— Если так — то большое спасибо! — с чувством сказал я.

— Пока что вам спасибо, — парировал Николай Кузьмич. — Ваши чудодейственные иглы вернули меня если и не с того света, то словно бы сняли с плечи тяжкий груз. Вернее, с груди.

Мы вышли в кабинет, хозяин которого читал свежий номер «Пензенской правды». Увидев нас, встрепенулся:

— Ну как всё прошло? Надеюсь, успешно?

Услышав от Румянцева положительный ответ, Мясников довольно кивнул:

— Я же не зря просил тебя, Николай Кузьмич, не спешить со «скорой». У этого молодого человека золотые руки. Будешь теперь ему должен.

— Да уж и так обещал поспособствовать в одном деле.

— Что за дело, если не секрет?

Румянцев рассказал про мой проект со специально выделенной палатой, и Георг Васильевич одобрительно буркнул, что идея стоящая, что в Пензу ещё со всей страны будут приезжать, перенимать опыт. Ну да, ну да, теперь Пенза станет Нью-Васюками. А если серьёзно, то я был категорически доволен, и только одна мыслишка терзала мой мозг: какими станут у меня отношения с Романовским? Ведь дураку ясно, что поддержка моей инициативы вопреки мнению заведующего отделением вызовет у последнего и обиду, и желание во что бы то ни стало отомстить. Мол, какой-то сопляк поставил меня в коленопреклонённую позу, унизил перед коллегами, и я должен всё это молча проглотить? Да не бывать такому!

Так что нужно, как говорится, ходить и оглядываться. Это, конечно, фигурально выражаясь, так как сбросить мне на голову кирпич или ткнуть заточкой в бок — вариант слишком фантастический. А вот постоянно жаловаться на меня начальству в лице Ардакова, а то и куда повыше, делать постоянно замечания, докапываться по мелочам — это реально. И к этому нужно быть готовым.

Обратно на работу меня доставили также на служебном автомобиле Мясникова. В тот момент, когда я высадился у крыльца больницы, увидел прилипшее к окну лицо Изольды Тарасовны. Ну всё, теперь растреплет по всему отделению. Хотя, не исключаю, коллеги видели, как я уезжал на этой же машине. В любом случае расспросов не избежать.

Они и последовали, едва я переступил порог отделения. Причём первым мне навстречу выскочил Романовский, потребовав отчитаться о почти двухчасовом отсутствии. Я решил не врать, всё равно рано или поздно тайное становится явным. Рассказал, как лечил иглоукалыванием Румянцева, утаив только некоторые детали разговора с замначальника, а именно относительно завтрашнего звонка.

— И что, как Румянцев отнёсся к идее иглоукалывания? — кривя губы, спросил Андрей Сергеевич.

— Раз ему помогло, вероятно, положительно, — пожал я плечами.

Романовский, ничего не говоря, повернулся и направился в сторону своего кабинета. А мне в ординаторской пришлось рассказывать историю заново, уже коллегам, которые во время моего общения с завотделением стояли в отдалении. Повторил практическим точь в точь, что говорил Романовскому. Все сошлись во мнении, что у меня появился козырь в лице Румянцева, но что Андрей Сергеевич мне это припомнит. Кто бы сомневался⁈

А между тем на следующий день Румянцев лично посетил наше отделение. Заявился он в сопровождении Ардакова, имевшего подобострастный вид.

— А вот и мой спаситель! —воскликнул Николай Кузьмич, увидев, как я выхожу в коридор отделения из палаты. — Здравствуйте, Арсений!

К этому времени к их компании успел присоединиться и Романовский, и когда заместитель начальник облздрава жал мне руку, его, беднягу, чуть не перекосило.

— Только что с рентгена, — продолжал меж тем Румянцев, — на снимке видно, что артерия чиста и поражённый участок ничем не отличается от здоровых. И по-прежнему никаких болезненных ощущений. Ваша иглорефлексотерапия творит настоящие чудеса!

Романовский аж позеленел, но из последних сил заставлял свои губы изображать подобие улыбки.

— Так что, Герасим Иванович, организуете палату для экспериментального лечения? С Добряковым я уже всё согласовал, он дал добро. Глядишь, смертность-то и снизится, и сроки пребывания в отделении пойдут на спад.

