Его вкусы в отношении секса с годами сделались довольно специфическими. Большинство партнерш были о них не слишком высокого мнения. Его фантазии обходились все дороже, однако они того стоили. Ведь нужно же ему время от времени расслабиться...
Иногда по вечерам в этих же апартаментах приходилось заниматься и делами. У дона Массимо с годами работы только прибавлялось, и дела требовали все больше и больше времени. Но он не жаловался, вспоминая, с чего начинал.
Появившись в Филадельфии, дон Массимо и дон Альдо и не помышляли о лидерстве в мафии. Они не имели даже ранга Basso Mafiosi — самой низшей ступени преступной иерархии. Жестокие, необразованные и голодные молодые бандиты приехали в страну за несколько лет до отмены сухого закона — слишком поздно, чтобы ухватить свой кусок пирога от бутлегерства. Приходилось искать новые пути, и они остановили выбор на наркотиках.
Доставка наркотиков в те времена особой популярностью не пользовалась. Но они занялись этим делом очень серьезно, разъезжая по всему штату, чтобы лучше контролировать свою сеть. К концу срока действия сухого закона их предприятие прилично раскрутилось и стало солидным делом с постоянно растущими доходами.
Бутлегеры из самых крупных в какой-то момент тоже начали подыскивать себе новую сферу деятельности и попытались устранить двух новоявленных донов. Тогда дон Массимо и дон Альдо набрали множество головорезов, чтобы выиграть войну. Кончилось все тем, что они прибрали к рукам и организации, и бизнес своих побежденных противников, в том числе: рэкет в игорном бизнесе, ростовщичество, нелегальную перевозку рабочей силы, перепродажу краденого.
Это множество разнообразных предприятий разрасталось, разветвлялось и захватывало все новые сферы деятельности, в том числе и законной, вроде уборки мусора, дальних перевозок и строительства. Их империи непрестанно разрастались будто сами по себе, их поддерживало разумное сочетание методов кнута и пряника — беспощадного террора и регулярного подкупа полиции и чиновников. А теперь дон Массимо контролировал даже некоторые банки.
Только все равно он никогда не забывал, с чего все начиналось. И презирал людей, не ценивших промысел, который некогда заложил основу нынешнего процветания. Тем более, что торговля наркотиками приобрела совершенно небывалые масштабы и сулила невиданные барыши.
В тот вечер он как раз был занят этим делом. В кабинете, полностью звукоизолированном от остальной части апартаментов, дон Массимо принимал своих основных торговцев героином. Именно они снабжали товаром мелких продавцов и передавали дону Массимо полученную прибыль. Уже добрых десять лет дон Массимо не имел прямых контактов с продавцами и даже не знал их имен.
В тот вечер их занимала проблема спроса и предложения. Нужно было обеспечить, чтобы на улицах всегда продавалось достаточно наркотиков, и чтобы цена на них не падала. Решение, по их мнению, следовало искать в школах. Достаточно было познакомить подростков с наркотиками, а затем держать их в поле зрения. Если хорошенько взяться, то впоследствии, в том возрасте, когда они смогут зарабатывать либо воровать, — они уже прочно сядут на иглу.
— Мы уже завербовали множество ребят, которые распространяют дозы во всех средних школах города, — напомнил один из торговцев.
— Не стоит забывать о тех школах, которые сейчас строятся в предместьях, — заметил дон Массимо. — Кроме того, существуют ведь ещё и начальные школы.
Они как раз обсуждали эту идею, когда телохранитель дона Массимо Джо Дель Бино приоткрыл дверь и заглянул внутрь:
— Здесь Лу Фава.
Дон Массимо поднялся.
— Я ещё вернусь, — сказал он, выходя из кабинета и прекрасно зная, что его дождутся.
Фава ждал его, стоя в громадной гостиной. Он курил, чтобы успокоить нервы, но торопливо скомкал сигарету в оловянной чаше на бронзовой подставке. Дон Массимо не любил, когда курили в его присутствии. Он требовал, чтобы ему уделяли все внимание без остатка, предоставляя себя полностью в его распоряжение.
— Присядь, Лу.
Дон Массимо покосился на облачко дыма, витавшее в комнате, и направился к старинному шкафчику, переоборудованному в бар. Плеснув себе легкого виски, он разбавил его имбирным элем.
