— Всем кто слышит, терпим бедствие, терпим бедствие. Всем кто слышит, SOS. Всем кто слышит, помогите…

Я смотрел на станцию. Восемь бетонных куполов, освещались красно-оранжевым светом звезды-гиганта, отчего они из серых становились яркими, красочными. Жизнь светила приближалась к переломному шагу, когда оболочка вот-вот слетит в ослепительной и всеразрушающей вспышке, обнажив ядро. То, в свою очередь, сожмётся, став другой звездой, нейтронной.

Но это не сейчас. До реинкарнации этому светилу оставалось несколько десятков тысяч лет. Крохотный по меркам вселенной срок, и достаточно большой, чтобы люди смогли воспользоваться ресурсами обречённой на гибель планеты. Какой-то шутник дал ей имя Малифисента. Впрочем, планет найдено много, и было принято решение, что названия будут даваться только тем, на которые ступала нога человека. В мифологии имён уже не хватало, потому сейчас в своём вечном беге по орбитам вокруг светил кружились Золушка и Белоснежка, Гуффи и Скрудж, Том со спутником Джерри или, к примеру, целая система, полная рыцарей круглого стола.

Земля погибла. Учёные прохлопали ушами, не заметив приближения чёрной дыры. Рассчитывали, что планету выкинет гравитацией подальше в глубины космоса, но и тут просчитались. Колыбель человечества разорвало чудовищными приливными силами на несколько кусков. Погибло двадцать миллиардов человек. Но остальным тридцати всё же удалось спастись.

Человечество вскипело в короткой, ожесточённой войне за остатки ресурсов Солнечной системы, череде революций обречённых государств и общин, но выжило, вырвавшись в дальний космос. Ближайшие к Солнцу системы освоили, проделав к ним долгий путь во чревах гигантских транспортников, шедших через пустоту целыми караванами.

Война не кончилась и там. Золотое правило колониального мира: тот, кто раньше начнёт осваивать новое место, получит фору в экономическом развитии. На слуху были масштабная битва за Альфу Центавра и гонка за Темницей, планетой-гигантом, не привязанной к какой-либо звезде, и имеющей сто шесть спутников. Мир был потом.

Я смотрел на станцию. Туда-сюда сновали роботы-погрузчики и служебные механизмы. Громадные карьерные самосвалы тащили тонны руды, которую автоматический завод расщепит на ионы, отсортирует и сконденсирует по категориям в сверхчистые материалы. Сто тридцать человек обслуживало это богатое месторождение золота, платины и иридия, ценнейших промышленных металлов. Раз в три месяца приходил сухогруз, забирая добычу и оставляя припасы. В прошлый раз притащил ещё и новичков.

По внутренней связи непрерывно шли голоса открытого аудиочата.

— Триста семнадцатый разгрузился, реци́клю…

— Семён, замени силика́тные ёмки. Эти полные уже…

— Любонька, говорят, наш ресторанчик получил последние обновления. Сходишь со мной?

— Ну, создай себе бота и сходи с ним. Ко мне-то что приспа́мился?

— Бяка ты.

— Не бяка, а Любовь ноль один шесть.

— Вот и говорю, что любви в тебе ноль целых, шестнадцать сотых.

— Засранец…

Я ухмыльнулся последнему диалогу. Семён всегда начинал так общаться с девочками из диспетчерской. Каждый раз приглашал в ресторан или кино, и каждый раз получал отказ. Это было уже традицией.

Четыре смены по двадцать восемь человек, плюс администрация, работающая по нормальному дню. Жизнь кипела.

— Триста восемнадцатый отстаёт на пять минут от графика…

— Сейчас слетаю, гляну…

Пару секунд спустя над пыльной равниной промчался дрон с видиоглазом. Атмосфера была немного плотней стандартной, а гравитация, наоборот, ниже на треть, и поэтому приходилось разрабатывать летательные аппараты с учётом этих особенностей.

— Олег.

— Он лайн, — откликнулся я на своё имя.

— Новичков распределили, принимай пе́та, — произнёс Серёга, наш старший смены.

— Стажеров всем дали, или только мне?

— Считай, тебе по блату достался, вон третья бригада подралась с четвёртой из-за новенького.

— Что ж там за новичок такой?

— Сам догадайся, — со смехом ответил шеф.

