И настолько ли я была мертва, если брошенное Ярангиром «Я уйду», заставило сжать зубы, сдерживая стон от той горечи, которой пронзили меня эти слова?

И пусть это еще не было воскрешением, а лишь ощущением жизни после того, как почувствовал небытие… Пусть это было только первым глотком после терзающей горло жажды, случайным прикосновением возлюбленного, пронзающим тело желанием, но это… было.

Одновременно сладостное и мучительное. Заставляющее осознавать и действовать. И я не хотела сопротивляться тому, что со мной происходило. Потому что в этом было больше меня, чем в той, которая готова была сдаться. Потому что, призывая смерть, я все равно хотела жить. И… бороться. За право идти вперед, за возможность увидеть мужа, детей, друзей, за то, чтобы быть счастливой.

Не понимая, зачем и почему я это делаю, я вытянула руки, словно обнимая ладонями рукоять меча, ища опору, которой мне сейчас не хватало. Чувствуя, как за моей спиной невидимыми крыльями взмывает моя сила, как вспыхнувшая жаром кровь согревает мое тело, как домашним питомцем сворачивается у моих ног Пустота, признавая меня своим хозяином.

И в моем сердце не было удивления, когда тяжесть Пронзающего заставила меня привычно напрячься, принимая его мощь, слившуюся с моей.

– Так вот как выглядит легендарный меч рода Там’Аринов.

Вилдор стоял в нескольких шагах от меня и улыбался. С трогательной нежностью, за которой чувствовалось удовлетворение. Его лицо было открыто, брошенное небрежно набиру лежало рядом на траве.

Я кинула быстрый взгляд вокруг, уже и так догадавшись, что здесь мы одни. И меня это нисколько не удивляло.

– Зачем?

Хрипло спросила я, ощущая, как меч дрожит в нетерпении пролить кровь и не сводя глаз с его лица, не кажущегося мне в этот миг застывшей маской. Видя то, что было яснее слов, которые он мог бы произнести, – он радовался, видя меня такой.

– В моих планах ты должна одержать победу, и я не мог позволить тебе отступить, признавая поражение, – продолжая улыбаться, ответил он, подходя ко мне ближе.

И в том, как он при этом посматривал на мой меч, было лишь искреннее любопытство, но не опасение, что я могу им воспользоваться. Впрочем, безоружным он не был, а насколько быстро он сумеет пресечь мою атаку, я знала. Хотя присутствие родового меча в моих руках делало итог схватки совершенно непредсказуемым.

– И что теперь? – Я глубоко вздохнула, успокаивая и дыхание, и рвущийся в бой Пронзающий.

– Теперь? – Его улыбка стала плотоядной. – Ты отпустишь меч, и мы сделаем то, ради чего тебя сюда привел Ярангир.

Его заявление не ранило меня, несмотря на то, что ясно давало понять, – его игра продолжается. Силы вернулись ко мне. А осознание того, что у меня еще есть время, чтобы разобраться в намерениях Вилдора, добавляло уверенности. Да и нашедший дорогу ко мне Пронзающий вполне мог стать весомым аргументом в нашем с ним противостоянии.

– Почему он исполнил твой приказ? – надеясь в душе, что он не посмеется над моей глупостью и пользуясь его благодушным настроением, решила уточнить я.

– Это не был приказ. – Мое недоумение отразилось россыпью искр в его глазах, но он не позволил себе усмехнуться. – Мне достаточно было попросить его об этом, напомнив, что следы его сына затерялись где-то на Лилее.

– У Ярангира есть сын?! – было похоже, что Вилдор решил поиграть в откровенность.

И даже если меня это и смущало, то от той апатии, которая душила меня еще совсем недавно, уже не осталось и следа.

– Да. И многообещающий. – Он замолчал, взглядом напоминая мне про меч. И, дождавшись, когда тот растает в зыбком мареве, с явным удовольствием продолжил, медленно направившись в сторону озера: – Он командовал мобильной группой, которая готовила переворот у темных эльфов.

Заметив, как я в растерянности замерла, он остановился и, опережая мой вопрос, с притворным сожалением начал рассказывать.

