– Если вспышка произойдет днем, – продолжал Электроник, – радиотелескопы уловят ее. Но у нас есть Рэсси. Он наблюдает с Юпитера.
– Рэсси наверняка не прозевает! – обрадовался Сергей.
Про Рэсси Сергей всегда вспоминал с удовольствием и грустью. Как бы хотел он, проснувшись, прежде всего увидеть добродушную морду, умные глаза. Но Рэсси так далеко от дома, один в чужом океане, сторожит незнакомое существо. Что, если оно нападет на Рэсси? Окажется ли он, как всегда, неуловимым?…
В тот самый момент, когда в космосе летели радиосигналы с заданием для Рэсси установить наблюдение за сверхновой, на чердаке прозвенел обычный телефонный звонок, и Электроник сказал:
– Алло!…
Сергей удивленно слушал знакомый голос своей мамы, не понимая, откуда он звучит.
– Электроник, ты случайно не видел Сергея?
Сергей не успел подать другу никакого знака, и Электроник со всей прямотой отвечал:
– Я его вижу сейчас. Он сидит передо мной.
– Ребята, хватит заниматься, уже поздно, – строго сказала мама. – Скажи, что мы его ждем…
Сергей возмущенно посмотрел на друга:
– Эх ты, не мог что-нибудь придумать, лучший в мире консультант!
– Я всегда говорю то, что есть на самом деле, – напомнил Электроник свое главное правило.
Сыроежкин бросил взгляд на чердачное окно, до отказа набитое звездами. Какой странный выбор у астрофизика: Вселенная или сон?…
– Электроник, будь другом, пойди вместо меня.
Электроник молча покачал головой.
– Ты – это я, а я – это ты, – напомнил заветный пароль Сергей. – Ну, в последний раз. Понимаешь, очень обидно прозевать вспышку. Ведь сверхновая…
Электроник неожиданно согласился:
– Я пойду вместо тебя. Только я не собираюсь говорить неправду.
Сергей пожал руку друга.
– Если все будет в порядке, то звезду назовем «Сверхновая Электроника – Сыроежкина». Только бы вспыхнула!
– Телеграммы, которые направлены в обсерватории, я подписал твоим именем. Я только помощник. – И Электроник ушел.
В окуляре телескопа звезды подмигивали Сыроежкину, лучились, сплетая серебристую сеть. В мирном звездном гамаке покоился счастливый астрофизик. Приятно было думать, что у такого же оконца сидел когдато сам Иоганн Кеплер, наслаждался одиночеством и мучился оттого, что не может описать гармонию всего мира. Его не понимали современники, он был очень одинок, потому что высказывал безумные для своего времени идеи. Кеплер верил в математическое описание природы, в типические причины движение планет, в единство земных и небесных законов. Он писал о Земле, которая, как корабль на всех парусах, несется по гигантской орбите, будто видел ее из космоса. Историю открытия вечных законов движения планет Кеплер сравнивал с рассказами о плаваниях Колумба, Магеллана и Васко да Гамы.
А Макар увлекся только бочками. Он так и не понял, что Кеплер был не просто гениальным астрономом, математиком, физиком далекой поры, а первым, быть может, в мире астрофизиком.
И Сыроежкин, мысленно споря с Гусевым, достал с самодельной полки томик с длинным названием: "Новая астрономия, основанная на причинах, или Физика неба, представленная исследованиями движений звезды Марс… 1609 г. ". Открыл первую страницу знаменитой кеплеровской «Новой астрономии», прочитал вслух:
– «В наше время крайне тяжела участь тех, кто пишет математические, особенно же астрономические книги. Если не соблюдается необходимая строгость – в теоремах, пояснениях, доказательствах и выводах, – то книга не будет математической. Если же строгость соблюдена, чтение книги становится утомительным… Поэтому очень редко встречаешь подходящих читателей; большинство предпочитает вообще уклониться от чтения». Понятно, товарищ Гусев? – съязвил Сыроежкин. – Тебя и дубиной не заставишь взять книгу. – И продолжил чтение «Новой астрономии»: – «Много ли можно найти математиков, взявших на себя труд целиком прочесть „Конические сечения“ Аполлония Пергского?»
