Кроме того, в миллионах миров Галактики существовала местное летосчисление, основанное на датах жизни собственных небесных покровителей.

Но что бы вы ни выбрали – 185:11692, 419, 348 или 46, да что угодно, – это был один и тот же день, тот самый, который историки впоследствии пометят как день начала стеттинианской войны.

А для доктора Дарелла эти цифры не значили ровным счетом ничего. Для него это был всего-навсего тридцать второй день, как Аркадия покинула Терминус.

Как Дареллу удавалось сохранять спокойствие и присутствие духа в те дни, для всех оставалось загадкой.

Но Эльветту Семику казалось, что он догадывается как и почему. Он был старый человек и любил при случае повторять, что как раз в тех самых местах мозга, где его суждения тверды и непоколебимы, мозговое вещество сцементировалось. Он нисколько не возражал против того, что его как ученого списали со счетов – он это даже приветствовал, – и сам был готов посмеяться над собой. Но глаза его пока не ослепли до такой степени, чтобы уж совсем ничего не видеть вокруг, и ум, конечно, далеко не настолько притупился, как он сам про себя рассказывал, – нет, он многое видел и многое понимал.

Растянув в усмешке сморщенные губы, он спросил:

– Что же вы ничего не предпринимаете, дружище?

Звук его голоса произвел на Дарелла чисто физическое воздействие. Он рассеянно спросил:

– На чем мы остановились?

Семик с сожалением разглядывал друга.

– На чем, на чем… Лучше бы насчет девочки что-нибудь придумали!

В ожидании ответа он закусил неровными желтоватыми зубами нижнюю губу.

В ответ послышалось:

– У меня к вам вопрос: можете вы добыть резонатор Саймса-Мольфа в указанном частотном диапазоне?

– Я уже сказал, что могу, но вы меня, вероятно, не слышали.

– Простите, Эльветт. Понимаете, дело в том, что то, чем мы с вами сейчас занимаемся, для Галактики более важно, чем то, в безопасности ли сейчас Аркадия. В общем, это дело мое и Аркадии, а я сейчас должен быть там, где большинство. Какого размера будет резонатор?

Семик пожал плечами:

– Ну, не знаю… Можно просто в каталог заглянуть.

– Хотя бы приблизительно. Сколько он будет весить – тонну, фунт? С квартал длиной?

– А-а-а… Я думал, вам нужно точно… Да нет, маленькая такая штуковинка.

Он показал первую фалангу большого пальца:

– Вот такая примерно.

– Отлично! А что-нибудь в таком роде сумеете изобразить?

Он быстро сделал набросок на листе из блокнота и передал старому физику. Тот скептически поглядел на набросок и хмыкнул:

– Знаете, вы много от меня хотите! Вот станете таким старым, как я, и мозги у вас так же затвердеют, поймете меня – не дай бог! Что вы хотите-то?

Дарелл растерялся. Он изо всех сил постарался мысленно передать собеседнику информацию, но был вынужден, поскольку это у него не вышло, облечь свою идею в слова.

Семик покачал головой.

– Тут понадобятся гиперволновые реле. Это – единственные устройства, которые могут обеспечить такие быстрые реакции. И понадобится их вам чертова уйма.

– Но в принципе можно?

– В принципе – конечно.

– Можете раздобыть все составные части? Я имею в виду – не поднимая шума? Так, чтобы это выглядело частью повседневной работы.

Семик закусил верхнюю губу.

– Раздобыть пятьдесят штук гиперреле? Да я столько за всю свою жизнь не использовал!

– Но вы забываете, что сейчас мы заняты разработкой оборонного проекта. Можете вы измыслить что-нибудь такое неприметное, безвредное, где бы понадобилось такое количество реле? Деньги у нас есть.

– Гм-м-м… Ну, может, что и придумаю.

– И какого же размера эта штуковина получится окончательно?

– Ну, если раздобудем микроскопические реле… потом провода… трубки… черт возьми, но там выйдет несколько сот электрических цепей!

– Знаю. И все-таки какого это будет размера?

Семик показал руками.

– Нет, это не пойдет. Великовато, – покачал головой Дарелл, – Размер должен быть такой, чтобы можно было к ремню пристегнуть.

