— Здравствуйте, товарищи! — привет совал он всех, смущённо улыбаясь. — Успел, можно сказать, заскочить в последний вагон поезда… А, Верочка, и вы тут, добрый день! Как поживает хозяйка «Музыкального киоска»?

— Элеонора Валериановна чувствует себя отлично, — дежурно улыбнулась Звонарёва. — Я ей передам от вас привет.

Элеонора. Да ещё Валериановна… Что же это за деревня такая, где местный житель носил (а может ещё и носит) такое интересное имя? Да и дочку назвали не Матрёной.

Капица вышел вместе с нами на шестом этаже и чуть ли не трусцой засеменил по коридору. Мы двинулись в том же направлении, вдоль ряда дверей с обеих сторон. На каждой имелась табличка, обозначающая, что за ней находится. Над одной из дверей горела надпись: «Не входить! Идёт запись!».

Периодически нам кто-нибудь попадался навстречу, один раз нас обогнали. Мы свернули налево, там находился точно такой же коридор, прошли ещё метров пятьдесят, после чего наконец остановились у двери с надписью: «Студия №5».

Она оказалась небольшой, с тремя камерами, за которыми сейчас никого не было, их объективы были направлены на столик и два стоявших у него кресла. Одно, видимо, для ведущей, а второе, получается, для меня. Повсюду тени, рассеянный свет давала только небольшая лампа в матовом стекле, находящаяся на стене под потолком.

— Сначала сюда, здесь переоденетесь, — завела меня Вера Васильевна в небольшую комнатушку с зеркалами, щёлкнув выключателем. — Вот утюг и гладильная доска. Сами сможете погладить?

— Имею опыт, — хмыкнул я.

Погладить пришлось, но главное, что костюм удовлетворил взыскательному вкусу Веры Васильевны. Далее сюда же была приглашена гримёр — дама бальзаковского возраста, со знанием дела тут же взявшаяся меня пудрить. На всё про всё у неё ушло не больше пяти минут, после чего не отходившая от меня Звонарёва провела меня обратно в студию и усадила в одно из кресел.

— Вам в туалет не нужно отлучиться? — на всякий случай спросила она.

— Пока вроде не хочется.

— Тогда сидите и никуда не уходите, я сейчас приглашу Элеонору Валериановну.

Я и не думал никуда уходить. Подумал, что не помешала бы парочка интересных журналов, чтобы было чем занять досуг. Хотя в такой полутьме читать вряд ли бы получилось.

— Здравствуйте!

Голос раздался откуда-то сбоку, из темноты, я повернул голову и увидел её. Беляева была одета в строгий тёмный костюм с юбкой-карандаш, белую блузку с брошью-камеей на белоснежной блузке. На ногах — чёрные туфельки на невысоком каблучке.

Я невольно встал и изобразил полупоклон:

— Здравствуйте, Элеонора Валериановна! Прекрасно выглядите.

— О, спасибо за комплимент! — она приподняла аккуратно выщипанные брови. — Не ожидала.

— Отчего же? Думали, провинциалы не способны на комплименты женщинам?

— Да вы меня не так поняли, — смутилась она. — Просто… Просто в наше сумасшедшее время людям стало не до комплиментов. Это считается как будто несовременным, мужчина словно бы стесняются сказать женщине, как она хорошо выглядит…. Ну да ладно, возможно, это моё сугубо личное мнение, давайте уже перейдём к делу. Вы подготовили ответы на мои вопросы?

— Подготовил и даже выучил.

— Хорошо, тогда обойдёмся без репетиций, если что — лишнее вырежем, а нужное вклеим.

Тем временем свои места за камерами занимали операторы, загорелся свет в будке за стеклом, прошёл и сел за пульт усатый звукорежиссёр в свитере. Медленно разгорались направленные в нашу сторону софиты, и я уже начинал чувствовать исходящее от них тепло.

— Элеонора Валериановна, готовы? — донёсся из небольших динамиков женский голос.

— Готова, — кивнула Беляева.

— Звукооператор? — спросил тот же голос.

Усатый что-то сказал, мы не услышали, но явно подтверждая свою готовность.

— Операторы?

— Готовы, — ответили все трое вразнобой.

— Тогда начинаем.

