– Майкл, – стоящий около самолета парень в высотном костюме летчика протянул руку.
– Борис.
Американец жестом указал на трап. Русич привычно взбежал по нему и отработанным за долгие годы движением ловко скользнул на кресло второго пилота. Поднявшийся следом за ним американец удовлетворенно улыбнулся:
– Pilot?[34].
– Fighter-pilot. Military-space fleet of Rusi[35].
– О, – американский летчик уважительно понял вверх большой палец.
«Сам знаю».
Американец ловко впрыгнул в свою кабину, находящуюся на два метра ближе к носу, чем кабина, в которой сидел Ковзан.
Стандартные предполетные процедуры, и вот уже истребитель медленно выруливает на взлетно-посадочную полосу.
Борис с профессиональным интересом осматривал кабину американского истребителя.
«Так, основной и вспомогательный мониторы. Консоль управления РЛС. А это, очевидно, боевая панель, – русич осторожно провел рукой по кнопкам, осуществляющим управление оружием самолета. – Интересно, сейчас боезапас установили?».
Между тем истребитель наконец доехал до начала взлетно-посадочной полосы.
– The center, D-342. Resolve rise[36]. – В шлеме Бориса раздались слова летчика.
– D-342, rise, I resolve[37].
Русич почувствовал знакомую вибрацию. Кабина наполнилась легким шумом заработавших двигателей. За прозрачным пластиком фонаря кабины рванулись назад стоящие в отдалении деревья. Тело мягко прижало к спинке кресла. Машинально, не зная и сам почему, Борис нашел глазами на правом подлокотнике красный рычаг включения катапульты. «Почти как у нас, только чуть короче». Борис подвинул к нему руку, как бы примериваясь.
Тело сильнее вжало в кресло, двигатели заработали на более высокой ноте, и самолет буквально прыжком взмыл в небо.
Наблюдая за стремительно приближающимися к нему белыми облаками, русич и подумать не мог, что это чисто машинальное, профессиональное движение – касание рукой рычага включения катапульты – через час спасет ему жизнь.
Облака стали быстро смещаться вправо – самолет разворачивался на необходимый курс. Над Атлантикой, в районе 23° западной долготы, через час ему предстояла дозаправка в воздухе.
Пекин. Чжуннаньхай. Личные апартаменты
Председателя КНР Ли Чжаосина.
1 сентября 2193 года. Воскресение.
07.41 по местному времени.
Чашка желтого свежезаваренного чая наполняла изысканным ароматом все помещение. Золотистые драконы, нарисованные на тонком фарфоре, словно охраняли благородный напиток. Несколько чаинок медленно опускались в желтоватой горячей толще чая.
Резкий звонок срочного вызова мгновенно смял гармонию, царившую в комнате.
– Да, – Ли Чжаосин и не собирался скрывать своего недовольства.
– Товарищ Председатель. С американской авиабазы, где находится русич, только что взлетел истребитель-перехватчик и взял курс на запад. Это не характерно для самолетов этой авиабазы. Да к тому же он вылетел один, – лицо министра государственной безопасности Ван Цзябао на экране видеофона было взволнованно.
– Ты хочешь этим сказать, что русич жив и сейчас на этом самолете возвращается домой?
– Товарищ Председатель, исполнитель сообщил, что задание выполнено. Но он мог и ошибиться. Вполне может оказаться, что русич, к примеру, ранен и русичи потребовали его немедленной эвакуации к ним. К тому же мы получили информацию, что во время беспорядков в Киеве серьезно пострадал его отец. Так что я думаю…
– Что ты намерен предпринять? – Ли Чжаосин резко прервал министра госбезопасности.
– В это время проводится завершающая стадия эксперимента «Путь к победе». И как раз примерно в том месте, где будет пролетать американский самолет, – Ван Цзябао смолк, выжидающе смотря на Ли Чжаосина.
