– Создаете заградотряд, капитан?

– Совершенно верно. Ну, что? С Богом?

– Надо распорядиться отделением.

– Назначьте заместителя.

– Да. Сейчас…

Я вдруг понял, что ничего не могу. Была полная потеря ориентировки, контроля над собой… тихая паника.

– Распорядитесь: пусть поднимаются все сюда. Командуйте, прапорщик.

– Я курсант.

– Присваиваю вам внеочередное звание. Имею право.

– Не имеете.

– Ко всему прочему, вы еще плохо помните Устав. Раздел семнадцатый. Действия в чрезвычайных обстоятельствах. Временные войсковые единицы…

– Понял.

– Отвечайте как положено.

– Служу Отечеству.

– Вот так-то. Командуйте, прапорщик…

Я по примеру капитана снял куртку, прикрыл ею трубу; потом подошел к колодцу, наклонился – и в лицо меня толкнуло слабой, но вполне ощутимой воздушной волной, принесшей отзвук далекого взрыва.

Тут же возникло бледное пятно опрокинутого лица. Это был Самосенок. Он молча выбрался из колодца.

– Сзади стреляли, командир, – сказал он. – Было слышно.

– Понятно, – сказал я. – Тихо, не шуми. За ним выбрались остальные. Выдру вытянули, как бадью, – в шесть рук.

– Стройся, – скомандовал я шепотом. И, когда построились: – Ребята! Кто на гражданке носит сорок восьмой размер?

– Я, – сказал Порогов.

– У меня штаны сорок восьмой, – сказал Костя Пороховщиков, командир второго звена. Остальные промолчали.

– Суть дела следующая, – сказал я. – Дальше дорога идет по трубе диаметром меньше полуметра. Я, как самый тонкий, иду первым, господин капитан за мной, Вася – третьим. Остальные – как получится. Я протащу за собой трос…

– Все ясно, командир, – сказал кто-то.

– Те, кто остается здесь, прикрывают наш тыл. Боюсь, что первый заслон уже… все. За старшего… – я обвел всех взглядом; выбрать следовало как самого крупного, так и самого стойкого. – Курсант Авхадеев.

– Есть, командир.

– Задача ясна?

– Так точно. Прикрывать ваши спины.

– Да. И… постарайся без потерь, Гарик. Здесь идеальная позиция…

Позиция была что надо. Главное – некуда отступать.

Авхадеева звали Гарри. Гарри Мамедович.

Мне показалось, что я полз вечность. Труба была шершавая, но вымазанная какой-то дрянью типа тавота или солидола – локти скользили. Если считать, что за каждое движение (как назвать квант ползанья?) я продвигался вперед сантиметров на двадцать, то длина трубы получилась сто шестьдесят метров. Но тросик к моей ноге был привязан стометровый, и я его так и не выбрал до конца.

Дважды мне пришлось перепиливать решетки – слава Богу, редкие, из двух перекрещивающихся прутьев. Мне уже казалось, что трубе не будет конца и что я так и подохну в ней, не доползши. И все же я дополз. Сначала возник запах: острый, колющий. Я надел защитные очки, натянул респиратор. Потом стали доноситься звуки. Потом повеяло холодом. Наконец появился свет.

Год 1991. Игорь 09.06. 15 час. Кафе «Гензель и Гретель»

– Прошу вас, княжна, – Иосиф придвинул стул, слегка поклонился. Княжна улыбнулась и села. Сели и мы. – Княжна, позвольте представить вам: Игорь Валинецкий, Вахтанг Петиашвили. Господа: княжна Дадешкелиани.

– Лучше просто Кето, – сказала княжна.

– О, не лишайте нас удовольствия называть вас княжной, – сказал я. – Поверьте, такое бывает не каждый день.

Наверное, я неприлично пялился на княжну: Иосиф поглядывал на меня неодобрительно. Но я просто не мог удержаться. О, как красива была княжна! Тревожно, я бы сказал – трагически красива. Бледное тонкое лицо, огромные темные глаза, нервный излом бровей. Тонкие пальцы, которым если что и держать, так гусиное перо.

