Все принявшие сходни «Нэлли» и оставшиеся стоять на небольшой пристани Угольной деревни мужчины были молодыми, крепкими, и все носили оружие. В основном рычажные «леферы» с «мартелями» и ещё какие-то длинные, явно местного кустарного производства. Почти все мужчины щеголяли голыми торсами, накинув на плечи шкуры каких-то хищников или просто вязанные плащи с капюшонами. Штанам же предпочитали набедренные повязки, а обувь и вовсе плели из тростника, наверное. Возглавлял их одетый вполне прилично чернокожий, вооружённый длинным копьём, которое, скорее всего, было даже не оружием, но служило для обозначения его статуса.
По совету капитана, мы с Кукарачей спустились вместе с ним по сходням. Видимо, военных тут уважали, и гном решил, что наше присутствие добавит ему авторитета на переговорах. Как только мы сошли на берег, капитан обратился к вождю с короткой речью на местном наречии — я не понял ни слова, однако раз нас пригласили в большой и самый крепкий из домов деревни, значит, начало переговорам положено.
Мы расселись за круглым столом: вождь, чья одежда аурелийского покроя смотрелась странно, мы с Кукарачей и наш капитан. Кроме вождя от местных, был ещё кто-то вроде жреца или шамана — чернокожий в длиннополом балахоне, скрывающем его фигуру полностью. Он брил голову начисто, сняв даже брови, а на носу его красовалась стальная оправа от очков, но почему-то без линз. Наверное, очки тут считались признаком мудрости. Выглядело немного комично, если не ловить взгляд самого шамана или жреца — внимательный и весьма недружелюбный. Каждый раз, когда он смотрел в глаза, казалось, что это хищник, оценивающий тебя. Прикидывающий, добыча ты или же достойный противник.
— Мы продадим вам уголь, — радушно заявил вождь, легко переходя на язык Аурелии, — у нас его полно в ямах лежит. Хорошо, что он не портится.
— А отчего же его так много? — спросил Кукарача. — Скверные времена настали?
— Прежде к Большому мосту шли баржи одна за одной, — посетовал вождь, говорил он довольно свободно, особенно когда привыкаешь к манере коверкать слова, — он жрал людей как Я-Те-Вео[8]. Ненасытная утроба!
Большой мост — единственный мост через Великую реку, за который постоянно идёт самая настоящая война. Без перерывов она длится уже больше десяти лет: контроль над переправой оспаривают Коалиция и Альянс, не желая уступать стратегическое преимущество. Воистину ненасытная утроба у войны — сколько в неё жизней не кидай, а ей всё мало будет. Здесь кровь льётся — не хватило, теперь ей и Аурелию подавай.
— Так что же, драка за мост закончилась? — удивился наш капитан.
— Теперь по Реке никто не возит туда ни людей, ни грузы. Боятся демона.
— Демона? — кажется, вопрос задали мы все трое хором.
— Выше по течению, между нами и мостом поселился демон, — впервые вступил в разговор шаман. Говорил он куда чище вождя и слов почти не коверкал. — Его породила кровь, пролитая в воды Реки на мосту, и жизни, что были отняты там, и страдания тех, кто умирал там в муках. Теперь он жрёт всех, кто идёт по Реке к мосту. Прокляты те воды, и покуда мост не рухнет в Реку, никому более не пройти к нему.
— И откуда стало известно о демоне?
— Корабли пропадать стали, — пожал плечами вождь, — сначала грешили на разных бандитов речных — хватает у нас в округе всякого люда. Военные суда не трогали — все думали, боятся их пушек и пулемётов. А потом пропала целая баржа с солдатами. Даже не пропала, её прибило к опоре моста. Пустую. Почти. Там только двое или трое остались — и те разума лишились напрочь. Бормотали о тумане над водой и руках, что лезут из стен и утаскивают в туман.
— А вы откуда знаете об этом? — спросил я.
— Тех бедолаг, что пережили нападение демона, нам на попечение оставили, пока за ними сушей не приехали, — пояснил вождь, — Они как с баржи сошли, обратно ни в какую: дрались, орали, бились в судорогах, пена изо рта шла.
— Демона боялись, его тень висела над той баржой, — добавил шаман.
И всё же мы пренебрегли их предупреждениями, заполнили ямы углём, который нам продали за бесценок — всё равно никому он тут не нужен. Печей, несмотря на ночной холод, тут не было, местные обходились дымными очагами.