– Хорошо, – после некоторой паузы согласился Председатель КНР. – Это не сочетание просто благоприятных для нас факторов. Сам великий Дао хочет помочь нам. И пренебречь этим мы не имеем права. Разрешаю чуть изменить эксперимент «Путь к победе».
– Слушаюсь, товарищ Председатель, – экран видеофона погас.
Золотые драконы продолжали охранять благородный напиток. Мужская рука мягко взяла чашку и поднесла ее к губам. Председатель народного собрания КНР с удовольствием, не спеша, начал чайную церемонию. И также не спеша, делая маленькие глотки, кормчий полутора миллиарда людей размышлял о стратегии развития великой страны.
Киев. Центральная клиническая больница.
Отделение нейрохирургии.
12.00 по местному времени.
Казалось, в этой палате остановилось даже время. Белый потолок, нежно-зеленого цвета стены, светло-коричневый пол, словно часовые, безмолвно застыли вокруг кровати, на которой неподвижно лежал человек. Белая повязка на голове сливалась с белизной подушки, а вытянутые вдоль тела руки казались частью кровати. Даже облака за окном словно застыли в голубом киселе неба. И лишь несколько кривых, плавно извивающихся на голубом экране монитора, стоящего около кровати, оживляли эту неподвижную картину, показывали, что еще есть движение, есть жизнь, что под этой белой повязкой на голове ежесекундно протекают десятки тысяч химических реакций, собственно и означающие мыслительную деятельность, а следовательно, жизнь. Но пока этот совершеннейший химический аппарат, словно наглухо задраенный котел, работал без всякой связи с внешним миром – человек в палате находился в коме.
…Маленький черноволосый мальчик бежит по зеленому полю. Сердце учащенно бьется в груди, легкие жадно хватают воздух. Ступни безжалостно втаптывают траву в землю. Зеленая бесконечная скатерть где-то далеко-далеко сливается с такой же бесконечной голубой скатертью. Из-под его ног разноцветными комочками жизни вспархивают кузнечики и красиво планируют в пронизанном солнечными лучами воздухе.
Где-то на линии, разделяющей зеленое и голубое, показывается белая точка. Через несколько минут точка превращается в дом с полыхающими в солнечных лучах окнами. Мальчик оглядывается. И картина мира резко меняется. Голубой радостный цвет быстро пожирает черная туча, раскинувшаяся на полнеба. Даже не туча – сплошной черный мир убивал мир красок и света. И в этом мире зеленая трава становилась серой, и там не летали кузнечики.
Мальчик мотнул головой, и еще быстрее замелькали ноги, еще быстрее запульсировали легкие, еще быстрее заколотилось сердце.
Дом уже вот, рядом. Бесшумно распахивается входная дверь. А черный мир уже нависает над головой, словно гигантская волна, готовая обрушиться вниз и смести все на своем пути…
Человек неподвижно лежал на кровати, и лишь несколько разноцветных линий медленно, лениво, словно нехотя двигались на голубом экране монитора. И таким же голубым было небо за окном. И в нем тоже что-то жило, двигалось, летало.
Десять километров над Атлантическим океаном.
Борт истребителя-перехватчика «F-300».
19.01 по атлантическому,
или 12.01 по киевскому времени.
Разгонный ускоритель отработал свое, разогнав самолет до скорости четыре маха. Электрический сигнал на пиропатроны, легкий толчок, и трехметровая пластиковая труба ракетного ускорителя, вращаясь, осталась за хвостом истребителя. Теперь в дело вступил водородный воздушно-реактивный двигатель. Где-то под фюзеляжем самолета открылась заслонка, и гиперзвуковой ураган воздуха ворвался в самолет. По сужающемуся конусу он устремился внутрь, сжимаясь словно в сверхмощном компрессоре. Одновременно несколько насосов впрыснули в эту тугую струю урагана водород, вспыхнула электрическая искра, и табун из десятков тысяч лошадей заревел в самолете. И тот, подстегнутый этой неукротимой мощью, еще быстрее стал ввинчиваться в небо.