Между тем в материалах по «Пятому марта» имелся словесный портрет девушки-снайпера, составленный одним из немногих, кто уцелел после встречи с ней. Двадцать лет, волосы темные, вьющиеся… Возможно, это она и есть. Иосиф сидел по левую руку от нее, прямой, как шпага. Я еще раз восхитился мастерством Якова: Иосиф полностью совпадал со своим, портретом. Единственное, чего Яков не мог уловить, был цвет волос: пегие, полуседые кудри Иосифа делали его значительно старше, чем он был на самом деле.

– В нашем распоряжении час, – сказал я. – На этот час мы можем гарантировать полную изоляцию данного помещения. Думаю, мы уложимся.

– Даже если и не уложимся, то сможем перенести разговор в другое место, – сказала княжна. – Не это главное. Как нам избавиться от взаимной подозрительности, я ничего не могу с собой поделать, но я не верю вам до конца…

– Согласитесь, что у нас больше оснований не верить вам, – сказал я.

– Да, больше, вы уже сказали свое слово здесь, в этом городе, а мы – мы должны молчать, пока – молчать… И даже более того: мы просим вас – остановиться… поверьте, ненадолго, на два-три дня…

– Так, – сказал я. – А вы понимаете, что сейчас наши подозрения – лучше скажем, недоверие – крепнет?

– Да, понимаю, да, и все же – я буду продолжать просить вас, клянусь – ведь только так мы сможем добиться цели, иначе – все обернется прахом.

– Тогда объясните, почему, – потребовал я.

– Иосиф, мы рискнем, да? – голос княжны стал тихий, почти бессильный. – Мы объясним, но только – прошу вас! – сначала вы ответьте на вопросы, на несколько вопросов…

– Не обещаю.

– Пожалуйста! Нам это очень важно – понять…

– Давайте попробуем.

– Мы ничего не слышали о вас – узнали из теленовостей. Значит, вы базируетесь не на грузинской земле – иначе такого не могло произойти. Тогда?..

– Наша база в Польше – где именно, я не могу сказать.

– Да, разумеется. И как давно вы существуете?

– Нынешний состав – год.

– Год… год… А мы уже четыре года. И, как я понимаю, здесь у вас – дебют, не так ли?

– Не совсем дебют… но крупная гастроль с афишами – первая.

– Как неудачно мы пересеклись! Или удачно?.. Иосиф, ты все молчишь – скажи хоть что-нибудь, мужчина!

Иосиф кивнул и что-то по-грузински сказал Вахтангу. Вахтанг ответил длинной фразой, улыбнулся и сделал жест руками: будто повертел перед глазами, осматривая с разных сторон, небольшой арбуз.

– Скажите, – обратился Иосиф ко мне, – вот вы поляк, базируетесь вы в Польше, тогда почему же – месть за Грузию?

– «За вашу и нашу свободу», – помните?

– И все же?

– Я поляк только наполовину – у меня мать грузинка. В нашей группе есть грузины и абхазы. Наконец, в Грузии пролилась слишком большая кровь, чтобы оставить без ответа…

– Да, – сказала княжна и замолчала, прикрыв глаза. – Я была там, – добавила она после паузы.

– Он тоже, – кивнул я на Вахтанга.

Теперь княжна обратилась к нему по-грузински, Вахтанг кивнул и нехотя, короткими фразами, стал что-то рассказывать. Голос у него был нормальный, может быть, чересчур ровный, и лицо хорошее, а что малоподвижное и невыразительное, так это – результат контузии… Мы накачали его так, что аббрутин только что из ушей не лился. Несколько часов он будет знать о себе, что он – боевик группы «666» и что он контужен под Телави.

– Все, кто командовал расправой, теперь здесь, – сказал я. – Приговоры вынесены, и я не в праве их отменить.

– У меня убили родителей, – сказала княжна, – мой брат умер в лагере, а о сестре я до сих пор ничего не знаю и надеюсь только, что она тоже умерла… И все равно я прошу вас – отложите возмездие. Не отмените, никто не говорит об отмене, но отложите. Потому что если вы произведете еще один взрыв, совещание перенесут в другое место, и все наши труды пропадут… и шанс будет упущен, единственный шанс…

О! Это было как раз то, что я ждал. Я откинулся на спинку стула и задумался.

Княжна достала из сумочки сигареты, Иосиф услужливо щелкнул зажигалкой. Об этом мы тоже позаботились: на портрете, который они получат, будет лицо, как две капли воды похожее на фоторобот с плаката «Разыскивается!», которым оклеен весь Краков. Дерзкое ограбление банка.