– Вы видели статуи, сенатор?

– Статуи, ваше величество?

Губы Императора едва заметно дрогнули – он произнес беззвучную команду. Разбитое на фасетки небо потемнело. Воздух стал прохладнее, и вокруг Оксам и монарха возникли силуэты. «Ну конечно, – догадалась Оксам, – этот величественный алмазный свод – не просто для красоты, в нем – плотная сеть синестезических проекторов». А сам сад представлял собой громадный воздушный экран.

Сенатор и Император оказались на обширной каменистой равнине. Несколько столбов солнечного света подсвечивали взвесь мелких частиц – то была пыль от гор зерна, возвышавшихся со всех сторон. В полумраке поблескивали статуи, высеченные из какого-то гладкого черного камня. Их поверхность, казалось, была намазана жиром. Статуи изображали зверей, сидевших прямо, как домашние кошки, аккуратно сдвинув передние лапы и подвернув хвост. Их вытянутые морды хранили выражение полнейшей безмятежности, а тела отражали геометрические пропорции примитивной доисторической математики. Конечно же, это были божества – древнейшие тотемы-обереги.

– Таковы были спасители человечества, – сказал Император. – Это видно по их глазам.

Сенатору Оксам глаза статуй показались слепыми и пустыми – безликими черными кругами, внутри которых человеку можно было прочесть лишь свое собственное безумие.

Император поднял указательный палец. Еще один сигнал.

Некоторые из пылинок увеличились, загорелись собственным светом. Задвигались, выстроились в силуэт, очертания которого были чем-то знакомы Оксам. Созвездие ярких огоньков образовало огромное колесо, и это колесо медленно завертелось вокруг сенатора и владыки. Через несколько мгновений Оксам поняла, что это такое. Она видела эту фигуру всю свою жизнь – на воздушных экранах, на ювелирных украшениях, на двухмерных снимках государственного флага в Сенате, на гербе Империи. Но ей никогда не доводилось оказываться внутри этой фигуры – хотя нет, не так: она, наоборот, всегда находилась внутри нее. Это были тридцать четыре звезды, тридцать четыре солнца Восьмидесяти Планет.

– Вот наши новые запасы зерна, сенатор. Материальное благополучие и население почти пятидесяти солнечных систем, техника, с помощью которой мы можем подчинить эти ресурсы нашей воле. Бесконечно долгая жизнь и время, которого хватит для того, чтобы сотворить новую философию, а она ляжет в основу новой астрономии, математики, письменности. Но этому процветанию снова угрожают извне.

Нара Оксам смотрела на Императора в темноте. Неожиданно его воззрения и увлечения перестали казаться столь уж безвредными.

– Риксы, ваше величество?

– Риксы, эти почитатели паразитов, – прошипел Император. – Их безумная религия заставляет их заражать все человечество гигантскими разумами. И снова Закон Паразитов: наши богатства, наши колоссальные резервы энергии и информации привлекают из пустынь орды паразитов – паразитов, жаждущих истребить нашу цивилизацию, пока она еще не достигла обетованных высот.

Несмотря на то, что противоэмпатический браслет притуплял ее чувствительность, Нара все же ощущала владеющую Императором страсть, до нее доходили волны паранойи, гулявшие по его могущественному сознанию. Помимо собственной воли она все-таки оказалась застигнутой врасплох – настолько неожиданно и виртуозно Император вывел разговор к этой теме.

– Сир, – осторожно проговорила Оксам, размышляя о том, смогут ли привилегии, полагавшиеся ей как сенатору, реально защитить ее от маниакальных поступков этого человека. – Я не представляла, что феномен гигантских сетевых разумов настолько разрушителен. Планеты, где поселяются такие разумы, в материальном отношении не страдают. На самом деле некоторые даже сообщают о большей эффективности в плане передачи информации, об улучшении систем контроля за водными ресурсами, о снижении числа аварий воздушного транспорта.

Император покачал головой.

