– Точно так. А ты почем про скит знаш?

– Да кто же про него не знает… Зден Рышардович, перелезайте-ка сюда, на переднее, разговор есть.

– Слушаюсь… – я полез на переднее – и крепко приложился теменем о трапецию, на которой в бою сидит пулеметчик. Боль была адская, а в следующую секунду на лоб хлынула кровь. – Матка бозка…

Меня тут же за штаны утянули назад, с прибаутками промыли водкой дыру в скальпе и перевязали зеленым полевым бинтом; только минут через десять я выполнил приказ капитана: сел на переднее и приготовился к разговору.

– А щас во-он от того валуна направо, – показал Выдра.

Валуном Выдра назвал серую округлую скалу размером с четырехэтажный дом. Наверху синей краской кто-то написал: «Мы – колчаковцы». За скалой от разбитой лесовозной дороги по ложбине уходила зеленая тропа, по которой прежде ездили разве что на конях.

– Грибов-то! – восхитился капитан.

Тропа была красна от шляпок огромных сыроежек.

– А так грибной нынче год, – охотно отозвался Выд-ра. – Не знам, куда и девать.

Все бочата уже засолили. Вот ежли вернемся, рыжиками угощу. Со сметаной под семеновскую – ух как здорово хороши.

– Особенно после баньки, – сказал капитан.

– Эт ты верно подметил, капитан, – согласился Выдра. – Куда ж без баньки-то?

Никак нельзя.

– Зден Рышардович, вы уже поняли, что нам предстоит? – спросил капитан, не поворачивая ко мне лица. Я видел его в профиль: почти мефистофельское лицо, только коротконосое.

– Идти под землей, – сказал я. – Авось куда-нибудь придем.

– И даже не совсем авось. Я сам удивился, когда узнал, сколько здесь было вырыто всяческих шахт и штолен. Что вы хотите, золотоносный когда-то участок. Да и сейчас кое-что попадается. Слышали, как один американский сержант нашел самородок?

– Слышал.

– Но черт бы с ним, с золотом. Тимофеич, однако, говорит, что знает вход в старую шахту. И что этот вход с месяц назад разыскивали какие-то люди.

– Это я слышал.

– Так вот: старая эта шахта имеет коридоры, проходящие, видимо, неподалеку от капониров. Когда эти капониры строили, дважды натыкались на пустоты. Это мне генерал все-таки сказал. Ублюдок. Ненавижу таких. Знаете, как он вне базы оказался? А, впрочем, черт с ним. Язык марать не хочется. Должен сказать, дорогой мой Зден Рышардович, есть у меня одно ничем существенным не подкрепленное предположение, что новостройка… вернее, новокопка американцев с этой старой шахтой напрямую связана.

– Почему вы так думаете?

– Ну… например, самородок в отвале. И еще кое-что. Косвенные признаки.

Всяческие умолчания. Интуиция, в конце концов. Да вы же и сами все понимаете…

Тимоти, подумал я. Ну, конечно.

– Не все, – сказал я. – Например, не понимаю, почему вдруг именно я…

Капитан быстро посмотрел на меня, потом вновь уставился на дорогу.

– Главным образом потому, что вы единственный специалист по вычислительным системам в пределах досягаемости, – сказал он.

Так, подумал я.

– Значит, вы всерьез считаете, что мы имеем шанс попасть в командный бункер?

– А у нас просто нет другого выхода…

Он сказал это тихо и равнодушно, и я сразу понял – да, другого выхода нет.

Выдра просунулся сзади, навалился грудью на кожух мотора.

– Щас налево будет – вот там сторожно надо… Пейзаж вдруг переменился рывком – будто при склейке киноленты. Только что были березы, папоротники по горло – и вдруг ковер жесткого стелющегося кустарника, из которого высовываются темные камни. Дорога пропала совсем, «медведь» закачался и запрыгал резче. Во-во-во! – ткнул куда-то в сторону толстым пальцем Выдра. Мы резко свернули и вкатились в лощину, уходящую круто вниз. Еще полсотни метров – и справа открылось вполне тянь-шанского вида ущелье: серые осыпи и черные скалы-жандармы, редкие сосенки… Видно было, как дорога уходит на самое дно, в буро-зеленую пену, сквозь которую проступает черный извилистый пунктир речки.

