Конечно, я не обладаю таким даром, я просто талантливый любитель и пишу для собственного удовольствия. Тем не менее, временами я мечтаю воссоздать небо Коннектикута на одном из своих полотен, именно в некий особый момент, и сегодняшнее утро предоставило мне его. Но в глубине души я понимаю, что никогда не сумею это сделать.
Задержавшись еще несколько минут на площадке перед застекленной террасой, я свернула за угол и обошла дом. Трава была покрыта обильной росой, и мне пришлось приподнять халат и ночную рубашку, чтобы они не намокли.
Освещение тем временем снова изменилось. К моменту, когда я достигла холма, возвышающегося над долиной, небо надо мной стало бледно-серебристым; унылые серые остатки ночи окончательно исчезли с него.
Усевшись на кованую чугунную скамейку под яблоней, я откинулась на спинку и расслабилась. Я люблю это время суток, как раз перед тем, как мир просыпается, когда все так спокойно, так неподвижно, что кажется, будто в мире осталась я одна.
На мгновение я закрыла глаза, прислушиваясь.
Кругом не раздавалось никаких звуков, ничто не шевелилось — ни лист, ни травинка. Птицы молчали, они еще крепко спали на деревьях, и неподвижность вокруг меня была разлита, как бальзам. По мере того как я сидела в полном бездействии и даже ни о чем в особенности не думала, моя тревога по поводу Эндрю начала тихо проходить.
С полной уверенностью я знала, что, как только он приедет и мы помиримся, все будет в порядке. Так всегда было, когда между нами возникали малейшие трения. Не было причин, чтобы на этот раз было не так. Одним из замечательных свойств Эндрю была его способность не возвращаться к событиям вчерашнего и даже сегодняшнего дня, а смотреть вперед, в завтра. Не в его природе было затаивать обиды. Он был для этого слишком великодушным. Поэтому он быстро забывал наши мелкие, зачастую глупые ссоры и несогласия во мнениях. В этом мы с ним были похожи. К счастью, мы оба были способны смотреть в будущее с оптимизмом.
Я вышла замуж за Эндрю Кесуика десять лет назад. Действительно, на следующей неделе, первого июля, мы отпразднуем годовщину нашей свадьбы.
Мы встретились в 1978 году, когда мне было двадцать три года, а ему — тридцать один. Это был один из классических стремительных романов, с тем только отличием, что наш, к счастью, не рассеялся, как дым, как это обычно случается. Наши отношения со временем становились все прочнее. Сказать, что это меня потрясло, — это значит ничего не сказать. Одним словом, я слепо, бешено, бесповоротно в него влюбилась. А он в меня, как это вскоре обнаружилось.
Эндрю, который был англичанином, ко времени нашей встречи жил в Нью-Йорке семь лет. Его считали одной из восходящих звезд Мэдисон-авеню, одним из тех людей в рекламном бизнесе, которые могут принести своему агентству не только сказочный успех, но и невероятную известность, привлекая толпы ценных клиентов со всего света. Я работала в издательском отделе того же самого агентства, «Блоу, Эймс, Бреддок и Заскинд», и к тому времени, несмотря на мою скромную должность, считала себя мастером хотя и незатейливых, но убедительных рекламных текстов.
Казалось, что Эндрю Кесуик думает так же.
Если его комплименты по поводу моей работы запали мне в голову, то сам он нашел дорогу прямо к моему сердцу. Конечно, я тогда была очень молода, и хотя я окончила Рэдклифф, мне кажется, я была, вероятно, слишком наивна для своего образования, возраста и воспитания. Мне кажется, я медленно раскачиваюсь.
Во всяком случае, Эндрю покорил меня полностью. Несмотря на его способности и положение на Мэдисон-авеню, я скоро поняла, что в нем нет ни капли эгоизма. На самом деле совсем наоборот. Он был непритязателен, даже скромен для человека такого значительного таланта; кроме того, в нем было сильно развито чувство смешного, и он обладал сдержанным юмором, что мешает принимать себя слишком всерьез.