– Но что при этом теряется? Непроизвольные, случайные коллизии данных, питающие сетевой разум, – это ведь сама культура человечества. Этот хаос – не какой-то периферический побочный продукт, он и есть суть человечества. Мы не узнаем, какие эволюционные сдвиги никогда не произойдут, если превратимся в бездумные сосуды для этих компьютерных программ-мутантов, этих гадин, которых риксы осмеливаются называть разумом.

Оксам чуть было не указала на очевидное – на то, что Император, осуждая риксов, приводил те же самые аргументы, с помощью которых секуляристы возражали против его бессмертного правления: живые божества никогда не приносили пользы человечеству. Но Оксам сдержалась. Даже в состоянии апатии она ощущала его убежденность, его странную фиксацию на собственных мыслях. Она понимала, что обращать внимание Императора на слабое место в его доктрине сейчас ни к чему. Риксы и их гигантские разумы были личным кошмаром Императора. Оксам попыталась предпринять менее очевидную атаку.

– Сир, партия секуляристов никогда не ставила под вопрос вашу тактику препятствования распространению гигантских разумов. В коалиционном правительстве мы держали твердую позицию во время Вторжения риксов. Но на дальних границах все было спокойно почти целое столетие, не правда ли?

– Это хранилось в секрете, хотя наверняка до вас доходили какие-то слухи за последние лет десять. Но риксы снова выступили против нас.

Император поднялся и указал в темноту. Вращающееся колесо остановилось и заскользило по воздуху. К Императору приблизились Дальние Пределы его владений. Одна из звездочек легла на подушечку вытянутого пальца монарха.

– Это Легис-XV, сенатор. Несколько часов назад риксы атаковали эту планету, небольшими силами, но весьма решительно. Самоубийственная атака. Их цель состояла в том, чтобы взять в плен мою сестру, Дитя-императрицу, и держать ее в заложницах, покуда они будут распространять по планете гигантский разум.

На несколько мгновений все другие мысли покинули сознание Нары Оксам. «Война», – вот все, о чем она могла думать. Дитя-императрица в руках врагов. Если с ней что-то случится, «серые» поднимут грандиозную политическую бурю, после которой вооруженный конфликт станет неизбежен.

– Так вот, мой повелитель, почему лоялисты сделали такой крен в сторону милитаризации экономики, – наконец выдавила Оксам.

– Да. Мы не можем полагаться на то, что эта атака случайна и единична.

Эмпатический дар позволил Наре Оксам уловить вспышку раздражения Императора.

– С вашей сестрой все в порядке, сир?

– Неподалеку стоит наготове фрегат, готовый приступить к спасательной операции, – ответил Император. – Собственно, капитан уже начал ее. Результаты будут нам известны в течение часа.

Он погладил кошку. Оксам ощутила его уверенность и решимость. Быть может, он уже знал об исходе спасательной операции и просто не говорил ей об этом.

И тут Оксам поняла, что ее партии грозит страшная опасность. Ей нужно было дать отвод своему пакету законопроектов до того, как просочатся новости о диверсии риксов. Как только об этой возмутительной акции станет известно широкой общественности, ее демарш против «серых» покажется изменническим. Император и ей лично, и всей партии своим предупреждением дал фору.

– Благодарю вас, сир, за то, что вы рассказали мне об этом.

Он положил руку ей на плечо. Даже через плотную ткань сенаторской мантии Оксам ощутила холод этой руки, ее мертвенность.

– Сейчас не время нам бороться друг с другом, сенатор. Вы должны понять: мы не имеем ничего против вашей партии. Мертвые и живые нужны друг другу, во дни мира и во время войны. Будущее, к которому мы стремимся, – это не могила.

– Конечно, нет, сир. Я немедленно отведу законопроекты.

Произнеся эти слова, Оксам вдруг поняла, что Император даже не попросил ее об этом. «Вот в этом и состоит истинная власть, – подумала она. – Когда твои желания удовлетворяются, а тебе даже не нужно приказывать».

– Благодарю вас, Нара, – сказал он, и она перестала ощущать в нем остервенелого маньяка. К Императору вновь вернулось былое монаршее спокойствие. – Мы питаем большие надежды в отношении вас, сенатор Оксам. Мы знаем, что ваша партия будет плечом к плечу с нами в этой битве с риксами.