– Ты очень любишь свою маму, она у тебя одна, – малыш, хмуро смотрящий на нее, придвинулся и прижался к моей ноге, – папу ты совсем не помнишь, а бабушка с дедушкой у тебя есть?

– Мы с ними не общаемся.

– А ты бы хотел с ними общаться? – малыш неуверенно пожал плечами.

– Они маму обидели, поэтому, наверное, нет, разве что только одним глазком на них глянуть, – вот так и узнаешь, что твой ребенок чувствует себя одиноким и ему хочется увидеть бабушку с дедушкой.

Мне стало обидно еще и за него, за себя-то я уже все оплакала. А не легко узнать, что отец решил тобой торговать. И я сейчас не про обычный договорной брак, тут я бы и слова не сказала. пошла бы замуж и была бы правильной дочерью, воспитание, чтоб его. Нет, за два дня до свадьбы я услышала, как мать молила отца не отдавать меня этому старику, ведь он уже еле ходит, на что отец сказал, что я отработаю и сглажу ему последние дни, а они за это поправят дела в хозяйстве. А вот после смерти зятя, они дочь отдадут за другого компаньона отца, тот давно на нее заглядывается, да он не так богат. А хотя может и не замуж, а так женихом и невестой побудут, ведь я уже не девочка буду. А там посмотрим.

Мать рыдала, умоляла не делать такое с дочерью. На что он просто оторвался на нее, чтобы она закрыла рот. Тогда он поднял руку на мою мать, я же закрылась в комнате и не прекращала рыдать, понимая, что в западне. Но не тут-то было, ночью пришла мама, погладила меня по голове, вытерла слезы и прямо спросила: «Какую ты хочешь себе судьбу? Что готова сделать, чтобы жить, как захочешь?». В тот момент я ответила так, как твердил разум и сердце, что сделаю все, что потребуется!

После мама собрала меня, дала денег, все что смогла взять, не привлекая внимание отца, еду и вывела меня из дома, а наш старый сторож, открыл мне калитку, от которой, умирая от страха, я побежала подальше. Ведь утром за мной помчится погоня, отец такого не простит. Я убежала, сменила три города, ушла в другое баронство, самое далекое и забытое на границе с чужаками и уже там из Хелены Вивальдис, аристократки, превратилась в обычную горожанку, сиротку Хелену Вивальди, ведь в дороге я была просто «эй, ты!».

Я училась считать деньги, зарабатывать их, готовить, и довольствоваться малым, я сцепляла зубы, пыталась не отчаиваться и сделать все, чтобы выжить и жить. Правда, получалось только выживать и существовать, но все временно, и этот период моей жизни также прошел.

В своих мыслях я пропустила момент, когда Анита стала рассказывать моему сыну сказку, и вот он уже сидит рядом с ней на подстилке и перебирает цветы, слушая ее тихий голос, при этом чему-то улыбаясь. Я непонимающе оглянулась на Кьелла, а тот одними губами проговорил:

– Все нормально, она не причинит ему зла, – и я, чуть успокоившись, посмотрела на своего сына, изучая такие родные черты лица, эти непослушные взъерошенные волосы, которые не всякая расчёска возьмет. Вот сын повернулся ко мне и взглянул своими ярко-синими глазами, улыбнулся немного смущенно, я улыбнулась в ответ.

– Вы можете пока пройтись, мы тут с Даниэлем еще немного поболтаем, не переживай, Хелена, он в безопасности, – угу, конечно, так любая мать и перестанет переживать, стоит ей сказать эти заветные слова.

Кьелл, видимо, тоже решил, что стоять тут - не особо хороший план, поэтому предложил пока сходить на площадь. Далась им всем эта площадь, тоже мне, центр всего. Ворчу, но иду обратно, каждые несколько шагов нервно оглядываясь.

– Если с ним что-то случится, я тут все разнесу, – на всякий случай решила пригрозить своему спутнику, он выразительно глянул на меня, видимо, примеряя, что может сделать воробей, но серьезно кивнул.

Правильно, потому что с безутешной матерью никто сравниться не может, это же, как торнадо и потоп в одном лице. Потом я вспомнила про Юнаса, который мушкой ходил за нами, не проронив ни слова.

– Юнас? – парень встрепенулся и посмотрела на меня, он шел сзади, поэтому мне приходилось чуть оборачиваться, – а тебе Анита помогла?