На мой взгляд, он был эффектной, изысканной личностью, и его явно английский облик, ласкающий слух и хорошо поставленный голос выделяли его среди всех остальных. Среднего роста и телосложения, он обладал приятной внешностью: темно-каштановые волосы и широко расставленные ясные глаза. На самом деле, именно его глаза привлекали к нему людей — они были ярко-голубые, с густыми ресницами. Я не думаю, что когда-нибудь встречала глаза такого живого голубого цвета, и не думаю, что когда-нибудь встречу, за исключением того, что несколько лет спустя такие же глаза унаследовали Кларисса и Джейми, наши шестилетние близнецы.
Каждая молодая женщина в нашем рекламном агентстве считала Эндрю в высшей степени привлекательным, но именно меня он одаривал своим особым вниманием.
Мы стали вместе появляться на людях, и я тотчас же обнаружила, что чувствую себя с ним совершенно свободно; я чувствовала себя уютно, очень естественно в его присутствии, как будто я была с ним знакома всегда; хотя очень многое в его жизни интриговало меня, мне хотелось многое узнать о нем и о его жизни до меня.
Мы с Эндрю встречались всего два месяца, когда он взял меня с собой в Лондон на длинный уик-энд, чтобы познакомить со своей матерью. Мы тут же стали друзьями с Дианой Кесуик, буквально с первого часа нашего знакомства. Можно сказать, мы влюбились друг в друга, и так это и продолжалось с тех пор.
Для некоторых за словом «свекровь» неизбежно скрывается образ врага, женщины, желающей безраздельно владеть своим сыном и находящейся в постоянном соревновании с его женой за его любовь и внимание. Но Диана была не такая. Она была любезна со мной с первого момента нашей встречи — как бы женский вариант Эндрю. Или, скорее, я бы сказала, что Эндрю является мужским вариантом своей матери. Множеством различных способов она доказала, что лояльна по отношению ко мне и предана мне; я искренне люблю, уважаю ее и восхищаюсь ею. Многие ее качества делают эту женщину в моих глазах уникальной; не последними достоинствами являются ее сердечное тепло и способность понимать.
Этот уик-энд в Лондоне, который, в действительности, был первой моей поездкой в Англию, до сих пор остается для меня ярким воспоминанием.
Мы пробыли там всего одни сутки, после чего Эндрю сделал мне предложение.
— Я тебя очень люблю, — сказал он и, обняв, привлек к себе и продолжал своим прекрасным голосом: — Я не могу себе представить жизнь без тебя, Мэл. Скажи, что выйдешь за меня замуж, что проведешь со мной всю жизнь.
Конечно, я сказала, что выйду. Я сказала, что люблю его так же сильно, как он меня, и мы отпраздновали нашу помолвку за обедом в «Клеридже» с его матерью воскресным вечером накануне отлета в Нью-Йорк, намеченного на утро понедельника.
Во время полета я исподтишка все время посматривала на свой средний палец на левой руке, любуясь сияющим на нем старинным кольцом с сапфиром. Эндрю подарил мне это кольцо перед тем, как мы отправились в «Клеридж» на празднование помолвки, сказав, что раньше оно принадлежало его бабушке, а затем Диане.
— Мама хочет, чтобы теперь оно стало твоим, — сказал он. — И я тоже. Ты будешь третьей женой в семействе Кесуиков, кто его носит, Мэл. — Он улыбнулся своей особой, очень доброй улыбкой, надевая мне его на палец.
И несколько последующих дней, когда я смотрела на него, мне вспоминалась одна старомодная фраза: «Это кольцо является залогом нашей верности».
Через двенадцать недель после нашего первого свидания Эндрю Кесуик и я поженились в церкви св. Варфоломея на Парк-авеню. Единственным человеком, кто не был в восторге от этого внезапного союза, была моя мать. Хотя ей очень нравился Эндрю и она одобряла его, она, тем не менее, была весьма разочарована крайней поспешностью нашей свадьбы. «Все подумают, что это брак поневоле», — ворчала она не переставая, бросая на меня пронзительные взгляды, однако мчалась заказывать приглашения с гравировкой и поспешно планировала прием у «Пьера» на Пятой авеню.
Мой красноречивый взгляд и упрямо сжатые губы мешали ей задать мне вопрос, не беременна ли я, а я, кстати, не была беременна. Но моя мама считала меня непрактичной, не упускала случая поговорить о моей мечтательной артистической натуре, о моей склонности к поэзии, книгам, музыке и живописи, говорила, что я вечно витаю в облаках.
