В частности, нам предстоит ответить на сложнейший вопрос о правомерности субъектного понимания общества: его рассмотрения не в качестве институциональной матрицы, "поля" взаимодействия социальных субъектов, но в качестве самостоятельного субъекта - носителя социальной активности с присущими ему потребностями, интересами, целями и т.д. и т.п. Все это потребует от подобного анализа давней полемики "методологического коллективизма" и "методологического индивидуализма" с их аргументами "за" и "против" существования интегративных групповых субъектов деятельности, не сводящейся к действиям и взаимодействиям образующих их индивидов.
Не менее сложные проблемы встанут перед нами и в связи с анализом форм социальной объектности, проблемой "ситуативной объектности" субъектов и бестелесных организационных связей, различением объектов и предметов деятельности, анализом функционально специализированных классов предметности в виде "вещей" и "символов" и т.д.
Но все это будет ниже, когда мы установим исходные свойства социальной субстанции и перейдем к рассмотрению развитых дифференцированных форм социальности. Пока же, анализируя простейшую модель действия, мы можем удовлетвориться столь же простыми исходными определениями субъекта и объекта, охватывающими родовые свойства "субъекта вообще" "объекта вообще" в их взаимной соотнесенности.
С учетом этой оговорки мы определим субъекта как "инициирующую сторону" деятельности, носителя деятельностной способности, с которым связаны ее пусковые и регулятивные механизмы.
Что же касается объекта, то он представляет собой "инициируемую сторону" деятельности, то, на что направлена деятельностная способность субъекта, отсутствующая у объекта.
Читатель, знакомый с историей философии, без труда обнаружит, что эти определения субъекта и объекта восходят к традициям классической европейской гносеологии, заложенным Рене Декартом, который понимал субъект как активное начало познания, а объект - как "материал" познавательной активности, инициируемой и направляемой субъектом.
Вполне принимая такую позицию, мы должны внести в нее лишь уточнения, связанные с отличием субъекта и объекта, интересующих социальную философию, от субъекта и объекта в их гносеологической и психологической интерпретации.
Суть данного уточнения уже обсуждалась нами выше. Оно связано с деятельной природой человеческого сознания, целенаправленной продуктивностью мыслительных актов и прочих форм психической активности. Все это позволяет логикам, гносеологам, психологам обнаруживать наличие субъект-объектного опосредования в человеческих раздумьях, воспоминаниях, актах внимания и утверждать, что даже в случае, "когда сознание направлено на мир собственных переживаний... предмет (в данном случае состояние сознания) и познающий субъект не сливаются, а отделены друг от друга" [2].
Очевидно, что структуры реального социального действия качественно отличны от подобной "мыследеятельности", субъект которой "урезан" до чистого сознания, моделирующего мир путем целенаправленного продуцирования и преобразования идеальных объектов. Предметность как атрибутивная характеристика деятельности всецело распространяется на образующие ее компоненты: как субъекты, так и объекты социально значимой активности людей.
В самом деле, мы не можем подобно школам "доброго старого" идеализма редуцировать субъектное начало истории к духу, абсолютизировать активность сознания, превращать его в трансцендентального субъекта, творящего из себя социокультурную реальность. Реальный субъект истории предстает перед нами как "мыслящая материя", имеющая свою субстратную определенность, свое органическое (в случае с индивидом) и неорганическое "тело" (в случае с интегратив-ным субъектом - об этом ниже).
Точно так же и класс объектов, которыми оперирует такой субъект, не ограничивается имманентными сознанию идеальными конструкциями, но включает в себя объекты, процессы и связи реального мира, преобразуя которые человек адаптируется к среде своего существования.
Не растворяя субъект-объектную структуру социального действия в структурах "чистого" сознания, мы должны, с другой стороны, помнить о том, что вне и помимо последних нет и не может быть ни субъектов, ни противостоящих им объектов. В самом деле, не только в деятельности людей, но и в активности животных и даже в столкновении физических тел мы без труда обнаружим различие инициирующей и инициируемой, "активной" и "пассивной" сторон взаимодействия, с которыми мы связали искомое различие субъекта и объекта социального действия.
Но значит ли это, что ветер, ломающий деревья, или корова, щиплющая траву, заслуживают названия "субъекта"? Отрицательный ответ на этот вопрос исходит из убеждения о том, что статусом субъекта обладает носитель не всякой, а лишь целенаправленной активности обладающий сознанием и волей, опосредующими его связь с объектом деятельности.
В дальнейшем, когда мы перейдем к более конкретным характеристикам социальной субстанции, сознание (в виде своих объективированных, интерсубъе|ктивных состояний - эстетических канонов, норм морали, права, истин науки) будет претендовать на роль самостоятельного, отличного от индивидуального субъекта компонента общественной организации. Пока же оно выступает как имманентное субъекту свойство, его способность к целепостановке и целеосуществлению, реализуемая посредством воздействия на определенные объекты.
Итак, структурная спецификация любого простейшего акта человеческой деятельности обнаруживает в нем субъекта - носителя дея-тельностной способности, инициирующего и направляющего ее осуществление, и реальный объект его целенаправленной предметной активности. Этими двумя "частями" и ограничивается набор структурных компонентов социального действия, в котором отсутствуют многие компоненты, присущие более сложной форме деятельности взаимодействию, о котором мы поговорим ниже.
