Призрак Марии появляется в центре Москвы, на местах кровавых преступлений. Один из московских милиционеров рассказывал, что еще в 1990-е годы однажды они прибыли на место убийства одного из преступных авторитетов, и тот был еще жив. Ночь, людей вокруг практически не было, и милиционер очень удивился, увидев, что неподалеку от трупа стояла женщина кавказской внешности в странной одежде и делала руками какие-то непонятные знаки, будто бы радовалась или восторгалась. Он, думая, что это или знакомая пострадавшего, или просто свидетельница, направился было к ней, но, когда оставалось всего несколько метров, фигура женщины начала таять и исчезла.
Вскоре после смерти Марии Иван объявил, что готов вступить в третий брак. В Москву свезли на выданье 1500 боярских дочерей. Из них на многомесячном смотре отобрали сначала 24, а потом из них – 12. На последнем смотре этих двенадцать заставили раздеться догола, и Иван вместе с сыном Иваном внимательно осмотрел их всех (кстати, в те времена будущий жених до свадьбы не мог видеть даже лица невесты). Иван выбрал Марфу, дочь Ивана Собакина, сокольничего, который, хоть и числился при дворце, проживал в своей дальней вотчине. Началась подготовка к свадьбе. Между тем брат покойной Марии Михаил Темрюк зачастил в семейство Собакиных и как-то угостил боярышню засахаренными фруктами. После этого она, и так не отличавшаяся полнотой, стала худеть, у нее начались болезненные припадки.
Грозному доложили об этом, но он все равно решил венчаться. А через две недели после свадьбы Марфа скончалась, и Грозный даже не провел с ней ночь. Михаил был посажен на кол, а также казнены еще несколько бояр, которых заподозрили в соучастии. Три недели расстроенный царь провел в заточении, никого к себе не допуская, а затем целый год старыми проверенными методами пытался забыть молодую жену.
Призрак Марфы Собакиной появляется в Москве перед большими пожарами. Видели ее, в частности, перед тем как в 2004 году сгорел Манеж, на его ступенях. Свадьба Грозного с Собакиной была перенесена из Москвы в Александровскую слободу как раз потому, что столицу захватил крымский хан, который потом ее сжег. Возможно, потому Марфа и пытается предупреждать москвичей о пожарах.
Согласно пятидесятому правилу Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской (ок. 330–379), третий брак является нарушением канонов: «На троебрачие нет закона; посему третий брак не составляется по закону. На таковые дела взираем как на нечистоты в церкви, но всенародному осуждению оных не подвергаем, как лучшие нежели распутное любодеяние». И когда царь решил жениться снова, церковь уже решительно восстала. На этот брак Ивану пришлось получать соборное разрешение. Выбрал он Анну Алексеевну Колтовскую, которая была в «финале» вместе с Собакиной.
Колтовская оказалась женщиной волевой, проказы царя занимали ее мало, она так же, как и Мария, завела на женской половине целый гарем, а вот с опричниной повела решительную борьбу. Иван очень быстро оказался под ее каблуком, и пытки и казни были на время прекращены.
Однако брак продолжался менее года. Деятельность царицы не понравилась многим из приближенных Ивана Васильевича, и вскоре Анну постригли в схиму под именем Дарья и заточили в монастыре. Прожила она еще 54 года и скончалась в августе 1626-го, уже после воцарения дома Романовых.
Призрак Дарьи, говорят, бродил одно время по Введенскому Тихвинскому монастырю Новгородской епархии, где она была настоятельницей, там и похоронена. Также видели ее призрак и в лесах возле Тихвина, где она одно время скиталась, когда монастырь разорили шведы. Но в Москве, насколько можно судить, Колтовская не появляется.
Бояре уже не хотели отпускать своих дочерей к царю, и даже всячески прятали их. Потому Грозный, поняв, что просто так ничего не выйдет, решил снова жениться. Пятый его брак, с дочкой князя Долгорукого, оказался очень короток.
Наутро из брачной спальни Иван вышел весьма мрачен и объявил, что уезжает с царицей в Александровскую слободу. Там он, сообщив, что хочет половить рыбу, приказал очистить пруд ото льда. Когда треть ледяного покрова убрали, на краю поставили царское кресло. Вскоре показалось странное шествие: во главе государь на коне, за ним в санях, без чувств, крепко привязанная Долгорукая, далее – свита.