Дорога была страшная. Мокрая глина, мокрый красноватый щебень, мокрые черные, изъеденные сверху бревна, укрепляющие край. Пешком в хорошую погоду – было бы жутковато идти…

– Проедем ли? – усомнился капитан.

– А чё нам? В гору влезли, под гору скатим. Позапрошлый год на старом «косаре» проезжали…

– Ну, если на «косаре»…

«Омь-1000», по-простому «косарь», была на редкость неудачной машиной, все это признавали, однако почему-то в свое время их наштамповали более чем достаточно.

Не имея спроса в городах, для которых вроде бы и создавался, «косарь» неимоверно упал в цене (как раз до косаря -. одной тысячи рублей) и потихоньку был раскуплен крестьянами. Они-то, бедные, с ним потом и мучались.

И все равно – спуск был кошмарный. Вездеходик наш царапал левым крылом о каменистую стенку, а правые колеса, по моим ощущениям, временами шли по воздуху.

Видит Бог – я бы охотно вернулся под огонь…

31.08. 17 час. 20 мин. Окрестности базы «Саян». Старая шахта

– Вот, значится, здесь… – Выдра поводил лучом фонаря. – Было б чё другое – предложил бы, а так – нет.

М-да… И капитан, и егеря за моей спиной, и сам я, разумеется, – глазели молча на эту полураздавленную бревенчатую стену, в которой косо застряла такая же полураздавленная дверь. Пахло гнилью, грибами, еще какой-то тревожащей непонятной дрянью… Все было черное, и казалось: только тронь, и посыплется.

Над головой был дощатый настил, на три четверти состоящий из дыр. Завал из ржавого железа доходил мне до плеча. Здесь были свалены какие-то колеса, бочки, кузова вагонеток, обрезки труб, бухты троса…

– Канатна дорога была, – сказал Выдра, проследив мой взгляд. – Вниз по речке запруда стояла, дробилка… Ещо наши мужики на ей молоть пытались, да ничё не намололи.

– А что вы отсюда вывозили-то, Тимофеич? – спросил капитан. – В позапрошлом году?

– А насос тут паровой хороший оставался, – с готовностью отозвался Выдра. – Такой насос, сто лет ему в субботу, а качат и качат. Ещо немецкий, ещо с до позатой войны. Вешчь. И хош дровами, хош углем, хош мазутой – йму по барабану.

– Значит, могло шахту и залить? – спросил капитан. – Без насоса?

– Не. Пересохло там все. Не зальет, нечем. ~ И что же, ведет она под самую базу?

– Выходит, так. Скрозь гору проходит, там вглубь сворачиват – и аккурат под американами разветвляется. Вправо широка штольня идет, а потом вниз штук шесть Малых – местами лёжкой кайлали. – Как же ее так интересно вели…

– Вели как-то. До меня было. Куды! Табличку медну отодрал: одна тысяча восемьсот девяносто первый год, купец Бородин. А чё диву даваться – за живой жилой шли, за кварцем. Богата, видать, жила попала…

– Тимофеич, а когда ты последний раз туда спускался?

– Да… лет уж вроде пять…

– Понятно. Надо идти. Итак, боевая группа, слушай команду…

Как ни странно, сама шахта не производила такого руинного впечатления, как вход в постройку, прикрывающую ее сверху. Там действительно было очень сухо, а в сравнении с открытым воздухом и тепло: градусов восемь. Мы начали спускаться – первым Выдра, потом капитан, потом я-по крепкой деревянной лестнице, отгороженной решеткой от бесконечной цепи с помятыми ржавыми ковшами. Не знаю, как все это правильно называется.

– Командир! – крикнули вдруг сверху. – Господин капитан, тут…

– Разберитесь, – коротко велел мне капитан. Сам он стоял перед входом в темную штольню. Вход обрамляла арка, сложенная из отесанных каменных глыб. В этом чувствовалась какая-то особая основательность давних шахтеров.

В штольню уходили рельсы – похожие на трамвайные, но еще с продольным желобом поверху. Колея была узенькая – сантиметров сорок. Шахтеры подкатывали сюда вагонетки, опрокидывали в бункер, а из бункера руда ковшами выгребалась наверх, на-гора…

Выдра светил на потолок – здесь достаточно высокий – и что-то там рассматривал.

Я снова полез по лестнице – теперь вверх. Порогов посторонился, пропуская меня.