Никакого блата не было, лишь строгая разнарядка. Это я знал.

— Здравствуйте, — раздался голос в эфире, — Олег, вы меня слышите?

Я скривился. Это, видимо, тот новичок.

— Мы все работаем в открытом аудиочате, поэтому, если хочешь вызвать кого-то конкретного, обращайся по полному позывному. Потом перезнакомишься, будут отслеживать, кому войс кидаешь. Твой позывной какой?

— Егор сто тринадцать.

— Девчонки дали такой?

— Не знаю.

— Значит, они. Мой полный позывной Олег сто ноль восемь. Ты сейчас где?

— У главного шлюза.

— Мой маячок на карте видишь?

— Да.

— Топай сюда. Я у резервного реактора. Как раз тебя тестировать буду.

Я стоял и смотрел, как фигурка новичка быстрой походкой перемещалась в моём направлении. Наконец, он подошёл и остановился. В дополненной реальности мира, существовавшей только на моём служебном ви́ззе, над ним, совсем как в онлайн-игре, висели маркер состояния и позывной. Когда новичок заговорил, возникла крохотная скачущая линия эквалайзера, при этом я знал, что он видит то же самое, но с моими данными.

— Ещё раз здрасьте, — начал новичок.

— Здравствуй. Если уж мне тебя навязали, то надо познакомиться.

— Я щас ссыль на свою страничку в Кипарис Онлайн кину.

— Нет. Так не пойдёт. Это тебе не столица. Это дальняя база. Рассказывай по старинке, где родился, где крестился.

— Что, простите?

— Вот, темнота безархи́вная, — тихо выругался я, — это старое выражение такое, доконе́чное. Рассказывай о себе, как можешь.

— Мне семнадцать земле́т. Родители на Кипарисе. Мама соцник, папа старший диспетчер второго терминала. Окончил школу, выбрал специальность техника. Сейчас первый курс. Меня потому в вашу смену и поставили, чтоб удобно было практику с общим курсом проходить.

— То есть ты уже на Кипе родился, реала никогда не видел?

— Сейчас-то я в реале.

— Я не о том, — с протяжным вздохом ответил ему я, — Я про настоящий реал, когда собственной кожей траву трогаешь, и вкус настоящего пива пробуешь.

— Нет. В таком реале я не был.

— Ладно, слей мимо эту инфу. Прежде чем ты полезешь к реактору, расскажи про а́нтра, которым сейчас управляешь.

— Ол Восемь, ты ему решил сразу драва поправить? — раздался голос Любы.

— Ну, должен же я знать, что мне за ветт вручили. И вообще, не отвлекай.

Ухо привычно фильтровало диа- и монологи смены, вычленяя нужное. В любом случае можно было откатить запись всего чата и прослушать нужный кусок по-новому.

— Ну это антропомо́рф модели у́ник пятьсот два. Предназначен для работы в условиях агрессивных атмосферных сред. Степень подобия девяносто один.

Я кивнул.

— Что значит степень подобия девяносто один?

— Это значит, что он способен выполнить большинство задач, свойственных настоящему человеку.

— Хорошо. Теперь смотри. Видишь вот это сооружение? Это резервный реактор. Поскольку здесь наличествует атмосфера, то проще было изготовить классическую паровую турбину. В центральном блоке идёт расщепление материи в кванты. Высвобождающаяся энергия нагревает воду до состояния пара. Тот толкает многокаскадную турбину. Потом остывает и конденсируется. Потом повтор цикла. Здесь, — я похлопал по дверце, прежде чем продолжить, — блок предохранителей и физические датчики. Они дублируют основные. Надо открыть и проверить.

Стажер замер, глядя на дверцу.

— Ты что делаешь? — спросил я у него.

— Пытаюсь найти приложение управления.

Я поднял лицо в небо.

— Повторяю первый и последний раз. Она. Открывается. Вручную.

— Да ладно, ты меня тро́ллишь?

Я взялся за рукоять и повернул на девяносто градусов, а потом потянул на себя. При этом синтетические мышцы, нанизанные на титанокарбоновый скелет, вздулись, подпирая внешний гибкий корпус тела, а мультипластиковые пальцы с резиновыми накладками скрипнули, скользя по запылённому металлу. Я поставил напоминалку, что надо продуть механизм двери. Дверца нехотя, но открылась.