– Помню, в школе все ненавидели рыбные дни, – говорил я, прожёвывая кусок пирога. – Ничего не хочу сказать плохого про поваров из школьной столовой, они готовили из того, что им давали, но в такие дни все старались брать с собой бутерброды. Если бы в столовой кормили так, как готовите вы – по четвергам там творилось бы настоящее столпотворение.
– Спасибо, молодой человек, вы мне льстите, – чуть раздвинула губы в улыбке пожилая женщина, а в глазах её заплясали смешинки. – Давайте я вам ещё пирога положу.
– Не уверен, что осилю… А, ладно, давайте. Очень уж вкусно.
Сама Марта Генриховна почти ничего не ела. Немного ухи похлебала, да чаю себе навела с маленьким кусочком пирога. Заранее извинилась за то, что будет вести беседу во время еды, мол, так вообще-то не принято, но, учитывая, что я тороплюсь, воспользовавшись случаем, захотела обо мне выведать побольше. А мне скрывать было нечего, кроме того факта, что моё сознание принадлежит старику из будущего. Вкратце пересказал события своей жизни за последние полтора года, с того момента, как угодил в самого себя 15-летнего.
Она и о себе кое-что успела рассказать. Оказалось, я не ошибся, присутствовала в ней «белая кость», её папа был царским офицером, который перешёл на службу к красным. После гражданской учил курсантов пехотного училища, потом перебрался с семьёй в Москву, а в 38-м был арестован и больше они с мамой его не видели.
Год спустя Марта вышла замуж за инженера, в 40-м на свет появилась дочь, которую они с мужем назвали Олей. Супруг в 41-м ушёл на фронт и не вернулся, вскоре от ишемической болезни сердца скончалась и мама, Марта осталась одна с маленькой дочкой на руках. Но ничего, выпестовала, жалеет только, что Оля так и не подарила ей внуков. Хотя… Вдруг успеет ещё, вроде с каким-то мужчиной встречается. Всё это Марта Генриховна мне рассказывала так откровенно, словно перед ней сидел взрослый и, мало того, близкий человек, которому можно доверить некоторые семейные секреты. Может быть, просто некому было выговориться.
– Кстати, эти сценарии – они по вашим книгам? – поинтересовалась она, закончив свою часть повествования.
– Да, один по продолжению того романа, на основе которого сейчас Ростоцкий снимает фильм. Что-то мне подсказывает, что картина получится более чем успешной и зритель с нетерпением будет ждать выхода экранизации второй части. Кстати, в журнале «Юность» продолжение уже публикуется. А второй сценарий – по книге, которой ещё только, надеюсь, предстоит выйти в издательстве «Молодая гвардия».
– И о чём она, если не секрет?
Озвучил собеседнице синопсис романа «Ладожский викинг», Марта Генриховна выслушала меня, приподняв аккуратно выщипанные брови.
– Я всегда любила читать исторические романы, у меня собран весь переведённый на русский язык Сенкевич, с удовольствием приобрету и вашу книгу. А если получится – оставите автограф.
– Договорились, – улыбнулся я. – Большое спасибо за обед, это было потрясающе вкусно, но мне пора бежать. Через два часа за мной приедут, нужно подготовиться к выступлению.
– Что ж, счастливо вам выступить, молодой человек! А насчёт сценариев не переживайте, я всё передам… А давайте я вам пирога с собой заверну! У вас есть в номере холодильник? Вот туда и положите, а после концерта или с утра покушаете. Не благодарите, вы мне понравились, а я, знаете ли, научилась за свои 73 года разбираться в людях.
Богатиков к моему возвращению вальяжно возлежал в халате на постели, листая журнал «Огонёк».
– Будете рыбный пирог?
– А что, не откажусь. Где купил?
Вкратце пересказал историю знакомства с мамой помощницы Ростоцкого, устроившей сегодня рыбный день.
– М-м-м, обалденно вкусно! Моя мама, правда, готовит по-другому, из кефали, но этот по-своему прекрасен.
