В это время со всех сторон стекаются негры и местные жители с большими чашами, чтобы собрать млечный сок, который сверху желтеет и загустевает. Одни выпивают сок тут же под деревом, другие относят его своим детям. Можно подумать, что перед вами семья пастуха, распределяющего молоко своих коров.

Palo de Vaca не только служит примером безграничного плодородия и щедрости природы в жарком поясе, но и разъясняет нам многочисленные причины, способствующие в этом прекрасном климате беззаботной лени человека. Мунго Парк познакомил нас с масляным деревом провинции Бамбара, которое, по предположению Декандоля, принадлежит к семейству сапотовых, подобно нашему молочному дереву.

Бананы, саговая пальма, мауриция с берегов Ориноко – такие же хлебные деревья, как Rima Sonner [Artocarpus Forst.] Южного моря. Плоды Crescentia L. и Lecythis Loefl. употребляются в качестве сосудов; цветочные влагалища пальм и древесная кора служат шляпами и одеждой, которые не надо шить.

Узлы или, скорее, внутренние перегородки бамбуковых стволов заменяют лестницы и облегчают на тысячу ладов постройку хижины, изготовление стульев, кроватей и другой мебели, составляющих достояние индейца. Среди столь богатой растительности, дающей столь разнообразные продукты, нужны очень могущественные причины, чтобы заставить человека трудиться, чтобы пробудить его от летаргии, чтобы развились его умственные способности.

В Барбуле выращивают какаовые деревья и хлопок. Мы увидели там – что чрезвычайно редко в здешних краях – две большие машины с цилиндрами для отделения хлопка от семян; одна из них приводится в движение гидравлическим колесом, другая – приводом и мулами.

Управляющий усадьбой, который построил эти машины, был уроженцем Мериды. Он знал дорогу, ведущую из Нуэва-Валенсии, через Гуанаре и Мисагуаль, в Баринас, а оттуда через ущелье Кальехонес к Paramo Мукучиес и горам Мерида, покрытым вечным снегом.

Сведения, которые он нам дал относительно того, сколько времени необходимо, чтобы добраться из Валенсии через Баринас до Sierra-Nevada[54], а оттуда через гавань Торунос и по реке Санто-Доминго в Сан-Фернандо-де-Апуре, оказались для нас чрезвычайно ценными.

В Европе вряд ли могут представить себе, как трудно бывает получить точные данные в стране, где путешествуют так редко и где имеют обыкновение преуменьшать или преувеличивать расстояния в зависимости от того, хотят ли приободрить путешественника или отговорить его от намеченного плана.

Итак, мы вернулись из Барбулы в Гуакару, чтобы попрощаться с почтенным семейством маркиза дель Торо и провести еще три дня на берегах озера. Это были последние дни масленицы. Все дышало весельем. Игры, которым предавались и которые называют играми carnes tollendas, принимают иногда несколько дикий характер. Одни ведут осла, груженного бочкой с водой, и повсюду, где им попадается открытое окно, поливают с помощью насоса комнаты.

У других бумажные трубки, наполненные волосками Picapica или Dolichos pruriens L. [Mucuna pruriens DC]; дуя в трубки, они осыпают лица прохожих волосками, которые вызывают сильный зуд кожи.

Из Гуакары мы возвратились в Нуэва-Валенсию. Там мы встретили несколько французских эмигрантов – единственных, виденных нами в испанских колониях за пять лет. Несмотря на узы крови, связывающие королевские фамилии Франции и Испании, даже французским священникам не разрешалось укрываться в этой части Нового Света, где человеку так легко найти для себя пропитание и приют.

По ту сторону океана только Соединенные Штаты Америки предоставляли убежище всем несчастным. Правительство, которое сильно потому, что оно свободно, доверчиво, потому, что оно справедливо, не боялось принимать изгнанников.

Прежде чем покинуть долину Арагуа и соседние берега, нам остается рассказать о какаовых деревьях, во все времена считавшихся главным источником процветания здешнего края. В конце XVIII столетия в провинции Каракас производилось ежегодно 150 000 фанег; из них 30 000 потреблялось в самой провинции, а 100 000 в Испании.

Считая даже, что фанега какао, по кадисским ценам, стоит всего 25 пиастров, мы получаем, что общая стоимость какао, вывозимого из шести гаваней Каракасской Capitana general, достигает 4 800 000 пиастров.

В настоящее время какаовое дерево не растет в диком виде в лесах Терра-Фирмы к северу от Ориноко; оно начало нам попадаться лишь за порогами Атурес и Майпурес. Особенно много какаовых деревьев у берегов Вентуари и на Верхнем Ориноко между Падамо и Гехетте.

Незначительное количество дикорастущих какаовых деревьев в Южной Америке к северу от 6-й параллели представляет очень любопытное и до сих пор малоизвестное явление из области географии растений. Оно вызывает особое удивление, потому что на основании годового сбора урожая число плодоносящих деревьев на какаовых плантациях провинций Кумана, Нуэва-Барселона, Венесуэла, Баринас и Маракаибо исчисляется в 16 миллионов с лишним.

Дикорастущее какаовое дерево очень ветвисто и покрыто густой темной листвой. Оно приносит чрезвычайно мелкие плоды, похожие на плоды той разновидности, которую древние мексиканцы называли Tlalcacahuatl [какауатль].

Пересаженное на canucos индейцев на берегах Касикьяре и Риу-Негру, дикое дерево сохраняет на протяжении многих поколений ту растительную жизненную силу, которая заставляет его плодоносить, начиная с четвертого года, в то время как в провинции Каракас урожай собирают лишь с шестого, седьмого или восьмого года.

Там какаовые деревья внутри страны плодоносят в более позднем возрасте, чем на побережье и в долине Гуапо. На Ориноко мы не встретили ни одного племени, приготовляющего какой-либо напиток из зерен плода какаового дерева. Индейцы высасывают мякоть боба и выбрасывают зерна, кучи которых нередко находят в том месте, где они останавливались.

Хотя на побережье считают chorote – очень слабый настой какао – чрезвычайно древним напитком, ни одно историческое свидетельство не подтверждает, что до появления испанцев индейцам Венесуэлы был известен шоколад или вообще какое-нибудь применение какао.

Мне кажется более вероятным, что плантации какаовых деревьев в провинции Каракас были созданы в подражание мексиканским и гватемальским плантациям и что выращиванию какаового дерева, молодые насаждения которого защищаются листвой эритрины и бананов, приготовлению плиток шоколада и употреблению напитка того же названия испанцы, жившие в Терра-Фирме, научились благодаря торговым сношениям с Мексикой, Гватемалой и Никарагуа – тремя странами с населением тольтекского и ацтекского происхождения.

До XVI столетия путешественники сильно расходились во мнениях относительно шоколада. Бенцони в своем наивном стиле говорит, что это скорее напиток da porci, che da huomini[55]. Иезуит Акоста уверяет, будто «испанцы, живущие в Америке, безумно любят шоколад, но что нужно привыкнуть к этому черному напитку, чтобы не испытывать тошноты при одном виде пены, всплывающей как дрожжи в бродящей жидкости».

Он добавляет: «Мексиканцы относятся к какао с таким же суеверием (una supersticion), с каким перуанцы относятся к кока». Эти суждения напоминают предсказания мадам де Севиньи относительно употребления кофе. Фернандо Кортес и его паж, gentilhombre del gran Conquistador[56], воспоминания которого опубликовал Рамузио, напротив, хвалят шоколад не только как приятный, хотя и приготовленный холодным способом напиток, но в особенности как питательное вещество.

«Тот, кто выпил чашку его, – говорит паж Эрнана Кортеса, – может путешествовать целый день без всякой иной пищи, особенно в жарких странах, ибо шоколад по своей природе прохлаждающее питье». Мы не согласны с последней частью этого утверждения; однако вскоре, во время плавания по Ориноко и восхождений на вершины Кордильер, нам представится случай воздать хвалу полезным свойствам шоколада.