– Кошмаров больше нет, – осторожно объяснил он, я же глянула чуть внимательней.

Какие могут быть кошмары у ребенка, после смерти матери и того, что отец его выгнал, я промолчала, только взяла его за руку, как Дани и большим пальцем погладила его ладошку, хотя это было сложно, рука ведь намного больше. Мальчишка закаменел и так и шел, дыша через раз, ничего, я думаю, ему это надо, он, как потерянный ребенок в толпе, вроде и не один и не страшно, а все равно одинокий.

Так и шла, размораживая одного, после общения с этим Ледяным, а этот и виду не подал, что я делаю что-то не то или странное, вот и хорошо, а то я бы с радостью рассказала ему, что я думаю о взрослых детях.

На площади Кьелл предложил пойти посмотреть второе большое здание, напротив дома советов, местную Академию и научный центр в одном флаконе. Здание было очень интересным, особенно меня впечатлили фрески из жизни народа. Мы гуляли вдоль стен, где была вся история народа норманн. Особенно меня заинтересовали крайние изображения. Я могу ошибаться, но это похоже на побег из дома, который уничтожен и приход в новый дом.

– Расскажешь когда-нибудь вашу историю? – продолжая смотреть на фреску, тихо спросила у мужчины, стоящего за спиной.

– Когда-нибудь… – не отказал, и то хорошо.

В научный центр меня не пустили, там, видимо, стратегически важная информация, студентов отвлекать мы тоже не стали, как и школьников. Оказывается, в этом здании, гордо именованной Академией, училась и мелкота. У меня сразу закралась мыслишка, может сына отдать в школу, если, конечно, его как не норманна, туда возьмут. Я уже было созрела спросить у Кьелл, но он меня удивил.

– Дани подходит по возрасту и начальным знаниям для школы, если ты захочешь, он сможет учиться здесь, – я очень хочу, я хочу прыгать от счастья, потому что мне не пришлось просить. И я не выступаю в роли просителя и бедного родственника, он сам предложил.

– Это хорошая идея, – полное спокойствие. Я само величие (и рядом не стояло, но в мыслях можно), скачущая в душе (хорошо хоть не в реальности).

– Юнас, вы с Хеленой пойдите попробуйте соки или коктейли, а я пока переговорю по поводу Дани, а потом пойдем за малышом, – я бы хотела присутствовать при разговоре, касающемся моего сына, но вовремя промолчала, может, он будет уговаривать взять обычного человека в школу, зачем мне лишний раз слушать неприятные вещи. Просто потом основательно расспрошу, точно ли к Дани будут хорошо относиться и не будет ли конфликтов.

Маленькое кафе находилось совсем рядом, соседнее здание и вроде как стояло на территории осени. В кафе за прилавком стоял краснокожий мужчина (про рост вы уже поняли), а где-то рядом суетилась маленькая женщина, расставляя разные безделушки и поправляя букеты с цветами. При этом краснокожий внимательно за ней следил с еле заметной улыбкой, которая больше даже в глазах была видна.

Юнас, видя, что я не разбираюсь в местных соках и коктейлях, предложил выбрать на его вкус, я согласилась, только попросила не сильно радикальные вкусы.

– Тут еще мороженое очень вкусное, – доверительно сообщил он мне, при этом согнувшись как вопросительный знак.

Мне очень хотелось предложить ему взять еще и мороженое, но есть один нюанс, я без денег (хотя я даже не уверена, что у них такая же валюта как у нас) и как можно сказать «возьми мороженное», если мне нечем платить?

– Юнас, а как тут расплачиваются? – в клуб, Хелли, тебе прям уже горит, как туда надо.

– Каждый воин, как и житель имеет свою долю в общем капитале, – видимо, это Кьелл ему объяснил, слишком правильно звучит, – в каждом магазине у всех свой счет, – и тут, видимо, он не дослушал, потому что беспомощно посмотрел на меня, а потом так тихо, – только Кьеллу не говорите, что я не запомнил, он мне три раза это объяснял, но эта экономика и устройство общества меня вгоняют в сон.

– Как же я тебя понимаю. Я - партизан, так что никто ничего не узнает, – я ему подмигнула, подбадривая, признался и то хорошо, – так мы будем с тобой платить или потом Кьелл заплатит?