В 15.50 мы с Богатиковым миновали Троицкие ворота, предъявив принесённые вчера вечером Ольгой Вячеславовной пропуска, а ещё пять минут спустя наши ноги ступили на плиты из мраморной крошки в фойе Кремлёвского Дворца съездов. Ольга Вячеславовна, как и обещала, встретила нас сразу за массивными дверьми, а я словил изучающий взгляд от стоявших рядом милиционера и мужчины в тёмном костюме, у которого что-то чуть заметно оттопыривалось в районе левой подмышки. Что именно – понятно и без слов, и ведомственная принадлежность товарища для меня не была секретом.
– С утра, надеюсь, распелись? – вместо приветствия спросила она.
– Есть немного, – ответил Богатиков.
– Ага, – поддакнул я.
Так-то я имел понятие ещё по прошлой жизни, как нужно распеваться, но зачем распеваться с утра, если выступать вечером? Качественная распевка сохраняется несколько часов, и я планировал заняться этим в гримёрке или каком-то другом помещении, подальше от чужих глаза, чтобы никому не мешать, и чтобы не мешали мне. А Ольга Вячеславовна пусть думает, что я уже распелся. В данный момент её больше волновал мой образ. Богатиков прибыл со своим фраком, который был втиснут в большой портфель, и мы вдвоём были препровождены в огромную костюмерную.
Костюмершей оказалась маленькая, шустрая женщина, предложившая обращаться к ней просто Маргарита.
– Мастер и Маргарита жили в Москве былой… – напел я негромко себе под нос строчку припева из ещё ненаписанной песни Николаева.
– Что вы говорите?
– Это я так, распеваюсь.
Между тем костюмерша первым делом прогладила фрак моему спутнику, а затем взялась за меня. Окинула мою фигуру профессиональным взглядом и спустя минуту я уже облачался в чёрный костюм и блестящие чёрные полуботинки. В общем-то, с таким же успехом я мог бы и свой костюм привезти, этот даже оказался слегка тесноват в плечах. Но Маргарита заявила, что он сидит на мне превосходно, теперь осталось его лишь отгладить, что она и проделала довольно споро. Затем мне устроил смотрины Шароев. Тот мой внешний вид одобрил и отправил готовиться к праздничному концерту. А костюмерша напомнила, чтобы после выступления я не забыл вернуть костюм.
Гримёрка нам досталась на пару с Богатиковым. Видно, так и будем идти тандемом. Ну и ладно, не самый плохой сосед, нормальный мужик, без выпендрёжа и звёздной болезни. Столики с прямоугольными зеркалами и настольными лампами на гибком штативе стоят напротив друг друга, но меня предупредили, что ко мне зайдёт гримёр, и чтобы я с собой до этого ничего не делал. А я и не собирался.
В ожидании гримёра решил и впрямь немного распеться. Чтобы не мешать Богатикову, отправился искать свободное помещение, в итоге нашёл какой-то закуток, в котором можно было распеться за закрытой дверью.
Основные принципы любительской распевки я и так знал. Начал с зевания, затем задействовал мышцы кора[4], расслабил плечевой пояс, сделал несколько дыхательных упражнений, постарался расслабить напряжение мышц челюсти и рта. Затем мычание в нижнем диапазоне на выдохе, после то же самое упражнение с открытым ртом, со звуком «а-а-а». Промычал «до-ре-ми» вверх и вниз, разогрел губы, исполнил так называемую песню сирены. Закончил скороговорками.
Профессионалы используют более серьёзную технику, но мне хватало и этого. Когда уже заканчивал, сделал небольшую паузу, в этот момент дверь открылась и в дверном проёме показалась Эдита Пьеха.
– Ой, простите, я думала, здесь свободно. А то мы в одной гримёрке с Людой Белобрагиной, когда она распевается – лучше самой распеться где-нибудь в другом месте.
– Ничего страшного, Эдита Станиславовна, я как раз заканчивал. Заходите и распевайтесь сколько душе угодно.
– Спасибо большое… Максим, кажется? Спасибо ещё раз!
Решил посмотреть сцену. Пока здесь суетятся лишь технические работники, в зале тоже мельтешат какие-то люди. Трибуны для членов ЦК КПСС убраны, сегодня сцена отдана во власть артистов.
– Молодой человек, вы что здесь делаете?
О, ещё один чекист нарисовался. Непроницаемое лицо, руки по швам, но я уверен, что он в любой момент готов выхватить из спрятанной подмышкой кобуры пистолет и открыть огонь.