Сразу после отплытия мы собрали импровизированный военный совет прямо на шканцах. Капитан сам стоял у руля, отправив нескольких матросов высматривать первые признаки появления тумана. Кукарача зачем-то приказал расчехлить пушку, хотя вряд ли трёхдюймовое орудие поможет против демона. Пеппито и Эрнандес занялись этим, а Чунчо со Святым забрались к нам на шканцы. Полковник вкратце пересказал им нашу беседу с вождём и шаманом Угольной деревни, и тут Святой удивил всех.
— Нет там никаких демонов, — заявил он. — Этот трюк проворачивали речные пираты на Мараньоне, и довольно долго им сопутствовала удача. Мараньон — самая большая река на юге Ариша, вроде Великой реки, но течёт почти строго с запада на восток и впадает в океан. По ней тоже ходят целые флотилии, а по берегам растут джунгли, зовущиеся сельвой и полные разных диких племён. Вот одно из этих племён или даже несколько повадились так разбойничать на Мараньоне. Туманы там — во влажных джунглях — явление нередкое, да и шаманы их, когда надо, наколдовать могли, и когда через область, затянутую туманом, проходили корабли в богатым грузом, дикари тихонько подплывали к ним на лодках, а потом начинали кошмарить команду. Сначала стаскивали за борт зазевавшихся матросов и пассажиров, потом били стёкла в иллюминаторах и убивали случайных жертв ударами копий, могли ночью забраться на борт и перерезать вахту у штурвала. В итоге, на корабле начиналась паника и он терпел крушение где-то в землях тех племён или их союзников. А дальше с людьми расправлялись самым жестоким образом: кто-то отправлялся в котёл, кто-то в постель к вождям и их приближённым. Имущество же разграблялось. Выпотрошенные остовы кораблей только играли им на руку, поддерживая легенду.
— И как же всё выяснилось?
— О, — встрял Чунчо, перебив уже открывшего рот Святого, — это даже я знаю. Где-то всплыли вещички с пропавших кораблей, кое-кто сложил два и два, потряс кого надо и до деревень тех племён добрались колониальные войска. Драка, говорят, была жаркой!
— Два года ушло на то, чтобы уничтожить все деревни тех племён, — добавил Святой. — Сельву выжигали огнемётами. И всё равно, поговаривают, что солдат колониальных войск полегло вдвое больше, чем дикарей. Даже если считать всех убитых в деревнях — с женщинами и детьми. А тогда не пощадили никого.
— Весьма поучительно, — кивнул Кукарача. — Говорят, ту операцию разбирают в военных академиях Аришалии. Но как это поможет нам?
— Мы предупреждены, полковник, — усмехнулся я, — а значит, вооружены. Осталось только выбрать верную стратегию поведения.
Туман пришёл на второй день после того, как «Нелли» ушла из Угольной деревни. Он мгновенно сгустился так, что вытянутую руку видно не было, и это стало для нас сигналом. Никто больше не шатался без дела по палубе: матросы ходили группами по трое-четверо, и один из них всегда был вооружён. Как правило, это были рычажные винтовки Лефера или Мартеля — капитан открыл арсенал, но там даже «арканов» не нашлось, только такое вот старьё. Правда, содержали их в идеальном состоянии, так что осечек быть не должно. Однако куда важнее был пулемёт — тоже старенький, видавший виды, но всё ещё надёжный «мартель», установленный на шканцах. Его до поры спрятали за высоким ограждением капитанской рубки. За ним сидел Чунчо, а гномы — сам капитан или первый помощник — были при нём за второго номера. Пеппито, Эрнандес, Кукарача, Святой и я сам улеглись вдоль бортов «Нэлли» с оружием наготове. Как только кто-то из дикарей сунется на борт, его ждёт весьма тёплая встреча.
Первым посчастливилось столкнуться с врагом мне. Сначала они подплывали в тумане к «Нэлли», и, лёжа у борта, я слышал, как их лодки стукаются об её корпус. Потом принялись бить в барабаны и завели какой-то дикарский напев. Затем обрушились на борта парохода, колотя по ним вёслами и, наверное, вообще всем, что под руку попадётся — лишь бы потяжелее. Даже зная о том, что это дел рук людских, всё равно где-то внутри задавался вопросом — а что, если нет? что, если это демон обрушил на обшивку «Нэлли» свою тысячу кулаков. И лишь когда через борт перепрыгнул первый вооружённый копьём дикарь, сомнения оставили меня.