Ведущая «киоска» улыбнулась в центральную камеру:

— Здравствуйте, дорогие друзья! Сегодня наш очередной выпуск мы начнём встречей с необычным гостем. Молодым, но талантливым, хотя профессиональным музыкантом он не является. Уверена, что и в лицо вы его точно не узнаете, если, конечно, не знакомы с ним лично. А вот песни, автором которых он является, наверняка слышали все. «Берёзы», «Конь», «Ты неси меня, река», «Позови меня тихо по имени», «Матушка-земля». Зовут этого человека Арсений Коренев.

Она повернулась ко мне, а я краем глаза заметил, что и одна из боковых камер повернулась в мою сторону, и улыбнулся в ответ Беляевой:

— Здравствуйте!

— Арсений, насколько я знаю, вы родом из Пензы, по образованию врач, закончили Саратовский медицинский институт, год работали интерном в районной больнице, а сейчас трудитесь в областной больнице родного города. И раньше, насколько я понимаю, ни музыку, ни песен вы никогда не сочиняли. Что же вас вдруг на это подвигло, да ещё так удачно, что теперь ваши песни известны всей стране?

Я мысленно выдохнул. Предстояло озвучить полностью выдуманную версию про неожиданное вдохновение.

— Это правда, я не заканчивал никаких специальных музыкальных заведений, всё моё образование — это двор и гитара, когда мы подростками распевали популярные в те годы песни, даже пытались петь что-то на английском, подражая ливерпульскому ансамблю «Битлз». Пока учился, в институтском общежитии, бывало, соберёмся у кого-нибудь в комнате, тоже песни поём под гитару. Вот тогда начал первые песни писать. В стол писал, стеснялся показывать. А писал много, но уже тогда понимал, что большинство лучше никому не показывать. И к моменту встречи с руководителем Пензенского областного хора профсоюзов Октябрём Васильевичем Гришиным у меня было всего более-менее приличных четыре песни, которые я ему и спел при встрече.

— А где вы встретились? — последовал неожиданный вопрос.

— Да, кхм, в бане, — после паузы ответил я. — Хор приезжал с концертом в село Куракино, где я тогда находился в командировке, замещал ушедшего на пенсию терапевта, а председатель колхоза пригласил Гришина после концерта попариться. Ну и меня тоже позвал, я Гришину лечебный массаж сделал, спина у него болела. А заодно и напел свои песни. Он за них ухватился, ноты сам написал, обработку сделал, и с парой песен они выступили в Кремле. Так всё и завертелось.

— Как интересно… Получается, вы настоящий самородок, который даже не знает нот?

— Ну, не знаю уж, самородок или нет, — смутился я. — Самородок — это Александра Пахмутова, Чайковский, Мусоргский… И то, что они знали ноты, отнюдь не умаляет их достоинств, напротив… А сочинить незатейливую мелодию могут многие.

— Но вы ещё и слова к этим мелодиям пишите.

— Признаюсь вам и уважаемым телезрителям, что я реально оцениваю уровень своего поэтического дарования. Ничего сверхъестественного, не Пушкин, не Есенин, и даже не Евтушенко.

Простите, уважаемые авторы текстов к песням, что я подарил Гришину, стырил, да ещё и принижаю вас.

— Уважаемые товарищи телезрители, — повернулась она к камере. — Как вы видите, наш гость отличается скромностью, однако, согласитесь, его песни говорят сами за себя. Тем более — это уже достоверная информация — готовится к выпуску диск-гигант, на котором будет представлена и ваша песня «Матушка-земля» в исполнении Людмилы Сенчиной.

Элеонора Валериановна сделал паузу, словно бы ожидая от меня какой-то реакции, и я сказал:

— Это для меня приятная неожиданность.

— Скажите, Арсений, может быть, а вы что-нибудь ещё написали в последнее время?

— Есть кое-что, — уклончиво ответил я. — Мне самому одна вещь нравится, хочется верить, что она понравится и нашим телезрителям.

— А что же это за песня, о чём?

— О чём? — я на несколько секунд задумался. — О любви. Да, как это ни банально звучит, она о самом высоком чувстве, которое только может нас с вами посетить.

Надеюсь, отбоярился, благо что 90% песен, звучащих на нашей эстраде, действительно о любви. Даже если это любовь к Родине.