Царь въехал на лед, сошел с коня, сел в кресло и объявил, что жена досталась ему не девственной. Затем Малюта Скуратов подошел к саням с царицей и уколол запряженную в них лошадь в круп. Подбежали опричники и стали бить ее метлами. Та заметалась и вскоре вместе с санями с привязанной к ним Долгорукой скрылась в ледяной воде.
«Этот пруд, – писал современник Ивана Грозного англичанин Горсей, – был настоящей юдолью смерти. Много жертв было потоплено в нем. Рыбы там питались в изобилии человеческим мясом и оказывались отменно вкусными и пригодными для царского стола».
Призрак Долгорукой, говорят, неоднократно являлся к ее родственникам, но назвать его московским привидением вряд ли можно.
Понятно, что после этого происшествия дворяне еще пуще начали прятать своих дочерей от Грозного. Но как-то он заехал к своему любимцу князю Петру Васильчикову и увидел его семнадцатилетнюю дочь Анну. Иван тут же предложил послать ее во дворец. Васильчиков отказался. Царь весьма разгневался, но на следующий день прислал к Васильчикову сватов. Отказать было уже нельзя, и свадьба состоялась. Кто венчал – неизвестно, однако Анну царицей никто уже не признавал, а патриарх и епископы чуть ли не впрямую говорили, что это не брак, а блуд.
В браке Анна прожила всего три месяца. Затем объявили, что она умерла от «грудной болезни», а ее тело тайком ночью вывезли из дворца и отправили в Суздальский девичий монастырь для погребения. До свадьбы девушка была вполне здорова и никакими «грудными болезнями» не страдала. Некоторые связывают ее смерть с опалой Васильчикова и еще одного родственника Анны, Василия Умного, занимавшего последнее время место умершего Малюты.
Лишившись Умного, Иван приблизил к себе стремянного Никиту Мелентьева. Как-то заехав к нему в гости, он увидел жену Никиты, Василису. И влюбился. Какие подарки он только ни дарил, каких слов только ни говорил ей, но Василиса осталась непреклонна. Тогда однажды вместе с ближайшим окружением он ворвался в дом Мелентьева, когда те обедали. И пока слуги держали Никиту, царь изнасиловал Василису прямо на обеденном столе. А поскольку Никита смел при этом ругаться на государя, то его тут же и казнили как изменника. Впрочем, официальная версия последующего брака звучит более красиво: Грозный, по уверению летописи, взял себе в жены вдову, «мужа ее опричник закла». Попа, который бы обвенчал государя, отыскать не удалось, и потому над молодыми просто прочитали молитву.
Но Василиса оказалась женщиной не промах. Она не допускала Ивана до физического сближения и полностью подчинила его своей власти. Удалила из дворца всех женщин, практически прекратила казни, оргий больше не случалось, царь перестал ездить в Александровскую слободу, и у него прекратились эпилептические припадки.
Так продолжалось два года. Что произошло потом – не совсем ясно. Басманов привез в Александровскую слободу два закрытых гроба и велел священнику отпевать. Когда тот спросил, кого поминать, то Басманов ответил «усопших раб Господен». Отпевая, священник слышал, что из одного из гробов доносились шорохи. Однако гробы положили в могилы и закопали. Холма Басманов велел не насыпать.
Считается, что в одном гробу лежала живая, но связанная и с заткнутым ртом Василиса, в другом – Иван Колычев. Говорят, что Грозный застал их за изменой. Но никаких определенных свидетельств, увы, нет. Даже не известно доподлинно, кто находился во втором гробе.
Призрак Василисы путешествует как по Александровской слободе, так и по Москве. Это полноватая женщина, связанная и с кляпом во рту. Считается, что она предвещает смерть тем, кто ее увидит. Впрочем, некоторые утверждают, что она является тем, кто будет похоронен заживо. Говорят, что ее призрак как-то видел Гоголь и потому панически боялся, что его зароют живым. Но про Гоголя и тайну его смерти мы более подробно поговорим ниже.