Астрофизик поскреб затылок, самокритично признался:
– Один Профессор выдержал. И то потому, что вообразил себя Ферма…
– Профессор уже спит, а Гусев где-то гуляет, – раздался за спиной Сыроежкина спокойный голос. – Уже час ночи!
Сыроежкин вскочил.
– Электроник, почему ты вернулся?
– Я не выполнил твое задание, – признался Электроник. – Тебе тоже пора спать.
И он рассказал, как пришел домой к Сыроежкину и улегся на диван. А мама Сергея присела рядом и сказала: «Что все это значит?…» Электроник молчал. И тут у него зазвенел радиотелефон – вызывала мать Гусева.
Тогда мать Сергея сразу догадалась, кто перед ней, и велела немедленно прислать настоящего Сергея, а то она сама пойдет искать по лестницам своего астронома.
– Как она догадалась? – удивился Сыроежкин, оглядывая обсерваторию.
– Задача несложная. У тебя вся комната в картах звездного неба.
– Ладно, я не критикую твой телефон-автомат, – вздохнул Сергей.
Только сейчас, внимательно посмотрев на друга, он увидел, что между ними есть разница. Они по-прежнему были похожи, как два близнеца, но один из них задержался в росте. Сергей явно ощущал, что он и порослее и пошире в плечах, и ботинки у него уже сорок второго размера, а у Электроника по-прежнему тридцать девятого. Сергей даже ощущал свое физическое превосходство. Он протянул руку другу:
– Ну-ка сожми изо всей силы. – И покраснел от крепкого усилия: – Молодчина!… Я иду спать. – Он кивнул на телескоп: – Вот так люди проспали многие великие события. А еще жалуются, что не знают происхождения Вселенной.
– Я буду дежурить, – обещал Электроник. – Но раньше меня увидит вспышку Рэсси. Как только он сообщит, я напечатаю фотографию. Телефон я приглушу. Если захочешь, звони, я услышу.
Астрофизик пошел домой.
Дома он сказал:
– Зря волнуешься, мама. Наполеон, Петр Первый,
Бехтерев спали по четыре часа в сутки. Поэтому они остались в истории. Я послушный сын, поэтому, кроме тебя, обо мне никто не услышит.
Мама фыркнула: «Вот еще новый Наполеон», но осталась довольна.
Сыроежкин ворочался в постели. Ему виделась лохматая морда Рэсси. Внимательный немигающий глаз устремлен на сверхновую… Рэсси не должен прозевать!…
Наш астрофизик уже спокойно спал, а Электроник и Рэсси непрерывно обменивались сообщениями. Потоки цифр летели с далекого Юпитера на Землю, и там, в одном из больших городов, под крышей десятиэтажного дома, их принимал и мгновенно оценивал электронный мальчик. Если перевести эти цифры в обычные слова, то они означали, что сверхновая пока не вспыхнула. А в конце каждого сообщения стояла условная фраза:
«КИТ ЮПИТЕРА МОЛЧИТ».
Из всех гениев восьмого "Б" не вступал в конфликт со взрослыми один Профессор. И никто не знал, что он пережил в этот вечер.
Исписанная формулами школьная тетрадь лежала перед автором. Профессор прощался со своим открытием…
Несколько дней Вовка Корольков жил в семнадцатом веке, жил так, как жил когда-то Пьер Ферма.
Он приходил из школы, снимал форму, надевал бабушкин халат, брал в руки древнегреческий фолиант. Теперь он юрист из Тулузы, советник парламента этого города, гасконец. Тот, настоящий Пьер Ферма, как известно, занимался математикой после работы, в часы досуга. Шла Тридцатилетняя война между Францией и Англией. Арман Жан дю Плесси, первый министр Людовика XIII, известный под именем кардинала Ришелье, искусно плел дворцовые интриги, мушкетеры сражались на дуэлях с гвардейцами, а в провинциальном городке любитель математики Ферма делал на полях книг беглые заметки.
Потом его назовут одним из создателей аналитической геометрии и теории чисел, теории вероятностей и геометрической оптики – это случится после его смерти.
Пьер Ферма не напечатал своих заметок, так как не любил этого делать. Но его работы удивили последующие поколения математиков.
Все дошедшие до наших дней теоремы Ферма были доказаны. За исключением одной, которую ученые называют Великой.
