— У тебя тоже есть дети? — поинтересовалась я.

— Нет, — он улыбнулся. — Я еще слишком молод для этого.

Я прыснула, вспомнив, что ему несколько тысяч лет.

— А как зовут твоего родителя?

— Мы зовем его Крон.

— Крон, — задумчиво повторила я. — Скажи, я смогу когда-нибудь увидеть ту планету, откуда ты родом?

— Нет, Милла, — Луэс тихо вздохнул, провожая взглядом медленно падающий к его ногам красный кленовый лист. — От холода я смог бы защитить тебя, но она слишком далеко отсюда.

— Ты не чувствуешь холода?

— Нет, — он покачал головой. — Ни холода, ни жары. Мне неведомы боль, жажда и голод.

— А как ощущается искусственное тело?

— Как протез, — ответил он. — Вряд ли смогу объяснить тебе это. Я могу взять в руки что-то хрупкое и не раздавить его, но не чувствую ни структуру, ни температуру объекта.

Я невольно усмехнулась. Несмотря на то, что он много времени провел среди людей, до сих пор разговаривает как ходячая энциклопедия. Скорее всего, его недолюбливали, считая снобом и зазнайкой.

— А эмоции? — спросила я. — У Хранителей их тоже нет?

— Почему ты так считаешь? — нахмурился Луэс.

— Лу, не обижайся, пожалуйста, — я смутилась. — Но первое время я и вправду думала, что ты робот. Ты казался таким… таким…

— Равнодушным, — подсказал он.

— Нет, не совсем так. Я бы сказала неживым.

— Приятно слышать, — проворчал он,

— Теперь я вижу, что это не совсем так.

— Понимаешь, — он рассеянно крутил в пальцах сухую соломинку, — Мы не имеем права на эмоции.

— Почему? — изумилась я. — Ведь это же нормально — чувствовать.

— Нет, — он покачал головой. — Для Хранителей это неприемлемо. Мы должны всегда быть хладнокровны и рассудительны. Представляешь, сколько бед может натворить такой, как я, если вдруг потеряет от гнева контроль?

— Не очень представляю, — призналась я. — Знаю, что ты можешь изменять свойства материи, создавать предметы из воздуха и управлять кораблем силой мысли. Но я до конца не представляю, на что ты способен.

— Я могу сдвинуть планету с орбиты. В одиночку.

— Вот это да! — удивилась я. — Пожалуй, в гневе тебя было бы трудно остановить.

— Невозможно, — он горько усмехнулся. — Поэтому никаких чувств. Мы не можем злиться и радоваться, ненавидеть или любить. Только полное спокойствие.

— Ясно, — прошептала я. — И вам это удается?

— Почти всегда, — он смотрел мне прямо в глаза, — Но ведь мы все равно живые.

— Я тебя не понимаю…

Луэс отвернулся, нахмурившись. Было заметно, что он старается прекратить этот разговор. Я тихо вздохнула. Что же за тайны у тебя, Лу? Будешь ли ты когда-нибудь доверять мне? Смогу ли я понять тебя? Вряд ли. Мы слишком разные. Чужие. Далекие.

Внезапно вспомнился наш разговор, в котором он сравнивал людей с муравьями.

Он сказал, что я смогу научится чему-то новому, но сам, скорее всего, так не думает. Чему можно научить муравья? Вчера у меня получилось несколько секунд удержаться на поверхности воды. Но остались сомнения, смогла ли это я сама, или все-таки он заморозил поверхность моря.

Луэс внезапно замер, словно прислушиваясь.

— Милла, — он укоризненно покачал головой. — Перестань. Я не считаю тебя глупым насекомым.

— Не лезь в мою голову, — злобно проворчала я, отвернувшись. — Ты обещал этого больше не делать.

— Обещал. Но ты просто кричишь. Я ощущаю, что ты обижена, и это туманит твой разум.

— Ты… — я поднялась с места. — Ты ничего обо мне не знаешь!

— Все нормально, поверь, — он вдруг встал и обнял меня. — Все будет хорошо.

— Не знаю, что со мной происходит, — прошептала я, прильнув к нему. — Я злюсь. Не на тебя, нет. На себя. Мне обидно, что я человек.

Он удивленно смотрел мне прямо в глаза.

— Что за глупости? И откуда у тебя такие мысли?

— Мы всегда считали себя венцом творения природы. А теперь… Теперь я вижу, кто мы на самом деле.

