Разные значения имеет термин "история" в науках об обществе. Наиболее часто историю понимают как минувшую социальную действительность, события и свершения прошлой общественной жизни людей, будь то строительство египетских пирамид, первая мировая война или карибский кризис. Считается, что люди и их дела становятся историей, отдаляясь во времени, уходя в прошлое, оставляя свой след в судьбах и памяти живущих поколений.
Историей именуют также не только прошлую жизнь людей во времени, но и знание об этой жизни, ту область человеческого познания, которая устанавливает, классифицирует и интерпретирует свидетельства о том, что случилось некогда с людьми на долгом и трудном пути развития человечества, образующих его стран и народов. Именно этот смысл слова имеют в виду, когда говорят, к примеру, о "доисторических временах", подразумевая тот период развития человечества, когда была реальная, но еще не было "писаной" истории, сложившейся со временем в особое занятие профессионалов-историков.
Существуют, наконец, вполне определенные философские интерпретации термина - значительно более широкие, чем привычные многим историкам ассоциации истории с "делами давно минувших дней" и "преданиями старины глубокой". В трудах Гердера, Гегеля, Вебера, Ясперса, Арона и других мыслителей понятие история используется в связи с ключевыми категориями социальной философии, раскрывающими сущность и специфику общественной жизни, реальные формы ее протекания.
Так, достаточно часто понятие история используется как синоним понятия "социум", социальной реальности вообще. Так бывает, когда философ противопоставляет миру природных реалий "мир человеческой истории", рассуждает, к примеру, о "предыстории человечества", имея в виду отнюдь не Марксово "царство несвободы", а фазы процесса "гоминизации", предшествовавшие появлению человека и вместе с ним общества. Философы нередко говорят о "законах истории", имея в виду не законосообразность исторических событий, вызывающую острейшие споры среди историков, а законы социума в их субстанциональном отличии от законов природы и т.д. и т.п.
Нужно сказать, что такая синонимизация понятий, расширяя стилистические возможности философа, в целом безобидна для науки, не создает для нее особых трудностей, путаницы, противоречий.
Иначе обстоит дело, когда под псевдонимом "история" выступает не социум, а общество как организационная форма его существования; когда понятие "история" становится синонимом понятий "развитие общества", "общественный процесс", характеризует самодвижение общества и образующих его сфер на социально-философском и социологических уровнях его рассмотрения.
Мы имеем в виду ситуацию, когда историей называют не поток сменяющих друг друга социальных событий - конкретных войн и мирных договоров, географических экспедиций и научных открытий, а становление, развитие и смену устойчивых безличных структур духовной и практической деятельности.
Так, историей могут называть фазы экономического развития обществ, связанные с заменой латифундизма колонатом, барщины - оброком или тейлоризма - системой "человеческих отношений" в промышленности. Или же, говоря о развитии искусства, именовать историей не хронологию конкретных творений, а размытый во времени процесс становления и смены эстетических стилей, таких, как готика или барокко. Историю науки опять-таки могут понимать не как хронологию конкретных открытий, а как смену глобальных научных парадигм, таких, как геоцентризм или гелиоцентризм, креационизм или эволюционизм и т.д.
Мы видим, что речь идет об "истории", из которой исчезают "имена людей и целых народов", истории, в которой действуют не живые человеческие индивиды - рыцари Алой и Белой Розы или инсургенты Гарибальди, а безличные социальные статусы типа "феодал", "пролетарий", "буржуа" и пр. Речь идет об "истории", в которой безраздельно господствуют жесткие детерминационные связи, "историческая необходимость", не зависящая от воли людей - напротив, предписывающая им необходимые чувства, мысли и поступки.
Такое употребление термина "история" уже не столь безобидно, поскольку способно создать у читателей извращенное, "социологиза-торское" представление о реальной истории человечества, которое превращает ее в поле действия неких безличных социальных сил, всецело господствующих над человеческими судьбами.
Именно такую "историю" десятилетиями преподавали в советской школе, разбавляя социологические откровения о "классовой борьбе угнетенных против угнетателей", "переходе капитализма в высшую стадию империализма", "победе социализма" и пр. жидким "фактическим материалом", призванным проиллюстрировать "подлинное понимание" человеческой истории.
В чисто научном плане такая интерпретация "истории" чревата смешением различных уровней социального познания, способным нанести самый серьезный ущерб теории. Остановимся кратко на этой проблеме, требующей четкого соотнесения категорий "общество" и "история".
Выше, говоря об обществе, мы определили его как динамическую систему, способную менять формы своей экономической, социальной, политической, духовной организации. Мы говорили, что задачей социальной философии и социологии является анализ причин, источников, механизмов и форм социокультурного изменения, присущих и обществу вообще, и определенным типам социальной организации, и конкретным социальным организмам.
Так, обращаясь к проблемам социальной динамики, философская теория общества может и должна, к примеру, рассмотреть наиболее общие законы смены форм социальной организации, на существовании которых настаивают многие теоретики (будь то Питирим Сорокин, убежденный в существовании "закона ограниченных возможностей социокультурного изменения", или Карл Маркс, отстаивающий "закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил"). Социальная философия может и должна сопоставлять механизмы эволюционного и революционного способов социальной трансформации, изучать их сравнительную "креативность" и т.д. и т.п.
Возникает, однако вопрос: можно ли считать, что, занимаясь этой и подобной проблематикой, социальная философия тем самым изучает некий отличный от "общества" феномен человеческой "истории"?
Очевидно, что ответ будет отрицательным. Мы интуитивно понимаем, что предметом философского рассмотрения в данном случае является не история, а абстрактная "надысторическая" способность к саморазвитию, присущая обществу вообще, т.е. любому обществу независимо от его конкретно-исторических территориальных, временных, этнических и других характеристик.
Социологическая наука, как мы видели выше, также рассматривает общество в динамическом аспекте его существования, демонстрируя, однако, более конкретный подход к нему. Социологию интересует уже не способность к саморазвитию вообще, а реальное воплощение этой способности в социальных системах определенного типа и вида.
Так, социология феодализма анализирует законы генезиса данной системы общественных отношений, фазы ее саморазвития, перехода от "раннего" феодализма к "позднему", механизмы ее постепенного саморазрушения, превращения в иной тип общественного устройства. Конкретная социология идет еще дальше, изучая устойчивые, воспроизводимые особенности саморазвития, присущие не типам общественной организации, а реальным социальным организмам - интересуясь, к примеру, динамикой реформ и революций в развитии российского общества, механикой столь частых в России "революций сверху" и т.д.
И снова: мы не можем утверждать, что во всех этих случаях социология изучает некий феномен истории, отличный по своим свойствам от "положенного" ей по предмету общества. Нельзя считать процесс саморазвития любого общества - будь то "общество вообще", определенный социальный тип или конкретный социальный организм - некоторой отличной от него реальностью, обладающей иными свойствами и признаками. Подобный процесс представляет собой всего лишь динамический аспект существования общества, реализованную способность к саморазвитию, свойство общества, образующее одну из граней его сущности. В этом плане общество неотделимо от своего развития (равно как и строения и функционирования) так же, как сущность неотделима от раскрывающих его свойств.
