— Что с тобой? Ты так побледнел! — обеспокоено воскликнула девушка, забирая его руки в свои.
— Что мне делать? — спросил Саша, глядя в прищуренные глаза Даоса. В его голосе надежда смешивалась с отчаянием.
— Что ты имеешь в виду? — удивленно вскинул брови Ли.
— Дочку лавочника, — объяснил юноша. — Я ошибся, полагая, что она забыла меня. Я знаю, что люблю Фатиму и должен вернуться к ней, но со мной происходит что-то странное. Встреча с моей первой любовью возродила чувства, позабытые в погоне за сокровищами. Теперь меня терзает чувство вины. Мелхиседек говорит, что я предал и ее, и свою любовь.
— Это проблема Сантьяго, а не твоя, — сухо произнес Даос.
— Но ведь я и есть Сантьяго, — напомнил Саша.
— В этой комнате ты не Сантьяго, — возразил Ли. — В любом случае, что бы я тебе ни посоветовал, ты позабудешь мои слова. Пусть пастух продолжает следовать своей Судьбе.
— Почему все так сложно? — пожаловался юноша.
— Сложность и придает процессу познания небывалую остроту. Если бы все было просто, постижение Истины утратило бы свою притягательность. Простота привлекательна для тех, чей ум ленив, а душа лишена стремления к совершенству.
— Почему же тогда говорят, что мудрость заключается в простоте? — спросил Саша.
— Снова возвращаешься к тому, что мы уже обсуждали?
— Нелегко отказаться от привычных представлений, — вздохнул юноша.
Даос молчал, задумчиво глядя в сад, зеленеющий за полуприкрытом резными ставнями окном.
— Я уже упоминал о том, что любое мудрое высказывание является лишь крошечным осколком истины, потому что отражает только часть ее, — неторопливо заговорил он. — Простота простоте рознь. Есть простота невежества, которая при благоприятных обстоятельствах может сделать человека счастливым, но при этом она лишена мудрости и силы. Существует в то же время и простота мудрости, когда человек отказывается от простоты невежества ради познания сложного, а затем, пройдя по кругам знаний и постигнув сложное, вновь, на этот раз сознательно, возвращается к простоте.
С примером простоты невежества, отождествленной с божественной простотой, мы сталкиваемся в истории о Пресвятой Деве и убогом монашке, жонглирующем апельсинами.
Образ божественного невежества, как правило, вызывает у людей симпатию. С одной стороны, каждый может ощутить свое превосходство над убогим, а, с другой стороны, обычному человеку легче представить себя на месте убогого монашка, чем отождествить себя с тем, кто прошел по трудному пути совершенствования.
Именно поэтому людям нравится распространять истории, подобные притче о Святой Деве и монашке. Им кажется, что для того, чтобы обладать простотой невежества, автоматически удостаивающейся некой высшей награды, не нужно прикладывать никаких особых усилий, даже наоборот, следует воздерживаться от излишней активности.
Чтобы история об убогом монашке выглядела более правдоподобной, Пресвятая Дева должна была спуститься в монашескую обитель именно с младенцем на руках, хотя, если вдуматься, сын ее успел вырасти, умереть и воскреснуть отнюдь не в младенческом облике много веков тому назад.
Трудно представить взрослого Иисуса радостно хлопающим в ладоши при виде жонглера. Скорее, он что-нибудь сказал бы чествующим его монахам, но убогий монашек не понял бы его слов.
— Но разве этот монашек не был особенным человеком? — спросил Саша.
— В том, что я только что объяснил тебе, содержится лишь частица Истины. Другой осколочек Истины заключается в том, что монашек мог пребывать в особом состоянии внутренней гармонии и душевного равновесия. Именно к гармонии и равновесию стремятся Даосы, но стремятся они к нему со стороны простоты мудрости, а не невежества. Я расскажу тебе притчу, объясняющую разницу между этими видами простоты.
Однажды в день Постижения Истины Мудрейший из клана «Спокойных» показал нескольким избранным ученикам свое умение превращать обычные камни в золото и серебро.
Один из учеников Мудрейшего, потрясенный увиденным, спросил старшего ученика:
— Если наш Учитель способен превращать камни в золотые слитки, почему он не стал самым богатым и могущественным человеком в Поднебесной?
— Да, наш Учитель может делать это, — гордо ответил тот, — но он не стал бы Великим Учителем, если бы не был способен не делать этого.
— Странная притча, — сказал Саша. — Не понимаю, зачем чему-то учиться, если потом этого не делать?
— Хотя бы потому, что намеренно не делать то, что делать не умеешь, попросту невозможно. Нищий не может отказаться от богатства, потому что он не знает, что означает быть богатым. Глупец не в силах отказаться от ума, ибо ему неведомо, что такое ум. Слабый не способен отказаться от силы и могущества, ибо он не обладает ими. Вот почему внутренняя гармония человека, познавшего богатство, ум, силу и могущество и отказавшегося (не от них, но от болезненной привязанности к ним), будет отличаться от душевного равновесия нищего и недалекого человека. Впрочем, об этом нам еще рано говорить. У этой притчи есть и другие толкования, но они несколько сложнее.
— А что это за клан «Спокойных»? — поинтересовался Саша.
— Его можно причислить к тайным даосским кланам, хотя само учение «Спокойных» возникло задолго до даосизма.
— Значит, Мудрейший, о котором ты упомянул, был даосом и в то же время алхимиком? Раз он обращал камни в золото и серебро, он владел секретом Философского камня?
Ли рассмеялся.
— Не стоит понимать все так буквально. Под золотом и серебром могли подразумеваться совсем другие вещи.
— То есть, на самом деле, он не превращал камни в золото?
Даос укоризненно покачал головой.
— Удивительно, насколько притягательными оказываются для людей кусочки желтого металла. Смотри.
Раскрыв ладонь, Ли поднес ее к глазам юноши.
— У меня в руке что-нибудь есть?
— Нет, — ответил Саша. — Она пуста.
— А сейчас?
Даос сжал руку в кулак и почти сразу же раскрыл ее. Теперь у него на ладони матово поблескивал золотой самородок величиной с гусиное яйцо.