Он старательно скатал листок с наброском в тугой шарик и бросил его в пепельницу-дезинтегратор, и тот исчез, испарился, распавшись до молекулярного уровня. Маленькая вспышка – и ничего не осталось.

Туг замигал сигнал, и Дарелл спросил:

– Кто это к вам, посмотрите!

Семик склонился над письменным столом, чтобы получше разглядеть изображение на маленьком молочно-белом экране, вмонтированном в стол чуть выше лампочки дверного сигнала.

– Это наш юный друг, Антор. А с ним кто-то еще. Дарелл рукой отбросил назад волосы.

– Об этом никому ни слова, Семик. Эти знания стоят жизни – будут стоить, если они узнают об этом, поэтому давайте ограничимся только нашими.

Вместе с Пеллеасом Антором в кабинет Семика ворвалась неуемная молодая горячность. Бедный кабинет – он ведь тоже за годы состарился вместе со своим хозяином. А Антор, даже не двигаясь, был наполнен движением. Воздух в тихой комнате был неподвижен, а свободные легкие рукава туники Антора развевались будто от легкого ветерка.

Он представил товарищам своего спутника.

– Доктор Дарелл, доктор Семик… Орум Диридж.

Его спутник был высокого роста. Физиономия, на которой выделялся длинный, с горбинкой нос, была не лишена привлекательности. Доктор Дарелл протянул ему руку.

Антор улыбнулся и сообщил:

– Диридж – лейтенант полиции. – И подчеркнул многозначительно: – С Калгана.

Дарелл повернулся к Антору. Он готов был его насквозь просверлить взглядом.

– Лейтенант полиции Диридж с Калгана, – четко выговаривая каждое слово, повторил Дарелл. – И вы привели его сюда. Зачем?

– Потому что он – последний человек, кто видел на Калгане вашу дочь. Да вы что? Спокойно!

Триумф Антора неожиданно оказался под вопросом. Ему пришлось, заслонив собой лейтенанта, схватиться с бросившимся на него Дареллом. Старший коллега был вынужден отступить и опуститься в кресло, тяжело дыша.

– Вы с ума сошли! – крикнул Антор, отбрасывая со лба каштановый завиток. Он уселся на краешек письменного стола, покачивая ногой. – А я-то думал, вы обрадуетесь!

Дарелл, не слушая его, обратился прямо к полицейскому:

– Что это он имеет в виду? Что значит – вы последним видели мою дочь? Она умерла? Говорите, быстро!

Он страшно побледнел.

Лейтенант Диридж совершенно спокойно ответил:

– «Последний человек» – это он просто неудачно выразился, мистер Дарелл. Она уже не на Калгане – это все, что я знаю.

– Погодите, – вмешался Антор. – Дайте я объясню. Прошу прощения, Док, я, видно, слишком сгустил краски. Вы так разволновались, а я совершенно упустил из виду ваши отцовские чувства. Во-первых, лейтенант Диридж – наш человек. Он родился на Калгане, но его отец – из Академии. Он был вывезен туда, чтобы работать на Мула. Я готов ответить за то, что лейтенант предан Академии.

Кроме того, я поддерживал с ним связь с того самого дня, когда перестали поступать ежедневные отчеты от Мунна.

– Зачем? – яростно прервал его Дарелл. – Я полагал, что мы твердо условились, что не будем никого вмешивать в наши дела. Вы рисковали и их жизнью, и нашей!

– Затем, – столь же яростно ответил Антор, – что в эту игру я играю дольше вас. Потому что у меня на Калгане есть связи, о которых вы не имеете понятия. Потому что я знаю больше, понятно?

– Похоже, вы просто с ума сошли!

– Вы слушать будете или нет?

Наступила пауза. Дарелл стиснул кулаки и закрыл глаза.

Губы Антора скривились в усмешке:

– Все нормально, Док. Пять минут – и вы все поймете. Скажите ему, Диридж.

Диридж непринужденно начал:

– Насколько мне известно, доктор Дарелл, ваша дочь – на Тренторе. По крайней мере, у нее был билет на Трентор, купленный в Восточном Космопорте. Она была с Торговым Представителем Трентора, который утверждал, что она – его племянница. У вашей дочери, похоже, – странная коллекция родственников, доктор. Второй дядюшка за две недели, а? Тренторианец даже пытался всучить мне взятку – и, наверное, думает, что им удалось улететь именно поэтому.