце и кое-чего не усвоить из местной политики было бы невероятно глупо. Сили считает названного аристократа большим козлом и подлым интриганом, в любой момент готовым перебежать на сторону больше пообещавшего. То есть прямо таких слов в моем присутствии не произносила, зато на тренировочной площадке еще и не то матерно скажут. И судя по всему, ребенок здесь проживает в почетном статусе «гостьи», как еще с десяток девочек и не меньше мальчиков. Проще говоря, заложники. Нормальная традиция страховки от предательства держать при себе детей подозрительного типа.
— И куда же вы направлялись так поздно, благородная госпожа?
— Бабушка, — вздохнув, сказала она, — меня постоянно держит при себе. А в помещении душно. Я просто хотела прогуляться в сад, — глянула исподлобья и явно соврала, — а потом заблудилась.
— Не думаю, что ваша опекунша обрадуется, проснувшись ночью и не обнаружив внучки рядом. Позвольте провожу, — протянул руку. Где они должны квартировать, приблизительно представляю, а при необходимости недолго у караульных поинтересоваться.
— Она так храпит! — пробормотала девочка и испуганно глянула.
Я изобразил, что не услышал оговорки.
— Все же не стоит бегать без сопровождения взрослых.
— Разве во дворце правителя можно встретить не тонаха?
Она сильно наивна или издевается. Ну да, человек чести с уважением и почтением относится к женщине. Он никогда, ни при каких обстоятельствах не позволит оскорбить и унизить ее ни себе, ни другим. В теории. На практике пьяные парни, только что удалившиеся, еще не худший вариант. Мой прежний опыт прямо вопит об этом.
— О! — вдруг сказала Кари, останавливаясь. — Я вспомнила! Это же вы принесли во дворец «Стратегию» и «Двадцать одно»!
— Вам нравится играть? — вежливо спросил, останавливаясь и глядя через ее голову в очередное окно.
— Вторая — не очень, — честно созналась. — Там чистое везение, хотя картинки изумительные. А вот «Стратегия» — самая замечательная из настольных игр. Там думать требуется, и я почти всех обыграла, кроме правительницы и Гили, ее учительницы. Не могу никак ее поймать и предложить партию. Бабушка вечно мешает. Ой, Гили же ваша сестра! А поможете встретиться, или можно я с вами партию сыграю?
Воистину ее непосредственность безгранична. Но сейчас мне стало не до вежливых куртуазных бесед. Луна в последней четверти, видно не очень хорошо, и если вначале просто не сообразил, приняв за смену караула происходящее, то сейчас все сомнения оборвались. Часовой явно знал людей и подпустил их вплотную, а его зарезали. И откуда-то из кустов полезли вооруженные люди в немалом количестве. На учение или шутку это меньше всего походило.
— Госпожа Кари, — сказал я серьезно, — сейчас нам всем станет не до игр. Похоже, пришли убийцы.
Она ойкнула и уставилась в окно, повернувшись.
— Некогда, — дергая ее к себе, почти закричал я. Хмель, еще недавно бродивший в башке, куда-то испарился, и мозги соображали на удивление четко и последовательно. — Бегите к покоям и кричите во всю мочь. Дорогу знаете? — Она машинально кивнула, подтверждая догадку, что никаких «случайно заблудилась». — Как можно больше шума, — извлекая саблю из ножен, продолжал я инструктировать, — а у себя запретесь изнутри на засов. Вам все ясно?
— Да, — испуганно сказала она.
— Пошла, — толкая в спину, приказал я и во всю глотку заорал: — Нападение!
Нет, я не полный идиот. За пару минут во дворе мелькнуло с полсотни человек. Встать на дороге — очень хорошая смерть для воина. Шансов уцелеть — ноль. Одна сложность: я не тороплюсь помирать. Да и гораздо важнее поднять тревогу, защитив всех, чем зарубить одного атакующего. Потому резво помчался в противоположную сторону, в караулку, дико вопя.
Уже вблизи в голове заворочалось удивление: никакой реакции не наблюдалось, а неизменный часовой на входе в помещение отсутствовал. Как-то не очень поразило, когда двери распахнулись и навстречу выскочили двое без привычных эмблем и гербов. Моментально ударил, отскакивая в сторону. Вышло не очень удачно. Достать-то я сумел, зацепив по боку, но вряд ли серьезно. Ничуть не тормозясь, он кинулся в атаку. Сабли сшиблись со звоном, и я опять отступил, едва успев парировать выпад. Он кинулся вперед, а я споткнулся якобы в испуге. Чуть скользнул вбок, пропуская лезвие вперед, и одним движением отрубил нападающему кисть, сжимающую клинок. Один подлый приемчик из арсенала Крохи. На тренировках такого не демонстрировал, но сейчас мы не за аплодисменты сражаемся, и все средства хороши.
Человек, не обращая внимания на хлещущую из обрубка кровь, попытался пырнуть меня кинжалом в левой руке. Движение вышло неловким, и, не дожидаясь продолжения, я полоснул ему саблей по горлу. Все это время я продолжал, невзирая на происходящее, бешено орать про нападение и убийц. В караулке живых не имеется, это ясно без заглядывания. У них ноги буквально в крови, однако во дворце полно народу с оружием. С ним запрещено только на прием к правителю, а все остальное время воин без личной сабли вообще не человек в понятиях кодекса. Не зря свою я долго и придирчиво выбирал.
Тут на меня налетел второй, подскочив вплотную. Совсем не по-сабельному уперлись клинками, давя противника, попытка ударить ножом была им пресечена, когда он ухватил за кисть. Руки у него были мощными, и давил, побеждая. Я уж совсем вознамерился пнуть ногой и попытаться отскочить, сознавая, что не позволит, как он одарил волчьей ухмылкой и двинул лбом в лицо. Боль была ошеломляющей, и нос с хрустом свернулся набок, заливая лицо кровью.
Я очухался на полу с недоумением. Почему он меня не убил? Только тут дошло, что драка продолжается, и кто-то с очень знакомым хеканьем рубится прямо над моим телом. С трудом сфокусировав взгляд, пошарил рукой вокруг себя, с огромным изумлением обнаружив рукоятку сабли в ладони. Так и не выпустил ее, но совершенно ничего не помню. Начал подниматься, машинально размазывая льющуюся кровь по морде. Надо помочь своим, а то ведь добьет. Тут на меня свалился изрядно тяжелый покойник, бьющийся в агонии, пребольно врезав чем-то твердым по плечу, и я вновь очутился внизу.