— Полмиллиона долларов. Именно столько я должен получить с налета, — заметил он, поднимая свой бокал.
Фаве пришлось повернуться на стуле, чтобы посмотреть на дона Массимо.
— Вы их получите, — заверил он, превозмогая грызущую неуверенность.
Виджиланте пристально глядел на шелковую вышитую штору, которая прикрывала громадную застекленную нишу. Он велел пробить стену, чтобы открыть лучший вид на окрестности, но по ночам всегда держал её зашторенной. Из родной Италии он вывез застарелое предубеждение насчет дурного воздействия лунного света.
— Что-то мне не верится в росказни Корнгольда насчет этого Джонни, — вздохнул он. — Кто он такой, этот тип?
Фава рассказал все, что знал про чужака, который называл себя Джонни Марч, и которого он, Фава, попытался использовать в качестве шпиона.
— Здорово ты опростоволосился, — пожалел его Виджиланте.
Не было даже заметно, что он гневался. Но именно это и привело Лу Фаву в ужас.
Дон Массимо смотрел на Фаву с удрученным, глубоко опечаленным лицом. Так смотрит парень, расставаясь со своей возлюбленной, зная, что никогда больше её не увидит.
— Я думал, это хорошая идея, — жалко пробормотал Лу Фава. — Парень здесь никому не известный, ловкий и прожженный — идеальный кандидат, чтобы держать под контролем банду Белла и присматривать за тем, что они затевают.
— Здорово ты опростоволосился, — прежним тоном повторил Виджиланте.
— Не беспокойтесь, мы его найдем.
Макс Виджиланте пригубил виски. Показалось, что оно горчит; но возможно, горечь была у него во рту — от разлившейся желчи?
Дон поставил бокал, отошел к дивану и присел против Фавы, по другую сторону низкого столика. Положив свои громадные, испещренные шрамами кулаки на стол, он уставился на Фаву сквозь затемненные очки:
— Каким образом?
— Я уже отправил Пита и Сэма Стеллано присмотреть за той комнатой, что Джонни снимал в Ридинге, — поспешил доложить Фава. — Джо Сатро установил контакт со всеми перекупщиками, которые в состоянии выкупить и сбыть столь ценную добычу, учитывая ту опасность, которую она собой представляет. И весьма настойчиво посоветовал держать нас в курсе, если Джонни попытается избавиться от добычи с их помощью.
— А как насчет перекупщика Аль Белла? — осведомился Виджиланте. — Ты мне говорил, что Джонни был в очень тесных отношениях с одним из его сыновей? Ты что же, воображаешь, что он станет таскать нам каштаны из огня?
— Вы знаете дона Альдо гораздо лучше, — ответил Фава, не желая отвечать ни «да», ни «нет». — Полагаете, он рискнет развязать из-за этого войну?
— Два миллиона долларов — это куча денег, — недовольно заметил Виджиланте. — Это куда больше, чем полмиллиона.
— Джонни мы возьмем, — яростно заверил Фава, — я принял все меры...
— А для меня, — продолжал Виджиланте, не обращая внимание на подручного, — для меня и полмиллиона — тоже деньги. Это не два миллиона, но и не кусок дерьма. Я не так богат, чтобы позволить себе потерять такую сумму.
— Вы получите ваши деньги, — снова пообещал Лу Фава.
— Надеюсь, — мягко согласился Макс Виджиланте, глядя на Фаву с тем скорбным выражением лица, которое обычно приберегал для похорон своих старых друзей.
Фава вылетел из комнаты, словно кипятком ошпаренный, и решил бросить все силы на поиски Джонни.
А Джонни тем временем надевал чистую рубаху и куртку, пока доктор Гамильтон изучал рентгеновский снимок его сломанного ребра. Под рубашкой нижнюю часть его торса тесно охватывал широкий упругий бандаж, который мешал дышать. Прямо под лопатками, где пуля пометила его спину, словно раскаленным железом, врач дона Альдо наложил противовоспалительную мазь и заклеил её марлей.
— Один осколок перебитого ребра загнут внутрь, — объявил доктор Гамильтон. — Однако никаких признаков разрыва тканей. Вам повезло.