Я кивнула, хотя пока мало что понимала.
У полога зашумели голоса. Спустя мгновение один из рабов робко зашел внутрь, опустив голову вниз, и сообщил о том, что вода для купания принцессы готова.
— Заносите! — велел Шаккар.
Рабы повиновались. Едва они поставили бадью на середину шатра, принц отпустил их взмахом руки, а затем нагнулся ко мне и поднял на руки, легко, словно пушинку. Я вцепилась в его плечи, чувствуя, как в сердце заползает страх. Липкий, тягучий…холодный, словно морозное дыхание циклона, что приходил на побережье с севера.
Муж почувствовал мое напряжение и осторожно опустил в воду, стараясь не намочить густые волосы, и попросту перекинув их за бадью.
Горячая вода прикоснулась к телу ласково, как руки опытного любовника. Защекотала завитки волос, всколыхнула груди. Шаккар смотрел на меня не отрывая взгляда, и я заметила, что в глубине его глаз снова разгорается страсть. Он опустил руки в воду и начал тереть мое тело, прикасаясь бережно и нежно. А после выудил меня из бадьи, завернув в кусок дорогой ткани…
… Воспоминание об этом утре преследовали меня весь день, пока я сидела на лошади и чувствовала палящее дыхание солнца. Где-то впереди ехал на своем жеребце Шаккар. Мы больше не плелись без спешки, нет. Теперь лошади шли быстрее, телеги скрипели протяжнее, и к вечеру мы поделали расстояние, которое обычно проходили за два-три дня. Но устали все, особенно рабы. Многим не хватало места на телегах. Слуги шли по очереди. То отдыхая на облучке, то спешно топая за повозками и глотая пыль. Привалы были редкими и короткими. Воины поили лошадей, слуги — волов, что тянули телеги, и все продолжалось снова.
Один раз за время в пути ко мне присоединился Аббас, но мы проехали рядом не так долго. Скоро Аббас откланялся и нагнал своего брата и его жену, что неутомимо вели за собой своих людей. Я смотрела на Сарнай и только диву давалась, завидуя ее выдержке и силе. Истинная воительница, она совсем не казалась мне уставшей, и время от времени я даже слышала ее смех, долетавший до моего слуха вместе с пылью и топотом воинов, ехавших впереди. Я же чувствовала усталость во всем теле, слабость и дикое желание свернуть в сторону, выбраться из седла и просто упасть в тени под деревом, раскинув руки и ноги в стороны.
Только теперь я поняла, насколько это тяжело, находиться постоянно в седле. Мысли о паланкине, канувшем в небытие, казались мне просто сказочным сном, от которого я проснулась в жестокой действительности.
Но я терпела, понимая, что вечером, когда разобьют шатры, остановившись на ночлег, я вряд ли смогу сама слезть с лошади, да и походка у меня будет та еще!
Словно насмехаясь над моими мучениями, коварное палящее солнце вовсе не торопилось спрятаться за горизонтом и долго висело над головой, даря жажду и усталость, выпивая последние силы, те, которые не выпила верховая езда.
Но вот и долгожданный вечер. Смутно вспомнила, как рядом оказался повелитель. Как снял меня с седла, почти оторвав пальцы от поводьев, как поднял на руки и отнес в Шатер, где уложил на постель. Меня раздели и даже протерли мокрой тканью — мыться я оказалась не в состоянии, да и воду надо было беречь — впереди лежали земли, лишенные родников и рек, и так почти до самого города Шаккара.
Проваливаясь в сон я слышала только треск светильников и чьи-то удаляющиеся шаги. А утром все повторилось снова с одним только исключением — этой ночью Шаккар не пришел в мои покои, и я сильно подозревала его в том, что время муж провел в шатре первой жены.
Сарнай одевалась медленно, потягиваясь и демонстрируя мышцы своего точеного тела, лишенного даже грамма лишнего жира. Шаккар смотрел на первую жену, но отчего-то ощущал себя впервые нерадостно от того, что произошло между ним и Сарнай этой ночью. Повелитель понимал, что больше не хочет первую жену так, как прежде. Его не возбуждала ее страсть, ее сила и грубое желание. Не теперь, когда он понял, что соитие может быть совсем иным и дарить большее удовольствие от нежности. Он даже переступил через себя и попробовал приласкать Сарнай так, как делал это с Майрам, но воительница не поняла и не приняла подобного. Все что ей было нужно — его грубое, до боли, вторжение в ее лоно и быстрые движения, словно бешеная скачка по степи.