— Ты можешь стать кем угодно, — возразил он. — И скоро сама в этом убедишься.

Я судорожно вздохнула, в тот момент мечтая лишь о том, чтобы он не разомкнул руки, обнимающие меня. Никогда. В его объятиях было спокойно, улетучивались страхи и неуверенность, бесследно исчезала злость. Мне хотелось целую вечность стоять рядом с ним, прижимаясь к его груди, и ни о чем не думать. И пускай он не человек, и его сердце не бьется, мне было все равно.

— Пойдем, — он взял меня за руку, увлекая в лесную чащу.

— Куда? — сердце вдруг подозрительно затрепетало, а в животе закружились бабочки.

— Милла, — Луэс усмехнулся. — Ты снова думаешь не о том.

Я поняла, что он опять прочитал мои мысли, и чертыхнулась про себя. Мы вышли на маленькую полянку.

Вокруг не было ничего, кроме деревьев и сухих веток, лежащих на земле. Я удивленно осматривалась

— Видишь, ту дикую яблоню? — поинтересовался он, показав рукой направление.

Я молча кивнула. Это было обычное дерево. Маленькое, ростом чуть выше меня. Ничего особенного. Одна ветка сломана ветром или проходящим мимо животным. Я удивленно взглянула на Луэса.

— Попробуй вылечить его.

Вылечить яблоню? Да он, наверное, шутит… Я неуверенно подошла к деревцу, тихо раскачивающемуся под легким дуновением ветра. Как же это сделать?

— Закрой глаза и сосредоточься. Снова почувствуй энергию, которая внутри тебя. С ее помощью все получится.

Я кивнула, приладила ветку на место, сжала разлом ладонями и закрыла глаза. Что дальше? Как заставить ее срастись? Как соединить ткани, чтобы все восстановить? Я не знала.

Луэс молчал, не мешая мне. Скорее всего, он понимал мое замешательство. Я представила, как из моих ладоней выходит белый дым, впитывается в древесину, проникает в ткани, заставляет рану затянуться. Я сосредоточилась изо всех сил. Мне даже показалось, что тонкая кора потеплела под моими ладонями.

Пожалуй, все. Я открыла глаза, медленно разжала пальцы и разочарованно простонала — обломанная ветка снова опустилась.

— Не получается, — огорченно произнесла я. — Ничего не вышло.

Я вздохнула. снова почувствовала себя никчемным существом, бездарным и глупым, который даже дереву помочь не сможет. Почему-то стало вдруг обидно.

— Не все сразу, — успокоил меня Луэс. — Попробуй еще.

Уже не веря в благоприятный исход, я снова приподняла ветку, приладила ее на место, крепко сжала и закрыла глаза.

— Сосредоточься, — раздался тихий шепот у меня над ухом, и мои руки сверху накрыли прохладные пальцы.

Легко сказать, сосредоточься… И гораздо труднее сделать это, когда он вот так рядом, почти обнимает. По коже побежали мурашки, казалось, воздух вокруг нас наэлектризовался.

Его ладони начали выделать тепло. Мне казалось, что я вижу его даже через сомкнутые веки. Неожиданно пришло понимание. Я внезапно вспомнила, что нужно делать. Из моих ладоней выходили волны, дрожали, покалывали кончики пальцев.

Волны окутали место разлома на дереве, заставляя клетки вибрировать. Я чувствовала, как соединяются ткани тонкого ствола, срастается кора, по обломанной ветке начинает двигаться сок. Неожиданно что-то скользнуло сквозь пальцы, царапнув кожу, и я вздрогнула, открыв глаза.

На месте бывшего разлома красовались молодые побеги. Маленькие, пушистые, украшенные светлыми листьями.

— Похоже, мы перестарались, — улыбнулся Луэс. — Молодая зелень обычно не появляется осенью.

Ответить ему не было сил. Казалось, что я не спала несколько суток, при этом разгружая вагоны с углем. Странно. Я медленно осела на землю радом с деревцем.

— Ты привыкнешь, — произнес Луэс, поднимая меня на руки и направляясь к дому. — Научишься использовать столько энергии, сколько нужно, сможешь управлять ее потоками.

Я закрыла глаза, проваливаясь в черноту. Он что-то говорил, но я уже его не слышала.

14

Я торопливо дожевала последний кусок брикета и только тогда обратила внимание, что забыла выбрать его вкус. Зато кофе был такой, как мне нравился — крепкий, со сливками и сахаром.