Добряков Геннадий Алексеевич был начальником Облздравотдела. Если уж он не против… Ардаков покосился на меня, и согласно закивал:

— Почему бы и не попробовать? В нашей больнице всегда есть место инновациям, мы открыты всему новому и стараемся постоянно внедрять прогрессивные методики в нашу работу.

— Вот и славно, — подытожил Румянцев. — Когда вы этим займётесь?

— Да сегодня же и займёмся, Николай Кузьмич, — чуть ли не стойке «смирно» вытянулся главврач.

— Вот и славно, — повторил свою, видимо, излюбленную фразу Румянцев.

Ардаков не обманул, уже часа полтора спустя, когда он, похоже, окончательно спровадил высокое начальство, главврач снова заявился в отделение, пригласил в кабинет Романовского меня, и поставил нас в известность, как лучше организовать работу с пациентами той самой, пока ещё неизвестной палаты, где планируется внедрять иглорефлексотерапию. И, соответственно, вести наблюдение и делясь результатами с облздравом.

— На самом высоком областном уровне принято решение, что в две палаты будут помещены пациенты с одинаковыми диагнозами и примерно одной возрастной группы, — просветил нас Ардаков. — В одной палате они будут получать традиционное медикаментозное лечение, а в другой — такое же плюс иглорефлексотерапия. Через неделю сравним результаты и доложим в Облздравотдел. Вопросы есть? Нет? Тогда приступайте.

Для параллельного наблюдения взяли палаты №7 и №8. Правда, пациентов пришлось практически наполовину менять, добавляя их из других палат и туда же отправляя «лишних». Каждому было доведено, ради чего это делается, и желающих оказаться в палате, где планировалось применять иглоукалывание, набралось более чем достаточно. Пришлось пообещать людям, что если на первой партии пациентов задумка сработает, то в дальнейшем новая методика будет применяться ко всем желающим.

Я составил график сеансов иглоукалывания, который принялся реализовывать со следующего дня. При этом решил быть честным и перед пациентами, и перед самим собой, отказавшись от применения небесного ДАРа. Я хотел провести чистый опыт, мне и самому было интереснее, насколько эффективным окажется иглоукалывание, несмотря на то, что уже имел представление благодаря лечению иглами соседи и тётки. Там всё сложилось замечательно, и я искренне надеялся, что и сейчас восточная методика проявит себя во всей красе.

Хотя, конечно, волновался. Так бы не терзал себя, реши использовать ДАР в качестве стопроцентной подстраховки, но если уж дал себе слово работать честно — то надо его держать, ничего не поделаешь.

Так что на следующий день после утренней планёрки и обхода приступил к реализации своего нового проекта — спасибо вовремя подвернувшейся стенокардии Румянцева. Четверо пациентов, на каждого от 20 до 40 минут, в зависимости от диагноза. Сеансы проводил в процедурной, когда там было свободно. При этом просил пациентов брать с собой подушки, чтоб было удобнее лежать, а матрас один на всех выпросил у старшей сестры, пообещав вернуть его в целости и сохранности. Всё-таки лежать неподвижно почти час на жёсткой кушетке — это выдержит не каждый, тем более больной человек.

Уже после первого сеанса двое из четырёх тестируемых отметили некоторое улучшение. А ещё одному удалось нормализовать давление, которое пытались понизить третий день с помощью 25-процентного раствора магнезии. По итогам рабочего дня я мысленно потёр руки. Хотелось верить, что мой план сработает и иглорефлексотерапия займёт достойное место в советской науке и в нашей больнице, в частности.

По пути домой купил бутылку «Советского» шампанского, торт «Сказка» и, слегка поколебавшись, попросил отрезать кусок «Пошехонского» на полкило. Того самого, с пластиковыми циферками, вдавленными в сырное тело. И в той жизни сыр любил, и в этой с удовольствием ел, хоть выбор был в разы меньше. Никаких тебе «Дор Блю» и «Маасдам». Впрочем, в продаже помимо «Пошехонского» можно было найти «Голландский», «Российский», «Костромской», брынзу и ещё пару-тройку более редких видов.