Шаккар дал Сарнай то, что она желала, но сам остался очень недоволен и поутру все его мысли были только о Майрам. Как она спала без него? Что почувствовала, когда поняла, что он не приходил этой ночью?
— Я уже было подумала, что ты совсем потерял голову от этой девчонки, раз не приходишь ко мне! — Сарнай нарушила ход мыслей мужа и повернулась к нему, довольно улыбаясь и натягивая штаны поверх голого тела, еще помнившего грубые ласки принца.
Шаккар поднялся и оделся так быстро, словно кто-то из его воинов протрубил в рог о нападении на обоз.
— С такой скоростью, как мы движемся сейчас, через несколько дней достигнем каменной гряды! — проигнорировав странное поведение мужа, сказала воительница.
— Вазир ждет нас! — ответил Шаккар и шагнул к пологу. Сарнай последовала за ним и когда рука мужчины уже было схватилась за край ткани, обняла его и заставила повернуться к себе лицом.
— Мой повелитель! — прошептала женщина горячо. — Эта ночь была прекрасна! — и впилась губами в его рот. Шаккар ответил, но без прежнего пыла, что совсем не смутило Сарнай. Она не поленилась и вцепилась ногтями в его обнаженные плечи, дернула руками вниз, оставляя длинные кровавые полосы.
— Мой! — проговорила яростно.
Шаккар отнял руки жены от своей шеи и посмотрел в ее светлые глаза. Женщина выглядела крайне довольной теперь, когда оставила для второй жены отметины, и Шаккар прекрасно понял это.
— Нам пора! — произнес он, подавив в себе желание оттолкнуть воительницу прочь, но при этом прекрасно понимая, что Сарнай не виновата в том, что теперь не является для него столь желанной, как прежде. Это он сам изменился…из-за Майрам. Ее ранимая душа, чистая, как горный ручей, свежая, как роса на рассвете, покорили его каменное сердце. Шаккар никогда не любил раньше. Ни Сарнай, ни тех, кто были до нее и вместе с ней. Не любил и не знал этого чувства, пока не встретил Майрам. Пока судьба не свела их вместе, показав, что на свете, кроме безумной страсти есть нечто большее. Нечто светлое и радостное, что побуждает тебя стать лучше в глазах любимого человека. Если бы еще принцесса чувствовала к нему нечто подобное, хотя… Он уже начал замечать, что ее страхи отступили и им на смену пришло нечто другое, чему он пока не мог подобрать названия.
— Пойдем, мой повелитель! — Сарнай подняла полог для мужа и вышла следом за ним.
— Сегодняшний день будет не менее тяжелым! — сказала она, подняв взор на чистое небо, лишенное даже намека на облака. Рассвет едва тронул землю, а уже стояла невыносимая духота, на смену которой скоро придет палящее солнце, обжигающее кожу.
— Я вижу, вы двое провели хорошую ночь! — Аббас появился перед глазами Шаккара, словно вырос из-под земли. Принц нахмурился. Создалось впечатление, будто молочный брат караулил его у шатра первой жены. Рабы уже во всю суетились, готовили завтрак, поили лошадей и начинали собирать шатры, скручивая их и укладывая на телеги. Войско готовилось продолжить свой путь.
Шаккар повернул голову и нашел взглядом шатер Майрам. Он не удивился заметив Наиму, что стояла у входа, дожидаясь, когда принцесса умоется и выйдет наружу. Ему хотелось увидеть девушку и в то же время что-то глубоко внутри подсказывало — принцесса поймет, что он был у Сарнай.
«Она уже поняла!» — подсказало сердце.
Шаккар вздохнул и зашагал прочь от места, где провел ночь. Сарнай и Аббас направились за ним следом, пока рабы принялись выносить одеяла из шатра первой жены, и, складывая, переносили их на ближайшую телегу. Уже скоро они отправятся в путь. Снова впереди будет только унылая степь, выжженная солнцем, да пыльная земля под копытами лошадей.
Еще один тяжелый день перехода.