– В вашем роду не все отличаются таким бескорыстием, как знакомая нам с тобой принцесса Д’Тар. Жена правителя Элильяра всегда стремилась к власти, а уж когда появилась ты и угроза того, что ее муж уйдет на покой, оставив за себя старшего из сыновей, не питавшего к маменьке трепетных чувств, совсем потеряла рассудок. Нам оставалось лишь подтолкнуть ее к нужному решению.

– Элильяр об этом знал, – мрачно перебила его я, вспоминая все, что творилось перед тем, как мы покинули Лилею.

Вот только он не удивился моим словам.

– Он всегда вызывал у меня уважение, – словно говоря о лучшем друге, заметил Вилдор, рождая в моей голове множество новых вопросов. – И я даже огорчился, когда мне доложили о его разладе с сыном, не сразу сообразив, что это была весьма успешная попытка убрать вас и детей из столицы, когда все это и произойдет.

Моему удивлению не было предела. Нет, я, конечно, отдавала себе отчет в том, что Вилдор, чтобы так долго держать своих подданных в руках, должен обладать не только запредельными физическими данными и впечатляющим магическим потенциалом… Но знать о том, о чем не смог догадаться хорошо знающий своего отца Олейор… Это вызывало замешанное на паническом ужасе восхищение.

– И чем все закончилось? – настороженно уточнила я, чувствуя, как гулко бьется мое сердце в груди.

К счастью, он не стал тянуть с ответом. И по той гамме чувств, что отразилась на его лице, можно было догадаться – от всего этого он получает огромное удовольствие.

– Эта длинная история, стоившая мне частично разгромленной стационарной базы на Лилее, исчезнувшего вместе со своей возлюбленной Закираля, – он остановился, взглядом уточняя, поняла ли я, о ком он говорит, и, посчитав, что мое смущение означает согласие, продолжил, – попавшего в плен благодаря твоему сыну коммандера и двух его теров. Все остальные потери на фоне этих выглядят сущими мелочами.

Теперь мое сердце уже не билось – оно металось испуганной пташкой, туманя мой взгляд и не давая дышать. После вестей о муже – упоминание о Сашке.

Спокойное, небрежное, словно не для того, чтобы ранить, а дать возможность услышать, избавить от беспокойства, от той неизвестности, что не менее страшна, чем горькая правда.

– И этим попавшим в плен коммандером и был сын Ярангира? – с трудом сдерживая срывающийся голос, уточнила я.

Он сначала кивнул и лишь потом произнес то, что уже подтвердил.

– Да. И насколько мне известно, твой сын уже знает о том, что его ученик является вашим родичем.

– Ученик?! – Мое волнение было слишком сильным, чтобы я могла его удержать.

А его смех – ярким, звонким и легким.

– Мое удивление, когда мне об этом сообщили, было не меньшим. Вот только у меня не было твоего преимущества – я не мог его демонстрировать.

Он проговорил это, продолжая смеяться, и если до этого я еще пыталась сдерживаться, то, представив себе воочию то, что он мог испытывать, засмеялась тоже. И оттого, что Вилдор понимал, над кем именно я смеюсь, и делал это вместе со мной, между нами словно протянулась тоненькая нить.

И ничего с этим поделать было нельзя.

– Ты хочешь сказать, что тебе известно все, что происходит на Лилее?

Наш переход от изысканной вежливости к непринужденности оказался неожиданно естественным. Но это не означало, что в моих глазах он перестал быть врагом. Хотя и стоило признать, что я никак не могла сложить своего представления о правителе Дарианы. И то, что он давал в себе увидеть, было слишком противоречивым, склоняя меня к выводу о том, что понять его невозможно. Оставался лишь один путь для познания – чувства.

– Не настолько, как мне бы этого хотелось. А после того, как твой сын развил бурную деятельность, пользуясь своими новоприобретенными способностями, моей разведке приходится очень туго. Но где сейчас находятся Вэон и Амалия, мне известно.

И вновь я не услышала подтекста за произнесенными именами моих младших. Но прежде, чем я осознала, что это вызывает скорее страх, чем что-либо другое, он с успокаивающей улыбкой заметил: